Отходничество.
Итак, описав сельскохозяйственные работы крестьян, становится ясным, что лениться и бездельничать в деревне было некогда, да и, честно говоря, опасно для жизни, лень – прямой путь к нищете и голоду. Но для опровержения устойчивого мифа о русской лени, как особой национальной черте, этого недостаточно. Остается выяснить, что делали крестьяне зимой, а на Руси это время года занимало продолжительное время. Сразу вспоминается сказка о Емеле, лежащем на печи, но даже по этой сказке видно, что и зимой побездельничать не удавалось.
Много труда занимало отопление помещения, от заготовки дров, до периодической топки печи. Заготовить дрова было непросто. На северных и восточных окраинах страны леса было много, а в центральных и южных губерниях население испытывало нехватку топочного материала. Лес часто принадлежал крупным землевладельцам, помещикам и купцам, рубка в нем запрещалась. Приходилось заменять дрова на хворост, солому, кизяки и другое. А еще нужна была хорошая древесина на лучины, смоль, изготовление различных предметов (посуды, мебели, полозьев для саней и многое другое). Продолжительные морозы вынуждали постоянно поддерживать тепло в избе, дрова нужны были и для приготовления пищи. Вот и выходит, чтобы лежать на теплой печи, Емеля должен был в течении дня принести дрова, растопить печь, поддерживать огонь, следить за углями и задымлением жилья.
Из повседневных дел можно вспомнить и уход за скотиной, уборку помещений, приготовление пищи и многое другое. Чего стоит один только поход за водой: не всегда в деревнях были колодцы, иногда ходили на прорубь, которую надо было еще освободить от намерзшего льда, и ходить приходилось не раз, ведь воды требовали не только люди, но и скот. Женщины всех возрастов долгими вечерами занимались прядением и ткачеством, вязанием и вышивкой. Мужчины чинили упряжь, снасти, изготовляли сани, колеса, следили за исправностью всего хозяйства и всех помещений. К тому же отдельные семьи, деревни или даже волости, как правило специализировались на определенном промысле: бондарное дело, кузнечное, гончарное, вырезание деревянных ложек и другой посуды и многое другое. О развитие народных промыслов мы отдельно поговорим чуть позже.
Отметим также, что русские крестьяне были глубоко верующими людьми, в летнее время, во время тяжелых полевых работ выбраться в храм было проблематично. Зато в зимнее время появлялась возможность пожить духовной жизнью. Крестьяне ходили в храм каждое воскресенье и субботу, на двунадесятые праздники, соблюдали посты, а на холодное время приходилось два самых продолжительных из них: Рождественский (Филипьев) и Великий пост. Суровая зима скрашивалась любимыми в народе церковными праздниками: Рождеством, святками, Крещением, масленицей. Подробнее об этом тоже чуть позже.
Наконец, с 18 века появляется такое распространённое явление, как отходничество, то есть уход из села на заработки на определенный срок. Главной причиной отходничества – была крайне низкая эффективность сельского хозяйства, связанная со множеством факторов, в т.ч. и с природными условиями. Так, чистый сбор зерна на душу населения фактически во всех центральных губерниях до революции был ниже нормы потребления, достаточной для жизни (3 пуда на человека и 4,4 пуда с учетом прокорма скота). Уровень развития отхожего промысла был обратно пропорционален степени рентабельности аграрного сектора. Поэтому наиболее развито это явление было в центральных губерниях, с большой долей бедных безземельных крестьян, живущих по соседству с крупными городами. Главным центром притяжения была Москва и Санкт-Петербург. [1384]
Занимались этим только юноши и мужчины, начиная иногда с 12-13 лет, но чаще с 16-17 лет. Отхожий промысел стал одним из значительных источников дохода русской деревни. Благодаря отходничеству, бедные семьи могли серьезно поправить свои дела. Вплоть до самой революции, число людей, занимающихся отходничеством ежегодно росло. Сложно сказать какое общее количество уходило из села на заработки, но, видимо, к концу 19 века не менее 5 миллионов в год, в некоторых губерниях от 10 до 60% всего мужского населения [110].
Отхожие промыслы были очень разными — и по видам занятий, и по своей социальной сущности. Крестьянин-отходник мог быть временным наемным рабочим на фабрике или батраком в хозяйстве зажиточного крестьянина, а мог быть и самостоятельным ремесленником, подрядчиком, торговцем. Примечательно, что до реформы 1861 года преобладающую часть отходников в центральном промышленном районе составляли помещичьи крестьяне. Это зафиксировано статистическим данными: количеством выданных помещиками временных паспортов. Так что, прикрепленность и пассивность крепостных, как доказательство их «рабского положения», не выдерживает никакой критики. Как уже говорилось, крепостные крестьяне пытались перейти в разряд оброчных. А оброк легче всего было платить, занимаясь отхожим промыслом. Помещики этому не только не препятствовали, сознавая выгоду от повышения платёжеспособности своих крестьян, но активно в этом помогали.
Интересны разнообразные виды поощрений помещиков: «Использовались провоз крестьянских товаров под видом помещичьих, выдача льготных подорожных квитанций и свидетельств, расширявших права крестьян на оптовую и розничную торговлю. Землевладельцы открывали в собственных имениях ярмарки и торжки, регистрировали на свое имя крестьянские предприятия, крупные откупа и подряды, выдавали крестьянам денежные ссуды, предоставляли отходникам жилые и хозяйственные помещения в городах. Влиятельные помещики использовали личные связи для разрешения судебных тяжб своих торгующих крестьян. Уделялось внимание исследованию конъюнктуры рынка: составлялись перечни специальностей, приносивших высокую прибыль в Санкт-Петербурге и Москве, производился поиск наиболее доходной работы для своих крестьян, выяснялись столичные рыночные цены и спрос на промысловые изделия». [цитата по 1384]
Мобильность крестьян на самом деле была очень высока. Поражает их бесстрашная сезонная и многолетняя миграция на огромные расстояния. Как писал И.С. Аксаков «Я удивляюсь, как русский человек отважно отправляется на дальний промысел в места, совершенно чуждые, а потом возвращается на родину, как будто ни в чем не бывало» [цитата по 111]. От удаленности зависела и продолжительность отхода. Иногда уходили на долгий срок – 2-3 года. Но большинство отходников оставляло семью и хозяйство лишь на ту часть года, когда нет полевых работ. В центральном районе наиболее распространенный срок отходничества был от Филиппова заговенья (14/27 ноября) до Благовещенья (25 марта/7 апреля). [68]
Как и в сельском хозяйстве, со временем сформировалась определенная специализация по губерниям и, даже по отдельным селам. Так, Владимирская губерния издавна славилась мастерством плотников и каменщиков, каменотесов и штукатуров, кровельщиков и маляров. Ростовцы в Москве занимались огородничеством и последующей продажей овощей. Например, в 30—50-х годах XIX века в Сущевской и Басманной частях Москвы, а также в Тверской-Ямской слободе были обширные огороды богатых крестьян из села Поречье Ростовского уезда. Они широко пользовались наймом своих земляков. Ярославцы в Москве становились разносчиками, сидельцами в лавках, парикмахерами, портными и трактирщиками. «Трактирщик не ярославец — явление странное, существо подозрительное», — писал И. Т. Кокорев о Москве сороковых годов 19 века [цитата по 112].
На специализацию селений влияло их географическое положение и природные условия. Так, в Рязанской губернии, в близких от Оки селениях, главным отхожим промыслом служило бурлачество и хлебная торговля. В лесистых районах той же Рязанщины преобладали промыслы, связанные с деревом. Однако конкретный вид их зависел уже от местной традиции, создавшей свои приемы, свою школу мастерства. Так, ряд сел Спасского уезда специализировался на бондарном ремесле. В Егорьевском уезде Рязанской губернии многие селения специализировались на выделке деревянных берд, гребней и веретен. Вообще деревянные промыслы развивались в лесистых районах России: Семеновский уезд, Сергиево-Посадский, Костромская губерния и т.д. Многие волости Петрозаводского уезда имели свою соответствующую деятельности репутацию. Кижские — столяры и конфетчики (их можно было встретить за этим занятием в Петербурге); рыборецкие — отличные, по замечанию современника, каменотесы; остречинские — стекольщики, толвуйские — плотники. А волости, прилежащие к Онеге, «отличаются искусными и бесстрашными судоходцами». [68]
Большое разнообразие промыслов говорит о том, что отходничество было довольно сложным явлением и не всегда приурочивалась только к зимнему периоду, а могло меняться по сезонам. В этом отношении стоит вспомнить еще несколько важных явлений крестьянской жизни: собирательство, бортничество, охоту и рыболовство – одним словом сбор и добыча даров природы. Все эти занятия были широко распространены среди крестьян и имели разнообразные формы. Данные промыслы были серьезным подспорьем в хозяйствах, расположенных в черте рискованного земледелия и не давали умереть с голоду. А в некоторых регионах даже преобладали над земледелием, т.к. являлись более надежным источником пищи (например, рыбный промысел в Поморье). Вспомним, что именно лесные дары были основными товарами в международной торговле Древней Руси. В различных документах допетровской Руси часто встречается «рыбные, бобровые ловли», как важный источник дохода землевладельцев: князей, монастырей, вотчинников и т.п. Пушнина стала своего рода «мягким золотом», основной валютой в торговых операциях допетровской Руси. [1385]
Данные виды промысла имели свои довольно четкие ограниченные рамки по сезонам, что отразилось даже в названии православных праздников (например, Ореховый и Медовый Спас). Но не всегда можно было точно определить относилась ли эта деятельность к повседневному быту или была отхожим промыслом. Большинство видов данной деятельности относились к повседневному быту и отличались кратковременностью и непостоянством, преобладанием внутреннего нетоварного использования добытых даров и участием в сборе и добыче всех слоев населения деревни. Сбором грибов, ягод, орехов, трав чаще занимались женщины и девочки, а охотой и рыбной ловлей – мужчины и мальчики. С развитием инфраструктуры данные занятия приобретали товарные черты, переходя в категорию важных промыслов. Так, например, в Гуслицах с середины 19 века существовал декоктный промысел (сбор лекарственных трав): полевые и лесные травы и корешки собирали и сортировали в определенные сборы, связывали в пачки по 3-5 фунтов весу и продавали на ярмарках и в Москве. Занимались этим не только частным образом, но и артельно. Самое крупное предприятие такого рода, насчитывающее 30 работников, находилось в деревне Елизарове. [1386]
Особым социальным явлением в России были владимирские офени (иначе коробейники) – странствующие торговцы мелким галантерейным товаром, которые даже сформировали особый язык (феню). Некоторые исследователи выделяют их в особую этно-социальную группу, считая продолжателями традиций скоморохов, состоящими в некоем тайном обществе. Торговали они иконами, свечами, лубочными картинками, книгами, иголками, обувью и прочим. В местах их расселения возникли знаменитые в последствии центры иконописи: Мстера, Палех, Холуй.
Известно, что они уходили торговать даже за пределы России: в Польшу, Грецию, Болгарию, Турцию. О масштабах торговли владимирских офеней иконами в Болгарии в последней четверти XIX века говорит такой любопытный факт: в селе Горячеве (Владимирской губернии), которое специализировалось на изготовлении разного рода экипажей, офени заказали весной 1881 года 120 телег особой конструкции, приспособленных специально для перевозки икон. Телеги предназначались для развоза палехских, холуйских и мстерских икон по Болгарии. [68]
Парни и мужики, собирающиеся в отход, формировали рабочие артели. Обычно главой артели (подрядчиком) становился крестьянин «позажиточнее и поизворотливее» других. Он сам подбирал из односельчан или жителей ближайших селений членов артели. Молодые парни и подростки становились подмастерьями, занимались готовкой пищи, уборкой и другой сопутствующей деятельностью. Походив так несколько лет, они выбивались в мастера, а иногда и в подрядчики. Здесь, как и на селе больше всего ценилось трудолюбие. Лодырей с позором отправляли обратно в деревню. Таких презирали, за таких не хотели идти замуж.
Жизнь такой мужской крестьянской артели хорошо описал Мельников-Печерский. В своих экспедициях по Волге он мог не раз наблюдать артели лесорубов. Процитируем некоторые интересные его замечания из романа «В лесах»:
«Промеж себя в артели у лесников всякое дело ведётся начистоту... Зато уж чужой человек к артели в лапы не попадайся: не помилует, оберёт как липочку и в грех того не поставит. На работе артель золото, на сходке хуже казацкой сумятицы!
За неделю либо за две до лесованья артель выбирает старшого: смотреть за работой, ровнять в деле работников и заправлять немудрым хозяйством в зимнице. Старшой, иначе «хозяин», распоряжается всеми работами, и воля его непрекословна. Он ведет счёт срубленным деревьям, натёсанным брусьям, он же наблюдает, чтобы кто не отстал от других в работе, не вздумал бы жить чужим топором, тянуть даровщину... У хозяина в прямом подначалье «подсыпка», паренёк-подросток, лет пятнадцати либо шестнадцати. Ему не под силу ещё столь наработать, как взрослому леснику, и зато подсыпка свой пай стряпнёй на всю артель навёрстывает, а также заготовкой дров, смолья и лучины в зимницу для светла и сугрева... Он же носит воду и должен всё прибрать и убрать в зимнице, а когда запасы подойдут к концу, ехать за новыми в деревню.
Зимница, где после целодневной работы проводят ночи лесники, - большая четырехугольная яма, аршина в полтора либо в два глубины. В неё запущен бревенчатый сруб, а над ней, поверх земли, выведено венцов шесть-семь сруба. Пола нет, одна убитая земля, а потолок накатной, немножко сводом. Окон в зимнице не бывает, да их и незачем: люди там бывают только ночью, дневного света им не надо, а чуть утро забрезжит, они уж в лес лесовать и лесуют, пока не наступят глубокие сумерки.
И живут они в своей мурье месяца по три, по четыре, работая на воле от зари до зари, обедая, когда утро ещё не забрезжало, а ужиная поздно вечером, когда, воротясь с работы, уберут лошадей в загоне, построенном из жердей и еловых лап возле зимницы. У людей по деревням и красная никольщина, и весёлые святки, и широкая масленица, - в лесах нет праздников, нет разбора дням... Одинаково работают лесники и в будни и в праздник, и, кроме подсыпки, никому из них во всю зиму домой хода нет. И к ним из деревень никто не наезжает.
Брань и ссоры во всё лесованье не дозволяются. Иной парень хоть на руготню и голова - огонь не вздует, замка не отопрёт, не выругавшись, а в лесу не смеет много растабарывать, а рукам волю давать и не подумает... Велит старшой замолчать, пали сердце сколько хочешь, а вздориться не смей. После, когда из лесу уедут, так хоть ребра друг дружке переломай, но во время лесованья - ни-ни. Такой обычай ведётся у лесников исстари. С чего завелся такой обычай? - раз спросили у старого лесника, лет тридцать сряду ходившего лесовать хозяином. «По нашим промыслам без уйму нельзя, - отвечал он, - также вот и продажной дури в лесу держать никак невозможно (в смысле хмельного питья – прим. авт.), потому, не ровён час, топор из рук у нашего брата не выходит... Долго ль окаянному человека во хмелю аль в руготне под руку толконуть... Бывали дела, оттого сторожко и держимся». Смолкли ребята, враждебно поглядывая друг на друга, но ослушаться старшого и подумать не смели... Стоит ему слово сказать, артель встанет как один человек и такую вспорку задаст ослушнику, что в другой раз не захочет дурить...» [цитата по 113].
В больших городах, благодаря спаянности и природной осторожности крестьян, сформировались свои диаспоры отходников-земляков, специализирующихся на определённом промысле и не пускающих к себе чужаков. Например, некоторые селения Юхновского уезда Смоленской губернии регулярно поставляли в Москву водовозов. В Москве приехавшие на промысел смоленские крестьяне объединялись по 10, а то и 30 человек. Совместно нанимали квартиру и хозяйку (матку), которая готовила им еду и присматривала за порядком в доме в отсутствие водовозов. Если отходник действовал не в артели, а индивидуально, он все-таки обычно устраивался на жительство у односельчан, перебравшихся совсем в город, но сохранявших тесную связь со своими родственниками в деревне.
Нет сомнения в том, что поездки в новые места, работа в других условиях нередко и жизнь в иной среде — все это расширяло кругозор крестьянина, обогащало его свежими впечатлениями, разнообразными знаниями. Развивались географические и социальные понятия, шло общение с обширным кругом лиц, делившихся своими суждениями. Но отходничество имело и свою отрицательную сторону. Оставляемые надолго семьи, холостяцкий образ жизни, поверхностное заимствования городской культуры вело к падению нравственности.
К тому же в самой деревне наблюдалась серьезная диспропорция населения, когда на долгий срок в деревне фактически оставались только женщины. Со временем удельный вес женщин в общей численности на селе только возрастал. Если в 1816 году на 100 мужчин приходилось 113 женщин, то в 1897 году уже 133 женщины [114]. Таким образом, на женские плечи ложилось всё крестьянское хозяйство, связанное с тяжелым физическим трудом. На это обращали внимание многие общественные деятели того времени. А Д.Н. Жбанков, известный земский врач и этнограф, написал об этом целую книгу с характерным названием «Бабья сторона» [115].
Возврат отходников весной был важным событием для деревни, фактически праздником, тем более, что их приход приурочивался к важным церковным датам: Благовещенье, Пасха. Несомненно, это было радостное событие – конец тягостной разлуки, подарки и гостинцы всем членам семьи (среди которых интересные необычные городские вещи), веселые разговоры о полученных впечатлениях, передача новостей, приветов и пожеланий от дальних родственников.
Описав в целом быт русского крестьянства, становится очевидным, что времени на лень и пьянство в деревне не было. Русские крестьяне отличались исключительным трудолюбием. Во всем годовом круге почти не оставалось праздных дней (а иногда и ночей), в том числе и зимних. Но наши предки умели не только эффективно трудиться, но и интересно отдыхать, иногда соединяя работу с праздником, о чем речь пойдет в следующей главе.
Конец главы 2.3.
С первой частью главы можно ознакомиться здесь.
Со второй частью главы можно ознакомиться здесь.
С третьей частью главы можно ознакомиться здесь.
С четвертой частью главы можно ознакомиться здесь.
С пятой частью главы можно ознакомиться здесь.
С шестой частью главы можно ознакомиться здесь.
С седьмой частью главы можно ознакомиться здесь.
С предыдущими разделами книги можно ознакомиться в подборке.
