О Наталье Климовой написано много:
Е. Акинфеева-Никитина "Наш побег" (1929г); М.Осоргин «Свидетель истории»(1942г) "Книга о концах" (под именем Наташи Калымовой); В.Шаламов "Золотая медаль" (1966г): М.Алданов "Самоубийство"; А.Солженицын «Август Четырнадцатого»(1970г); И.Кычаков "Тринадцать"(1971г); Григорий Кан "Наталья Климова. Жизнь и борьба" и др.
Наталья Климова и ее муж Михаил Соколов стали героями написанного в 1912–1913 гг. романа знаменитого террориста, руководителя боевой организации эсеров Бориса Савинкова «То, чего не было» (действуют под именами Ольги Беловой и Владимира Глебова).
О Наталье Климовой помнят в Рязани. Во время сентябрьских визитов я приводила девочек в Верхний городской сад. Известно прежнее его название- Наташин парк.
Вот за этой оградой находился дом Сергея Семеновича Климова, её отца. Наталья Сергеевна Климова была потомственной дворянкой и родилась в Рязани 18 (30) сентября 1885 года.
Её отец был председателем Рязанского отдела партии октябристов («Союз 17 октября»), членом Государственного совета от рязанского земства. Это очень высокий статус, если проводить аналогии с настоящим временем, С. С. Климов был бы сейчас сенатором Совета Федерации.
Мать Натальи – Любовь Выропаева, получила в Швейцарии диплом врача, став одной из первых женщин-гинекологов России. Родители были настолько состоятельны, что могли позволить себе отдыхать вместе с дочерью на французской Ривьере. Но мать умерла, когда Наташе было 9 лет, и через два года её отец снова женился – на младшей сестре покойной супруги.
Наталья также получила прекрасное образование: училась в Рязанской Мариинской гимназии (оценки – 10, 11 и 12 по 12-балльной системе), затем – на высших естественных курсах Лохвицкой-Скалон в Санкт-Петербурге.
Образованная, утонченная девушка из хорошей состоятельной семьи – и вдруг - революционерка, примкнувшая к крылу эсеров-максималистов. Как же так?
Огромное влияние на формирование взглядов Натальи Климовой (которая поначалу примыкала к «толстовцам») оказали события Кровавого воскресенья – 9 января 1905 года. Расстрел мирной демонстрации потряс российское общество, в тот день император потерял свой сакральный статус. Император был священной особой, и Бисмарк в своих мемуарах писал буквально о «религиозной преданности русского народа своему царю». Участники демонстрации фактически шли на поклон к "доброму царю" Николаю II пожаловаться на "злых бояр": притеснениях со стороны фабрикантов, крупных землевладельцев, государственных чиновников, просить милости и защиты.
Максимилиан Волошин написал в своем дневнике: «Кровавая неделя в Санкт-Петербурге не была ни революцией, ни днём революции. Происшедшее – гораздо важнее. Девиз русского правительства «Самодержавие, православие и народность» повержен во прах. Правительство отринуло православие, потому что оно дало приказ стрелять по иконам, по религиозному шествию.
Правительство объявило себя враждебным народу, потому что отдало приказ стрелять в народ, который искал защиты у царя. Эти дни были лишь мистическим прологом великой народной трагедии, которая ещё не начиналась… Странная и почти невероятная вещь: в толпу стреляли, а она оставалась совершенно спокойной. После залпа она отхлынет, а потом снова возвращается, подбирает убитых и раненых и снова встаёт перед солдатами, как бы с укором, но спокойная и безоружная. Когда казаки атаковали, бежали только некоторые «интеллигенты»; рабочие и крестьяне останавливались, низко наклоняли голову и спокойно ждали казаков, которые рубили шашками по обнажённым шеям…То же самое происходило и за Нарвской заставой, где стреляли по процессии с крестьянами впереди. Толпа с хоругвями, иконами, портретами императора и священниками впереди не разбежалась при виде целенных дул, а упала на колени с пением гимна «Боже, царя храни».
Савва Морозов сказал Горькому: «Царь – болван... Годы пропаганды не дали бы того, что достигнуто самим его величеством в этот день».
Действительно, нужно было очень постараться, чтобы врагами самодержавия стали такие благополучные домашние девочки, как Наталья.
Завершив обучение, Наталья вернулась в Рязань, но уже в конце 1905 года она в Москве, участвует в вооружённом восстании 22–31 декабря. Молодая дворянка из «хорошей семьи», как Гаврош, носит на баррикады оружие и боеприпасы. В 1906 году она станет членом боевой организации союза эсеров-максималистов, которые выступали за создание «трудовой республики», требовали передать землю в коллективное управление сельских общин, заводы и фабрики – в управление трудовых коллективов. И скоро выйдет замуж за одного из её лидеров – Михаила Соколова («Медведь»), который во время Декабрьского восстания был руководителем боевого комитета Пресни.
Эсеры-максималисты выбрали путь террора. Вначале эсеры группы Соколова хотели устроить теракт в здании Государственного совета, причём главная роль отводилась Климовой, которая, как дочь члена Госсовета, должна была привести туда боевиков, обвешанных взрывчаткой. Шансов выжить у неё практически не было, тем не менее Наталья с готовностью согласилась пойти на смерть и даже написала подругам несколько писем, в которых туманно, но радостно сообщила им о своей грядущей гибели за революцию.
Однако эта акция сорвалась, и тогда было принято решение о ликвидации нового председателя Совета министров – П. А. Столыпина.
Часто мы вспоминаем Столыпина по его знаменитой фразе: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия». Но говорить – не значит сделать.
Реформы, расколовшие традиционные крестьянские общины и резко обострившие социальные противоречия в русских деревнях, сделали революцию неизбежной. Хорошо знавший деревенскую жизнь Григорий Распутин говорил: «Петруша решил мужика купить... Землицей рот замазать. Наделы за крестьянами закрепил. А закрепа сия – што керосин по сену. Такой пожар в деревне разгорелся: брат на брата, сын на отца с топором полез. Один кричит: «Хочу на земле спать», а другой – «Хочу надел пропить!» Мужицкая кость трещит, а кулачок, что клоп, насосался кровушки».
Около 40 % вышедших из общины крестьян превратились в безземельных и бесправных батраков. Это привело к появлению нескольких миллионов «лишних» людей, которые оказались не нужны и в городах – промышленный рост не поспевал за гигантским предложением рабочих рук.
Если в 1901–1904 гг. потребление «продовольственных хлебов» на душу населения в России составляло 16,36 пуда, то в 1905–1908 гг. – 13,69 пуда. А в 1911 году Россия впервые за долгие десятилетия уже не могла вывозить хлеб за границу, а напротив, импортировала его. В тот год голодали 32 миллиона человек, из них умерли – 1 миллион 613 тысяч.
Из трёх миллионов столыпинских переселенцев большинство не доехали до пунктов назначения в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, осев на Урале и сразу за ним. А около 500 тысяч и вовсе вернулись в родные деревни, где их никто не ждал.
Но эти реформы были ещё впереди. Пока же наследники народовольцев – эсеры, следуя своей тактике террора против «царских сатрапов», решили действовать наверняка, взорвав дачу Столыпина, где он проводил прием просителей. Однако принималось это решение нелегко, и та же Климова на допросе показала потом, что их группа, понимая, что неизбежно погибнут случайные люди, долго колебалась.
Однако, в конце концов, было принято решение «любой ценой прекратить преступную деятельность Столыпина».
Во время теракта на Аптекарском острове Столыпин лишь получил ушибы, его дети получили ранения. Погибли около 30 человек, включая террористов, большая часть из них – невинные жертвы. Общее число пострадавших превысило 100 человек.
Многие из участников этой акции были арестованы. Среди них оказался и муж героини статьи – Михаил Соколов, который был опознан, схвачен 26 ноября того же 1906 года и повешен 2 декабря.
Наталья Климова была арестована 30 ноября – и также приговорена к смертной казни.
В это время она написала прославившее её на весь мир «Письмо перед казнью» («Письмо рязанским друзьям»), которое осенью 1908 года было напечатано в журнале «Образование».
Молодой литературный критик Корней Чуковский причислил это «Письмо» к «лучшим страницам русской литературы за 1908 год». А философ Семен Франк, в будущем приват-доцент Петербургского университета и заведующий кафедрой философии Московского университета, в статье «Преодоление трагедии» сравнил «Письмо» Климовой с «De profundis» Оскара Уайльда («Из бездны», письмо-исповедь, обращённое к лорду Альфреду Дугласу) и заявил: «Эти шесть страниц своей нравственной ценностью перевесят всю многотомную современную философию и поэзию трагизма».
Но отец Климовой был членом Государственного совета и одним из руководителей регионального отделения партии октябристов. Его письмо в защиту дочери было принято во внимание, тем более что вскоре после его написания он скончался от туберкулеза. Смертную казнь заменили на бессрочную каторгу (милость для 22-летней девушки, прямо скажем, более чем сомнительная).
Узнавшая о многочисленных жертвах теракта Наталья и без того пребывала в угнетенном состоянии. Теперь же, после смерти отца и любимого мужа она окончательно впала в депрессию и подумывала о самоубийстве, но тут пришёл приказ о её переводе в московскую Новинскую каторжную тюрьму.
У немного пришедшей в себя Климовой стали появляться мысли о побеге. Сидевшая с ней в одной камере Екатерина Акинфеева-Никитина так пишет о ней в своей книге «Наш побег»: «Необычайной удачей для предприятия нужно считать состав его «штаба»: Наташа Климова, обладавшая способностью всецело и безоглядно отдаваться какому-нибудь образу своей фантазии, заражала всех уверенностью в удаче; в ней было обаяние, присущее всем красивым и талантливым людям, и перед надзирательницами, знавшими об ее громком деле и смертном приговоре, она являлась в сияющем ореоле героини и мученицы».
Новинская женская тюрьма была открыта в Москве 13 декабря 1907 года на месте бывших арестантских рот гражданского ведомства.
Эта тюрьма была снесена в 1960 году, теперь на этом месте находится высотное здание, известное под названием «Дом-книжка»:
В Новинской тюрьме сидели в основном женщины, осуждённые по уголовным делам. «Политические» были собраны в одной камере № 8, негласным лидером которой стала Наталья Климова.
Акинфеева-Никитина пишет: «Социал-демократок – 4 человека; три по делам военной организации и одна за типографию; социалисток-революционерок – 9 человек; две по военной и семеро по боевым организациям; анархисток – 2, беспартийных – 2. Кроме того, в камере сидели 2 уголовные женщины и с ними две девочки 3–4 лет – Муся и Марфушка». Далее она сообщает: «При более внимательном наблюдении камера являла очень печальное зрелище: трое явно туберкулезных, шестеро на грани сильного истощения, две истерички (обе беспартийные) – и все без исключения измучены бесконечными тюремными историями».
Других своих сокамерниц она характеризует следующим образом: «Приятельница Климовой, Шура Карташева, жизнерадостное и положительное существо, обрабатывала, уточняла, вводила в систему все наши блуждания в мире счастливых возможностей – это был образцовый секретарь, трезвый ум и мужественное сердце. Вильгельмина (или Гельма) Гельмс одна, может быть, среди всех нас еще не тронула запасов великолепного здоровья и огромной жизненной силы. Про нее все знали без слов: Гельма будет в самом опасном месте, Гельма сделает все, что нужно. Нина Морозова, великий конспиратор и стратег, а также Лиля Матье, вели сношения с волей: к ним ходили, под видом братьев, таинственные незнакомцы, известные нам под кличками «Взрослый мальчик» (Исидор Морчадзе (он же Коридзе)) и «Чортик» (Василий Калашников»).
Инициатором побега был Василий Калашников. Эсеров больше всего волновала судьба главной звезды их партии тех лет – Натальи Климовой, получившей всемирную известность после публикации её знаменитого «Письма перед казнью». Для подготовительной работы был сформирован комитет из пяти человек – эсеры и члены РСДРП. Исидор Морчадзе уже пытался организовать побег заключённых из Таганского централа, но тогда всё сорвалось.
С организацией побега заключенных из Новинской тюрьмы у Морчадзе получилось гораздо лучше. Главную роль должна была сыграть надзирательница Александра Тарасова. Есть мнение, что Тарасова была агентом Азефа, но Никитина утверждает, что Тарасова была завербована уже «на месте»: «Нина, Наташа и Гельма буквально гипнотизировали ее и скоро довели до состояния восторженного мученичества».
Тарасова имела доступ к ключам, с которых сделала копии. Мать и сестра Владимира Маяковского через неё заранее передали мужскую одежду. Исидор Морчадзе с 1906 года был хорошим знакомым семьи Маяковских и снимал у них комнату в Большом Козихинском переулке. В больницах удалось достать подходящие паспорта умерших больных.
Подготовка к побегу была просто образцовой и весьма тщательной. Мало того, что действия были расписаны поминутно, узницы ещё и учились друг на друге быстро связывать человека, причем Акинфеева-Никитина утверждает, что чаще всего тренировались именно на ней и однажды чуть не задушили. Морчадзе свел знакомство с одним из охранников-мужчин, которые несли службу на посту снаружи тюрьмы (его фамилия была Федоров).
Но несколько узниц камеры № 8 бежать отказались. Кто-то из них разболтал о возможном побеге, и Тарасова узнала, что её переводят в другой корпус. Решено было действовать незамедлительно – в ночь с 30 июня на 1 июля 1909 года. Охранника придумали напоить пивом со снотворным, а коллег-надзирательниц Тарасовой угостить таким же "сонным тортиком".
Миссию по спаиванию охранника взяли на себя Василий Калашников и Сергей Усов, но при этом своих "сил не рассчитали" и тоже изрядно захмелели – настолько, что пришлось «откачивать их нашатырным спиртом и холодным компрессом».
Федоров уснул на посту, Тарасова открыла камеру и вывела девушек, заблаговременно переодевшихся в мужскую одежду. По пути были связаны все уснувшие надзирательницы.
Как в кино! На столе дежурной надзирательницы зазвонил телефон: обер-полицеймейстер требовал принять меры по предотвращению побега. Ему ответила Климова, хладнокровно сообщившая, что «в тюрьме все идет по плану».
Шестнадцатилетний Владимир Маяковский в это время находился на колокольне соседней церкви храма Девяти мучеников: он должен был подать сигнал, что вокруг все спокойно и можно покидать тюрьму.
Но внезапно подошел городовой, которого отвлек Василий Калашников. Он, пошатываясь (в данном случае, после усиленной «обработки» Федорова, ему и притворяться не пришлось), подошел к блюстителю порядка, намеренно рассыпал перед ним золотые и серебряные монеты и попросил помочь их собрать – пообещав половину в награду. Городовой с энтузиазмом принялся буквально ползать по земле, а узницы в это время выскользнули наружу.
Казалось, всё прошло идеально, однако беглянки забыли в камере 8 тысяч рублей(!!!), собранных для них «на дорогу».
Этот побег стал настоящей сенсацией, противники режима ликовали, сторонники – пребывали в шоковом состоянии. На поимку беглянок были брошены все силы полиции. По словам Морчадзе, «Охранка и полиция совсем потеряли голову».
За поимку каждой из узниц была обещана награда в 5 тысяч рублей.
Александра Карташева, Прасковья Иванова и Мария Шишкарева были пойманы на следующий же день. Они должны были добраться до конспиративной квартиры в Мытищах, но им и сопровождавшему их студенту показалась слишком высокой(?!) цена, которую запросил извозчик. Проходивший мимо городовой обратил внимание, что у трех из четырех торгующихся мужчин слишком тонкие голоса.
На следующий день в трамвае была узнана и арестована Лиза Матье, но она сбежала прямо из участка.
Десять беглянок добрались до Парижа, откуда на следующий год по случаю Пасхи прислали в тюремную инспекцию издевательскую телеграмму: «Христос Воскресе».
По этому делу был арестован и Владимир Маяковский, который провел в Бутырской тюрьме 11 месяцев, 6 из них – в одиночной камере.
Именно тогда он и написал свои первые стихи. А в 1926 году в его стихотворении «Люблю» появились такие строки:
«Что мне тоска о Булонском лесе?!
Что мне вздох от видов на море?!
Я вот
В «Бюро похоронных процессий» влюбился
В глазок 103-й камеры».
Климову упорно искали в Рязани, но она месяц скрывалась в Москве на квартире некоего влюбленного в нее инженера (который, кстати, не имел к революционным партиям никакого отношения и потому подозрений у полиции не вызывал). Под видом его жены Климова по Транс-Сибирской железной дороге добралась до границы с Китаем, где ее принял под опеку сочувствовавший эсерам богатый купец-чаеторговец Давид Высоцкий. С его торговым караваном она на верблюде пересекла пустыню Гоби, перебралась в Японию, откуда уже морем отправилась в Европу – вначале в Италию, а потом – во Францию.
Во Франции Наталья Климова жила в Париже и в Ницце, однако тосковала по России и мечтала вернуться на родину. Климова тяжело переживала свою вину в гибели невинных людей во время теракта на Аптекарском острове, писала в то время: «По-моему, нельзя ничем искупить ошибок, никакими муками, никакой жертвой, смертью своей. Нужна колоссальная жизнь, полная страсти, чтобы не искупить, а чтобы уравновесить приход с расходом».
В 1911 году Наталья Климова вышла замуж за эсера Ивана Столярова - товарища ее покойного мужа, бежавшего с каторги из-под Читы.
Она познакомилась с руководителем Боевой организации эсеров Борисом Савинковым, но активного участия в жизни партии не принимала. А с рождением первой дочери в 1912 году отошла от революционной деятельности.
После известия о Февральской революции муж Климовой отправился в Петроград. В сентябре 1917 года Наталья родила третью дочь, которая прожила совсем не долго. В 1918 году Наталья с детьми хотела вернуться в Россию, но её дочери заболели «испанкой» – тяжелой формой гриппа, жертвами которого тогда стали миллионы людей во всем мире. Ухаживая за детьми, Наталья и сама заболела. Она умерла 26 октября 1918 года на квартире своего друга и земляка – инженера Константина Шиловского. Умирая, продиктовала ему детскую повесть «Красный цветок». Была похоронена на кладбище Булонь-Байанкур.
Её муж Иван Васильевич Столяров работал в СССР экономистом планового отдела Всероссийского кооперативного объединения «Художник» (сувенирная продукция которого, кстати, в 30–40-е годы пользовалась большим спросом в США) . С девочками он смог увидеться лишь в 1923 году, о них заботились друзья Натальи.
В ноябре 1937 года он был арестован «за контрреволюционную деятельность», расстрелян в 1938 году, реабилитирован в 1956.
Младшая дочь Натальи Климовой умерла в младенческом возрасте от «испанки».
Старшая – Наталья Столярова, получила специальность врача-стоматолога. Она приехала в СССР в 1934 году, в 1937 году была арестована «за участие в антисоветской организации», осуждена на 8 лет, освобождена досрочно 1 мая 1945 года. После этого работала в Нальчике курьером-уборщицей, затем лаборанткой маслоделия в совхозе под Ташкентом, учительницей в узбекской школе, библиотекарем. С 1953 по 1956 год жила в Рязани, затем стала литературным секретарем И. Эренбурга и членом Союза писателей СССР. В 1960-е годы несколько раз выезжала за границу, где встречалась с младшей сестрой – Екатериной Столяровой-Анзи. Материалы о матери, собранные Н. Столяровой, стали одним из главных источников для рассказа В. Шаламова «Золотая медаль». Умерла 31 августа 1984 года.
Другая дочь Натальи Климовой – Екатерина Столярова-Анзи, прожила долгую и неприметную жизнь за границей, умерла в 2009 году в Женеве в возрасте 96 лет.
Вот такая история о рязаночке, которая до 33 лет успела поучаствовать в покушении на премьер-министра, бежать из каторжной тюрьмы, пересечь верхом на верблюде пустыню Гоби и родить трёх дочерей. Многие из живущих спокойной размеренной жизнью женщин и просто трёх детей к 33 годам не рожают – не говоря обо всём остальном.
***
Когда я прогуливаюсь по Наташиному парку, прохожу по аллее, где установлены бюсты нескольких российских путешественников (военных, государственных деятелей). О Загоскине и Семеновом-Тяньшанском кстати я уже писала ранее. Размышляю о том, что большинство из них начинали морскую/военную службу еще подростками. Но у них уже тогда была цель: "Послужить во славу Отечества!" Они открывали и осваивали новые земли не ради личного обогащения, а ради укрепления и величия России.
Да, в отличие от этих благородных господ и офицеров, у эсеров-максималистов методы были не гуманные, но во имя великой цели и отчаянного ощущения несправедливости. Террор он никогда к добру не приводит, это мы знаем, оглядываясь на свою историю.
Но как же "тяжело в России без нагана"(с), когда видишь публикации развращенной "элитки"( даже этого названия для этих фриков и извращенцев слишком много). И я очень надеюсь, что эта грязная пена и шелуха сама себя уничтожит через передоз, пресыщение излишествами и прочей "побочкой" извращений. Тратить на них нервы глупо, разве что плюнуть в сердцах на грязный снег со знаменитым Лавровским:"Дебилы бл..ь".
#наталья_климова
#эсеры_максималисты
#наташин_парк
#рязань
#эсеры