Всем привет. Хочу поделиться коротким отрывком из того, что подошло к финальной стадии в работе.
Где-то у большой реки жил мужик один. Простой, как рубаха крестьянина. Глупым его назвать нельзя было, да и ума с него не много. Скорее, такой, обычный. Где умом блеснёт, а где глупостью сверкнёт. Как многие.
А вот с женой ему, бедолаге не свезло. Злая, склочная, да ещё и гулящая. К ногтю бедолагу так прижала, что и слова ей поперёк боялся мужик сказать. А она только и рада. Что хочет, то и прикажет, а мужик исполнят. Голос у неё уж такой противный был, крикливый, что по спине мурашки бежали. Если завопит на кого, так бедолагу блевать тянет сразу. Да так, что на изнанку выворачивает. А сама такая напористая была, что псины бешеные разбегались.
И вот, захотелось жене мёда диких пчёл. Велела она мужу идти в лес, отыскать место, где пчёлы селятся, и мёда того набрать. Не хотелось мужику в лес идти, да ещё и пчелиные жала потом из всех мест вынимать, но делать нечего. Боялся он бабы своей.
День потратил, на силу отыскал пчёл. Всё время от заката до самой темноты потратил, чтоб мёд набрать. Домой воротаться начал уже, когда уже совсем темно было. А в лесу, когда совсем темно, заблукать дело не хитрое. И вроде по тем же тропам шёл, по знакам собственным, а куда-то свернул не туда. Понял, что заблудился лишь тогда, когда споткнулся о поваленную могильную плиту. Древнюю, как сам мир.
Упал, выругался. Колено, разбитое потирая, встать хотел, да оглядеться, да не тут то было. Прям над ним глаза жёлтыми углями вспыхнули. Смотрит бедолага, а над ним живоед нависает. Тощий, как ветка. Одно плечо к верху задрано, второе вниз опущено. Одна рука вперёд выставлена, другая как плеть висит. Уши оттопырены, нос впалый, губы ссохлись и натянулись, а за ними зубы острые.
- Зря ты на мой погост припёрся, - захрипел живоед, да таким зловонным дыханием на мужика пыхнул, что у того дыхалку перехватило.
Откашлялся мужик, и хотел было испугаться, начать молить живоеда, чтоб отпустил, да как увидал, что падая крынку разбил и весь мёд на землю пролил, рукой на себя махнул. Без мёда воротись, жена со свету сживёт. Дескать, будь что будет.
- Может и не зря. Может сама судьба мне сюда дорожку указала, - вздохнул мужик. Живоед даже удивился.
- Это, ты брось, - говорит. – Знаю я вас, людское отребья. Заговаривать зубы начнёшь сейчас, будешь рассказывать мне тут, а потом раз, и дёру дашь.
- Да, не дам никакого дёру. Вообще буду молчать. Ешь меня, и всё. Надоело. – вдруг рявкнул мужик.
Поглядел живоед на мужика глазами горящими, на корточки присел рядом, подумал и говорит.
- Чего, так совсем всё плохо? Задолжал кому, или кого убил? Гонятся и спасу нигде нет? Или чего страшнее, - спрашивает мертвяк живого.
- Да если бы задолжал, расплатился бы. Коль убил бы кого, поплатился бы. Тут на много страшнее. Жена мне досталась такая, что ты, со своим видом отвратным, вообще мне не страшен, - отвечает мужик.
- Чего это у меня вид отвратный? Красавцем себя не считаю, но так, средненький, - будто обиделся живоед. – Это ж на кого у тебя баба схожа, коль ты её со мной сравниваешь?
- Да, внешне то она ничего такая, всё при всём. И лицом, и станом вышла, как резчик из дубка молодого вырезал. Да вот, характером своим такая скверная, что ты мне вообще не страшен. Головой то я понимаю, что ты сила гнилая, и не самая лучшая, нежить мерзопакостная, губитель жизней людских. Понимаю, что боятся я тебя должен. А нутром вообще спокоен. Даже знаешь, как-то свободно на сердце стало, как тебя увидал. Вроде, с плеч моих, груз тяжкий пал, что я с десяток зим носил, - объяснил живоеду мужик.
- Ну, дела. Такого со мной ещё не бывало, - покачал головой живоед. – О пощаде молили, такое было. Рыдали и рассказывали, что детки дома помрут без родителя, случалось. Выкуп предлагали, в замен шкуры своей друга, брата, жену, соседа привести, с десяток раз случалось. А уж сколько раз бежать пытались, или за жизнь свою сражаться, и не сосчитать. Но, чтоб вот так, на себя рукой махнув ко мне в брюхо смиренно идти, впервые. Видать и правда, твоя жена пострашнее нашего брата будет. Не уж то так бабу боишься и совладать с ней не можешь?
- Вот, знаешь, - мужик уселся поудобнее, достал из своей котомки бутыль мутной, что взял в лес для сугрева, и свёрток с нарезанным ломтиками салом, чтоб живот не сводило. Откупорив бутыль и сделав пару глотков, он протянул её живоеду, а сам закусил. – Нутром понимаю, что мужику бабы боятся, это последнее дело. Да я ведь, коль хотел бы, перешиб бы её одной рукой. Но, она напористая, злая, визглявая такая, что мутить начинает. Как перед ней окажусь, так будто собой не владею. Да и остальные её стороной пытаются обойти.
- Дела, - сочувственно протянул живоед, принимая бутыль. Сделав несколько глотков, он тоже закусил кусочком сала. – Ведьма?
- Разве, что за глаза. А так, дочь старосты. Сколько знаю, всегда такой мразью была. С малолетства никому житься не давала.
- Так на кой в жёны такую взял? Ну, понимаю, баб не много. А ещё наш брат баб по более рвать любит, нежели мужиков. Вкуснее бабы. Но, неужели, чтоб запортки не пухли, на такую покусился? Или в койке она кудесница?
- Да где там. Только раз и было. Мало того, через её койку уж, наверное, половина мужиков леса нашего прошли. Та ещё ёнда. Мужиков столько там бывало, что, коль подумать, с ней кувыркаться, всё равно что горошину в колодец бросать. Местные то не хотят с ней дел иметь. А вот заезжие, ну или с других деревень глупцы, нет-нет, да и искупают петушка своего.
- Тогда, я вообще не понимаю тебя, - живоед ещё раз отхлебнул из бутыли и протянул её мужику. – На кой, за выражение ты меня извини, хрен, ты на ней женился.
- Это всё предсказательница.
- Чё? Какая ещё предсказательница?
- Давняя история, - мужик уселся ещё поудобнее и отпив из бутыли закусил. – Молодым я был, горячим. Но, казалось мне, что пустая какая-то жизнь у меня. Хотелось что-то такое, важное сделать. Даже не так. Хотелось понять, в чём моё предназначение. Вот я и поплёлся хрен знает куда, услышав про предсказательницу из подземелья.
- И, нашёл.
- Нашёл, хоть и не сразу. На юге, много там всяких ям, дыр, колодцев. И подземелье нашёл. А там хата такая странная, будто обрубок. А внутри она сидит. Жирная, голая, мерзопакостная настолько, что запортки от страха сжимаются. Титьки, ну ты представь только, до пупа. И одна рука у неё костяная. Прям вот кости белые, будто мясо всё мураши сгрызли.
- Да уж. Не хотел бы я с такой встретиться.
- А мне свезло. Так, потом ещё два года ночами страхи снились, будто тетериться мне с ней приходится.
- Стой, стой, стой, - залепетал живоед и сделал глоток мутной. – Вот только не говори мне, что предсказательница тебе будущее предсказала после того, как ты её оттараканил.
- Ты чего, совсем дурак? Да там при всём желании не получилось бы, - выпучил глаза мужик. – Говорю ж, там запортки от увиденного сжимаются и хозяйство за собой утягивают. Полностью. В ледяной воде так не утягивают, как при виде её. А если бы не утянули, так там такие жирочки, что длиной в два локтя нужно иметь, чтоб хоть кончиком достать.
- Избавь от подробностей, - вздрогнул живоед. – У меня фантазия богатая. Чего было то?
- Ну, как и водится, принёс гостинцев, денежку, рассказал, что и зачем. И вот, затряслась эта баба и предсказала мне, что моё предназначение в важном. Будто коль я однажды увижу, как мужика бьют палками и гонят. И вот, как он кубарем упадёт, скажу «Дай сапоги ему свои в дорогу», тем много людей добрых спасу.
- А при чём тут жена твоя?
- Да вот и я уже думаю, что ерунда всё это. Сказала мне предсказательница, что смысл моей жизни исполнится лишь так, если я на дочери старосты женюсь. Ну, я и женился. Да вот, уж добрых десять зим прошло, а чего-то не представился мне случай. Думается мне, староста предсказательницу и купил, чтоб наплела мне.
- Дела, - покачал головой живоед. – А если убить бабу твою.
- Убить, - хмыкнул мужик. – Думаешь, я про это не помышлял? Да по десятку раз за день. Представляю прям, как душу её, или голову молотом кузнецким разбиваю, или топлю, или в печи сжигаю, уххх. А как рядом с ней оказываюсь, так сердце в пятки. Я даже каторжника, как-то купил. Дал денег и попросил к Кондратию Зозулю отправить. Да где там. Он её объездил вначале, а потом, из-за того, что ей не шибко понравилось, она на него орать начала. Да так, что он сбежал, уши заткнув и забыв, на кой вообще в хате моей был.
- Слушай, страшнее кики баба твоя. Кимор в юбке, прямо, - выпучив горящие глаза пробормотал живоед. – Мне прям даже тебя жалко.
- Вот. Понимаешь, чего я так запросто на зуб к тебе согласился.
- А то. Да, как-то, мне тебя есть не хочется уже. Ну, нет, ты не обижайся, дело то не в тебе. Просто, знаешь ли, человек вкуснее, когда за жизнь свою хватается. Может, есть чего, что в жизни держит?
- Да, где там, - вздохнул мужик. – Скорее, не ты меня съешь, так она в могилу сведёт. И сам я живоедом стану.
- Вот этого не нужно, - выставил вперёд костлявый палец живоед. – Нам, знаешь ли, пополнения не нужны. И так, нет-нет, а раз в несколько десятков зим кто-то живоедом становится. А будет нас много и чего тогда? Давай лучше так сделаем. Я тебе помогу, бабу твою сожру. У тебя воля к жизни появится. Вот тогда я тебя и сожру.
- Правда? Ты готов для меня такое сделать?
- А чего нет то? Не чужие друг-другу уже. Вон, пол бутыли выпили. Думаешь, раз живоед, так на доброе дело не способен. А вот тебе, - мертвяк скрутил костлявые пальцы в фигу. – Веди свою бабу, я её сожру, даже пусть она на вкус как, как…
- Как дерьмо?
- А плевать. Для друга, и дерьма сожрать не стыдно, - рявкнул живоед.
Договорился мужик с живоедом о том, что приведёт жену. Тот ему дорогу к деревне указал верную. И пусть крюк пришлось сделать, а к утру явился мужик домой и тут же на грубость нарвался.
Кричать начала жена, словами бранными мужа обзывать, за то, что шлялся где-то долго и мёд не добыл. Мужик аж уши руками зажал и лепетать начал чего-то.
- Что ты там бормочешь, червяк сушёный, - рявкнула баба. – Говори, где был!
- На погосте я был, - бормочет мужик. – На старом, брошенном, лесом проглоченным. И там много старых могил. Вот там и заночевал.
- Много старых могил? Погост брошен? Значит и не разграблен, - скривилась жена. – Вот ты дурак. Там же наверняка и серебра полно, и каменьев. Прежде, когда людей хоронили, с ними всякие богатства в гроб складывали. Чего не выкопал. Таких погостов в округе, где мертвяки бродячие не шастают, по пальцам пересчитать.
- Так я, это…. Вдруг там шастают.
- Ага, понятно. Как всегда. Ну коль ты тут, коль не съели тебя, значит не шастают. Вон, на Рыбьем хуторе мужик на такой погост набрёл и накопал себе богатств таких, что живёт сейчас где ни будь на солнышке в Сытых лугах. Да коль там богатство есть, я бы в раз от тебя ушла. На кой мне муж такой, с которого только и могу получить, что крышу над головой и сытный ужин. Показывай, где тот погост. И не забудь лопату и мешки взять.
А мужику только того и нужно. Повёл жену через лес, а у самого сердце в пятках от взгляда её, от слова. Живоеда не боялся, а как жена моргнуть задумает, так сжимается весь. Вот такая власть бабья над мужиком.
На погосте, как баба старые могилы, не тронутые увидала, так обрадовалась, что чуть из юбки не выпрыгнула. Велела ему одну могилу раскапывать, сама за другую взялась. А мужик не дурак, бочком, бочком, да подальше отошёл. Глядь, а к бабе его сзади живоед подкрадывается. Да баба увидала и такое началось.
Вопит, руками машет. Да не от страха, а скорее наоборот. Кричит, что не хватало ей ещё с недобитком живомёртвым делиться. И вообще, лопатой размахивать начала, гнать живоеда с погоста начала. Дескать, вали от сель, пока не получил.
Не стал мужик долго думать и рванул со всех ног. Потому как помнил он, что после того, как бабу живоед приговорит, его скушать, по дружбе, обещался. Домой добежал, двери запер и беспробудно пил три дня.
