Те, кто служил в Советской Армии, конечно, догадались, что на этот раз речь пойдет о приснопамятной "дедовщине". В разных войсках и в разных частях она проявлялась по разному: где-то доходила до откровенных издевательств, а где-то не выходила за цивилизованные рамки. Например, в стройбате сержантский состав подбирался по силе, росту и размеру кулака; самому пришлось наблюдать такую субординацию; первый раз в аэропорту Магадана, а вторично в Угольных Копях, где стояла стройбатовская часть. А в воинских частях, где требовалось более высокое образование, там "дедовщина" принимала достаточно мягкие формы. К таким частям относилась и наша в/ч 93985. Даже мы, шофера, были со средним образованием, а в то время в стране еще не приняли закон "О всеобщем среднем образовании". Были ребята, окончившие техникумы, а были и с высшим образованием, даже в нашем хозвзводе.
Но, вернемся к заголовку. Полностью он звучит так:"Здесь спит дед. Просьба: не кантовать, при пожаре выносить первым". Конечно, такие записки на кровати никто не вешал, но встать с кровати попозже в нашем взводе практиковалось постоянно. Если мне не надо рано на выезд, то почему бы не поваляться, не подремать в свое удовольствие. Кто служил в армии, те знают, что сержантский состав дневальный поднимает за 15 минут до подъема. Ни единого раза не встал заблаговременно. Подъем был в семь часов, в семь часов и поднимался, пока молодые одевались и строились, я уже стоял в полной форме перед строем. Когда перестал быть замкомвзвода, то часто, с другими "дедами" спал до без пятнадцати девять. В девять часов, в летний период, построение части было на плацу, а мы уходили в столовую завтракать, а потом через кухню в гараж. Если дежурный по части офицер "докапывался" до спящих после подъема, то кто-нибудь из молодых объяснял, что спят шофера, поздно вернувшиеся с выезда, или всю ночь ремонтирующие технику. Попытки "дедов" из других подразделений последовать нашему примеру пресекались дежурным по части на корню.
Второй льготой хозвзводовских "дедов" была "дедовская" пайка к ужину. Ее возникновение уходит в историю и о ее рождении можно делать лишь предположения. Что и попытаюсь. Воинская часть появилась в 50-е годы. Значительная часть солдатиков набиралась из девушек. Надо полагать, что и поварами и хлеборезом были девчонки. А вот хозвзвод и шофера, исключительно, состояли из парней. Самым продвинутым автомобилем, в те времена, был ЗиС-151. Мне тоже далось поуправлять этой удивительной машиной. А я уже писал, что все было с колес и с подвоза. Участь шоферов, в те времена, была не завидная. Если мы на "шестьдесят шестых" и на "Уралах" после пурги выматывались до крайности, то, что говорить о ЗиС-151. Вот девчонки и подкармливали хозвзводовских, на которых висела трудная задача, в тяжелых условиях обеспечивать жизнеспособность воинской части, а самая тяжелая ее часть на опытных "дедах".
"Дедовская" пайка состояла из двух кусков черного хлеба, один обязательно с корочкой, и между ними граммов десять сливочного масла. Как только выходил приказ, и согласно приказа "рождались" новые "деды", в тот же день хлеборез выдавал нужное количество "дедовских" паек, даже, если сам хлеборез становился, согласно тому приказу, "дембелем". Каждые полгода по части, в связи с "дедовскими" пайками хозвзвода проносилось шипение недовольства, и тогда, кто-нибудь из офицеров на построении поднимал вопрос о недопущении такого постыдного дела. Тем и заканчивалась борьба с мелкобуржуазными проявлении среди передового отряда строителей коммунизма. Кто-то из офицеров напрямую спросил у меня о важности и нужности для меня оной "дедовской" пайки. Естественно, что для нас она была не суть важна, мы могли молодого послать на продовольственный склад за сгущенкой или курагой, заказать повару к после отбойному уикенду с вином тушеной картошки. Но здесь важна не сама пайка, а важно не нарушать традиции. Когда Гагарина везли на стартовую площадку, то он попросил остановить автобус, чтобы справить малую нужду на степном просторе. Про Терешкову не знаю, а все мужики повторяли за Гагариным все, что тот делал, в своем успешном полете. Вот и я ответил: не мы установили эту традицию, не нам ее и отменять!
Еще одним отличием старослужащих были два хомутка заклепками наружу на поясном ремне. Что вызывало чуть ли не гнев у офицеров - уставных буквоедов. Как и кокарда на шапке, вместо звездочки. Но этот вопрос был решен в пользу "дедов" и к стыду вредных начальников. В 1974 году вышел приказ министра обороны о нарукавных нашивках и замене звездочек на шапках кокардами. А вот с загибом бляхи некоторые товарищи офицеры продолжали бороться. У нас опять отличился Шурка Евдокимов. При заступлении в наряд дежурный по части капитан Стожко приказал ему выйти из оружейки и разогнуть бляху. Шурка вышел в спальное помещение и так хряснул бляхой об пол, что та стала совершенно плоской. Вернулся, доложил о выполнении приказа. Капитан потребовал загнуть бляху, на что Шурка ответил о невозможности угодить капризному капитану Стожко, так и ходил до "дембеля" с плоской бляхой. А когда кто-нибудь из офицеров спрашивал о ее плоскости, то Шурка отвечал, что сделать ее такой приказал капитан Стожко.
В свою очередь я заменил пилотку на фуражку, загнув ее по последней солдатской моде и отрастив кудрявый чуб, завивающийся из-под козырька. Однажды меня остановил начальник штаба майор Пшеничный.
- Беляев! Это еще что за казачество?
- Наше, товарищ майор, сибирское!
- А ну поправь фуражку!
Снял, покрутил, помял немного... Больше для вида. Надел.
- Разрешите идти.
- Идите.
Если кто-то из офицеров говорил о нарушении мной уставных положений, то я предлагал ему сходить в штаб и посмотреть на плакат, где изображен солдат в парадной, повседневной и полевой форме. Пилотка относилась к полевой, а фуражка к повседневной.
Мое ношение фуражки закончилось неожиданно. Мой авторитет среди солдат всех призывов был такой большой, что, хотя я и не вмешивался в командирские дела нового замкомвзвода, но, оставаясь фактическим лидером, сильно мешал товарищу, так сказать, разлагал дисциплину. Поэтому на одном из построений было приказано: фуражку изъять, выдать пилотку, зубную щетку, зубную пасту, кусок туалетного мыла, сапожную щетку и банку сапожного крема.., и к вечеру, чтобы духа младшего сержанта Беляева в части не было. Ничего, конечно, мне не выдали, а вечером отбыл на КП дивизии, где поселился в казарме телеграфистов. Здесь был назначен "прорабом". Мне давали солдатиков и я занимался ремонтом помещения и строительством гаража для двух автомобилей. Потом выполнял дембельский аккорд - рисовал на конкурс стенную газету, посвященную очередной годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции и собственный дембельский альбом. В наряды не ходил, оружия и противогаза не имел. Командиром надо мной был майор, командир телеграфа, фамилию которого запамятовал, с прапорщиком Кравчуком, старшиной телеграфа, были на равных. Он долго откликался, когда слышал в казарме зов: старшина! Потом до него дошло, что когда был нужен он, то кричали: товарищ старшина!
