Вера Мухина прожила удивительную судьбу, достойную многочисленных экранизаций. Великий скульптор пережила несколько вынужденных пластических операций, помогала оперировать собственного сына на кухонном столе, чтобы спасти ему жизнь, а многомиллионное наследство потратила на оборудование медицинской лаборатории для любимого супруга.
Эта уникальная женщина создала одни из самых известных в мире скульптурных произведений, но никогда не бралась за бюст Сталина.
Родилась Вера Игнатьевна Мухина в Риге в семье известного коммерсанта. Сказать, что на тот момент ему принадлежала половина Риги, — значит, сделать лишь небольшое преувеличение. Верочка с сестрой воспитывалась в поистине царских условиях.
Она получала все, что хотела. Родители не только души друг в друге не чаяли, но и баловали двоих любимых дочерей. Увы, семейная идиллия длилась недолго. Сначала умерла мать девочек, а после ушел отец. Четырнадцатилетняя Вера и ее сестра Мария остались круглыми сиротами. Но родственники не оставили девочек. Их забрал к себе дядя по отцу, он сделал все, чтобы племянницы ни в чем не нуждались и получили достойное образование.
Повзрослевшие девушки стали жить в Москве, выезжать в свет, являться на балах и блистать в обществе. Сестры пользовались огромным успехом у юношей. Они были бойкими, хорошенькими и очень богатыми. Но случилось несчастье.
Катаясь с горок зимой, Вера случайно врезалась в дерево. Она очень сильно ушибла голову и повредила лицо. Засохший сучок буквально отсек девушке нос, который местный врач пришил суровыми нитками. Когда Вера очнулась, от нее спрятали зеркало, боялись, что девушка наложит на себя руки. Вера тайком смотрелась в металлические отражения на кромке ножниц, которыми ей позволили разрезать бинты. Этого оказалось достаточно. Вера надолго заперлась дома.
Как любой юной девушке с обезображенным лицом ей в тот момент казалось, что жизнь кончена. Она стеснялась показаться людям на глаза, сидела одна в комнате и рисовала, рисовала, рисовала…
Вера всегда увлекалась искусством, любила работать с красками и с интересом посматривала на работы скульпторов. Она мечтала поехать в Париж, учиться. Но строгий дядя сурово одергивал: ни в коем случае, одной в большом городе, среди богемы и людей искусства…
Нельзя-нельзя, можно себя скомпрометировать. Но теперь эти возражения потеряли всякое значение. Дорогой дядя мечтал порадовать племянницу хоть чем-то. К тому же он узнал, что в Париже можно сделать пластические операции и вернуть Вере привлекательный облик.
Так и случилось. Вера перенесла семь пластических операций, врачи полностью перекроили ей лицо. И все же девушка не была довольна. Ей казалась, что с новым грубым мужеподобным лицом никто не сможет ее полюбить.
Но сила духа, талант и внутренняя глубина потихоньку брали свое. Что толку убиваться по хорошенькому личику, если ты в Европе, и можешь, наконец, учиться создавать скульптуры? Посягнуть на сугубо мужскую вотчину? Вера занималась в частной студии Коларосси и параллельно посещала Академию Гранд Шомьер, в которой училась у французского скульптора-монументалиста Э. А. Бурделя.
Тогда же девушка познакомилась с беглым революционером-террористом Александром Вертеповым. Они увлеклись друг другом, но вскоре Вере пришлось вернуться в Россию. Воссоединиться с возлюбленным она уже не смогла: началась война, Вера не могла выехать за границу, а герой ее романа вскоре погиб на фронте.
Девушка в годы войны также не стала сидеть сложа руки. Она пожелала помочь русским солдатам, окончила курсы медсестер и бесстрашно ассистировала на сложных операциях, не боясь ни грязи, ни крови. Такой ее встретил и полюбил будущий супруг Алексей Замков.
Это был храбрый и решительный человек со стальной волей. Алексей происходил из очень бедной семьи, настолько нищенствующей, что порой им приходилось побираться. Замков всего, что имел, добился сам, огромным трудом. Он смог выучиться на врача и в годы первой мировой войны ушел на фронт военным хирургом. Там они и познакомились с Верой. А после окончания войны – поженились.
Первые годы супружества оказались для пары самыми голодными, но они лишь сплотили любящие сердца. Молодые супруги не боялись никакой работы, жили тем, что привозил Алексей из родного села Борисова, где вел врачебный прием. Селяне расплачивались с ним молоком и картошкой. Так и выживали.
Вскоре у молодой пары родился сын Волик. Принимал роды счастливый отец. Потихоньку налаживался быт, выправлялась ситуация с деньгами. Но судьба преподнесла супругам новое испытание: у четырехлетнего Волика диагностировали туберкулез кости.
Врачи уверяли, что шансов нет, надо готовиться к худшему, мальчик непременно умрет. Но отец рассудил иначе. Он прооперировал сына сам, прямо дома. На кухонном столе. Ассистировала отчаянная мама. Лечение прошло настолько успешно, что через несколько лет мальчик смог отказаться от костылей и ходить самостоятельно.
Дела у его родителей также шли в гору. Мухина в 1925 году получила в Париже гран-при за коллекцию элегантной женской одежды, изготовленной из грубых материалов – ткацкого сукна, бязи, холста и бумазеи. Пояса были оформлены крашеным горохом, а пуговицы — выточены из дерева. Коллекция произвела фурор, увы, ни Мухиной, ни соавтору коллекции не удалось насладиться успехом – их из страны не выпустили.
Но на этом блистательный путь Веры Игнатьевны в искусстве не окончился. Вскоре ее скульптура «Крестьянка» была удостоена первой премии на выставке, посвященной 10-летию Октября (сегодня статуя хранится в музее Ватикана). Известно, что крупные руки крестьянки Мухина лепила, любуясь супругом. Это его мускулы условно «перекатываются» на мощных предплечьях женской фигуры.
А самой знаменитой композицией Мухиной, естественно, стал монумент «Рабочий и колхозница», который был создан ко Всемирной выставке 1937 года в Париже. Несмотря на гигантские размеры, скульптура словно парила в воздухе. Эффект стремительного движения, высокого полета усиливал «развевающийся шарф» за спиной колхозницы. Говорят, кто-то из чиновников разглядел в шарфике крамолу, мол, в складках ткани угадывается профиль Троцкого. Говорят, за день до отправки монумента в Париж Сталин тайно приезжал в мастерскую полюбоваться на «профиль».
Ничего не нашел, посмеялся и дал добро на отправку скульптурной группы во Францию. Она потрясла воображение всех участников выставки. Немецкие художники до последнего не монтировали свой монумент, чтобы их символ – орел на свастике — оказался выше советских серпа и молота. Но эта хитрость им ничем не помогла.
Рабочий и колхозница горделиво воспарили над французской столицей, вдохновив Пабло Пикассо на восторженные строки: «Как прекрасны советские гиганты на фоне сиреневого парижского неба».
Международный триумф во многом помог Мухиной и ее супругу. Когда над Замковым начали сгущаться тучи, великие успехи Веры Игнатьевны послужили ему индульгенцией.
А дело было так: карьера Замкова резко пошла вверх, когда он создал гравидан. Сегодня это препарат-легенда, который помогал увеличить работоспособность, вызывал мощный прилив сил – после его приема пациент мог трудиться до 14 часов без перерыва. Замков пытался лечить гравиданом многие заболевания, в том числе бесплодие, сниженную потенцию, раковые опухоли.
Запротоколированы случаи исцеления с его помощью психических расстройств. Замков верил в свой препарат необычайно. Многие приходили к нему воспользоваться чудо-лекарством, в том числе представители культурной и партийной элиты. Разумеется, медицинский бомонд успехи Замкова вскоре стали раздражать. Началась травля. Да такая, что Алексей с семьей хотел бежать из страны. Он был пойман прямо на вокзале и на три года сослан в Воронеж. Вера поехала вслед за мужем.
Вскоре, благодаря заступничеству Горького, Алексея вернули из ссылки, дали ему огромную квартиру и позволили открыть в Москве лабораторию, которая после станет институтом гравиданотерапии. Мухиной даже разрешили потратить наследство, хранившиеся в швейцарских банках, на медицинское оборудование для института.
Как рассказывала внучка Веры Игнатьевны Марфа Замкова:
— Приданое у сестер Мухиных было весьма солидным. У каждой примерно по 10 миллионов долларов. Тех еще долларов, довоенных. Отец мне рассказывал, что оборудование института было лучшим в стране. Там был даже первый электронный микроскоп.
Но обласканы властью супруги были недолго. Вновь начались споры и страсти вокруг гравидана. При разгроме института упомянутый микроскоп благополучно сбросили со второго этажа, а самого Замкова в 1941 году вместе с семьей отправили в эвакуацию на Урал, иначе говоря, вновь сослали. До конца жизни опальный доктор находился под присмотром бдительных органов.
Замков мечтал помочь своим гравиданом раненым, рвался на передовую кем угодно, хоть фельдшером. Но его не пустили. Без работы Замков мучился, томился и умирал.
Он с грустью писал своей любимой Вере, которую как ведущего скульптора страны вскоре снова вызвали в Москву:
«Милая Веруша, мое пребывание здесь равносильно гибели. Я превратился в старика, которого едва держат ноги. Я не верю, что мне опять удастся возродить дело с гравиданом. Столько борьбы, сколько пакостей и гадостей вокруг этого дела меня окончательно сломили и парализовали мою волю и сковали мое желание к жизни. Ты прости, моя милая».
В 1942 году Алексей Замков умер. Пятикратный лауреат Сталинской премии Мухина обивала пороги высокопоставленных чиновников, пытаясь спасти дело всей жизни своего покойного мужа. Но на опыты со «знахарским» препаратом был наложен строжайший запрет. Потом, конечно же, опомнились и попытались восстановить формулу по записям покойного. Ничего не вышло, секрет гравидана был безнадежно утрачен.
А Вера Мухина сама изваяла памятник для могилы мужа. Эпитафия на белой мраморной плите гласит: «Для людей я сделал все, что мог». Когда спустя 11 лет скульптора похоронят рядом с любимым супругом, на ее могильной плите, словно реплика посмертного диалога, появится продолжение фразы: «Я тоже».