Сегодня моему младшему сыну – 7 месяцев. Первый год – прекрасное и даже удивительное время, когда все в развитии ребенка происходит очень стремительно. Но в плане вербальной коммуникации, казалось бы, не происходит ничего, ведь еще не говорит. Да, присутствует четкая реакция на имя, малыш различает интонацию и может даже заплакать, если мама изображает из себя сердитую, способен радоваться вместе с папой, даже смеяться взахлеб, если он с ним играет в прятки, например. В остальном, приходится по большей части догадыватьсячто хочет ребенок, а также что ему не нравится по любым проявлениям, потому что иначе как плачем или криком никак донести до родителя он информацию не может.
У слышащих детей первый год жизни – важнейший накопительный этап. Первые месяцы происходит значительное наполнение словарного слухового запаса и уже к 8-9 месяцам малыши способен демонстрировать понимание. Спросят его о том, где мама, папа или киса, а малютка посмотрит в сторону запрашиваемого объекта, а, быть может, даже указательным жестом покажет. Еще спустя пару месяцев, ближе к году или чуть позже, ребенок может начать произношение хоть и некачественно и почти не похоже на настоящие слова, но отнесенно называть предметы и объекты, а позднее – действия. Так и формируется вербальная коммуникация в норме.
Если малыш не слышит, то все эти проявления, мягко говоря, задерживаются. Нет, в самые первые два-три месяца жизни даже глухой ребенок будет гулить, воспроизводя губно-губные и губно-зубные звуки, которые многие интерпретируют как речь. Мой средний сын Гриша считает, что первое слово у младшего брата было «папа», потому что он слышал собственными ушами его! Но, увы, спешу я расстроить его, это не речь, а всего лишь артикуляционные вокализации, не имеющие смысла. Так многие родители много позже, когда диагноз глухоты установлен, утверждают, что ребенок был и слышащим и говорящим, не понимая, что это первый этап – гуление, имеющий место у всех детей, которые не страдают недостатками артикуляции (как например, при ДЦП).
Самое позднее выявление глухоты, которое я встречала в своей практике – в 4 года. Вопрос «Кааак можно не заметить глухоту?» не задаю никому и никогда, потому что знаю, что можно и подтверждений тому видела сотни. И, если коммуникация без речи все же каким-то образом налажена, это и объясняет то, что слух был не нужен, да и без «вербалики» обошлись.
Бывает так, что и своевременно узнали о том, что слух снижен. Подобрали подходящие слуховые гаджеты – аппарат или кохлеарный имплант – компенсировали потерю слуха. Оперативно начали педагогические занятия и речь с задержкой, но стартует. А у части детей – нет или очень ограниченно. Таким образом, формируется очень интересная подкатегория детей, которые физически являются слышащими, но ограниченно понимающие речь на слух или не понимающие, артикуляционно умеющие подражать. И важно подчеркнуть, что ВОВСЕ НЕ РАВНО, что говорят!
Так многие годы те дети, которые хоть и слышат, но не говорят, очень походят в речевом и в целом в коммуникативном плане на детей первого года жизни. И пусть физически ребенку и 5 и даже 6, а он так и общается с помощью криков, плача и истерик, указательных жестов… часто к дошкольному периоду приходит агрессия, как способ донести кулачками миру то, что хочется сказать!
Знаете, когда 5-летний ребенок сидит, покачиваясь, мычит, а мама при этом сообщает о том, что это он так делает, когда не выспался или иначе интерпретирует ТАКОЕ поведениеребенка, выражаемое ТАКИМ невербальным способом, сердце кровью обливается… а почему так? Почему не речью? Дело в том, что приобретенный слух не равно речь! Точнее не всегда появившийся слух обеспечит даже при условии дорогостоящей реабилитации появление вербальной коммуникации.
Не так давно на конференции после выступления одного педагога из известного профильного центра реабилитации последовал от слушателей вопрос о том, что делать, если после всех классических сурдопедагогических манипуляций, типа УДР и различения звуков по их признакам (и прочей неактуальной сурдопедагогической ерунды) не стартует речь? И педагог растерялась и не ответила. Она как раз и докладывала про ранний период реабилитации, о том, что надо удээрить и различать различные речевые и неречевые звуки… Но, если все это проделано и не раз, а речи нет, то как ее «вызвать»?
Часть детей стартуют в речи по спонтанному пути; часть – по пути иностранца, сильно опаздывая от норм слухоречевого развития, хотя по сути являются говорящими; часть – не стартует вербально вообще, хотя слышит очень хорошо. И причиной может быть и сенсо-моторная алалия и другие тяжелые сопутствующие нарушения, но не первичная умственная отсталость. К сожалению, первых меньшинство. А остальные две категории детей являются потенциальными обладателями вторичного диагноза умственной отсталости к среднему школьному звену. Потому что ПМПК после обследования ребенка и констатирует факт, что не умеет и то, и второе и третье, да еще и не знает какое сейчас время года, признает - УО. К сожалению, комиссия будет права. Потому что по определению ребенок к 6 годам не владеющий речью приравнивается к умственно отсталому.
Есть статистические данные, что дети, которые обучаются в условиях специализированных коррекционных школах по слуху в более, чем в 50% случаев заканчивают ее не с аттестатом, а со справкой и сопутствующим необратимым диагнозом. Этим очень обеспокоено Всероссийское Общество Глухих (ВОГ). Активистов очень волнует вопрос, почему раньше такого не было, а сейчас, когда очень стремительно развиваются наука и технологии, в образовании лиц с нарушением слуха такая катастрофичная картина. В стране масштабно применяется метод кохлеарной имплантации (КИ) уже как 15 лет, а от момента первого применения импланта в нашей стране и вовсе прошло более 30 лет. И, казалось бы, глухих вообще не должно остаться и кто-то инвалидность по слуху хотел снимать. Феномен, не иначе!
У меня есть ответ на этот глобальный вопрос. Еще лет двадцать назад в специализированной образовательной среде по слуху всегда применялся русский жестовый язык (РЖЯ) как альтернативная коммуникация речевой. Где-то в школах преподавали на 2-х языках, дублируя жесты словесной речью. Ведущие учреждения гордились тем, что выпускники их и говорили и владели жестами. Тогда процент справок был незначительным на выходе, объяснялся первичной необучаемостью ребенка в силу тяжести сопутствующих нарушений.
С приходом же инновационного метода КИ повелосьповсеместно, что применение жестов препятствует появлению речи, мешают жесты или вовсе вытесняют словесную. И я хорошо помню, как в 2008-2010 гг когда я ездила по городам и весям нашей необъятной родины с семинарами о специфике реабилитации после кохлеарнойимплантации, какое встречала сопротивление от педагогического состава школ. Помню, как искоса смотрели на меня педагоги и не хотели ничего менять в привычном образе преподавания, никак не хотели отказаться от привычного «махания руками».
Чуть позже припоминаю этап, когда на симпозиумах и конференциях педагоги, докладывая, гордились, что у них в школе – только речь. «ВСЕМ – РЕЧЬ!» - с таким лозунгом стало существовать сурдопедагогическое сообщество. Хотя кое-где в стенах школ таки оставались тишина и жесты. За что очень стыдилась администрация, если я такое замечала, пребывая в стенах образовательного учреждения. Сейчас же жестов почти совсем не встретишь в тех же пенатах…
Но действительность ярко демонстрирует, что далеко не каждый ребенок с нарушением слуха, пусть и компенсированным аппаратом или имплантом, способен усваивать учебный материал, преподаваемый речью. И даже, если ему «рисуют» оценки, то скрыть проблему масштабную уже в каждом конкретном заведении стало невозможно. Так и родилась на свет программа 2.3, что для детей с легкой степенью умственной отсталости… с одной стороны – как безысходность, с другой – как оправдание педсоставу, почему же ребенок не усваивает материал, хотя преподают РЕЧЬЮ!
И вот те, частью субкультуры которых некогда был признан РУССКИЙ ЖЕСТОВЫЙ ЯЗЫК, вместо обязательной альтернативы, первыми заподозрили неладное: как же так случилось, что больше половины ныне глухих почти равно умственно отсталые? И попросили как решение проблемы вернуть РЖЯ как способ преподавания в коррекционных школах. Ныне же это – не обязательно, а на усмотрение администрации каждой конкретной школы. На деле же владеющих РЖЯ – единицы, а способных преподавать на нем – еще меньше…
Вчера одна из подопечных мам сообщила о том, что сдала успешно экзамен на владение РЖЯ. Ее сын – дошкольник, речью вербальной не овладел, хотя – «глухиш» чистый. На носу школа, а как будет усваивать материал, если обращенной речи не понимает, хотя слышит все прекрасно?! Две последние встречи я настоятельно рекомендовала ей идти и вместе с сыном изучать РЖЯ, если она не желает оказаться уже очень скоро в плену УО. Не с первого раза, но все же пошла. К лучшим специалистам. Важно отметить, что еще и платно, выложив из собственного кармана немалые деньги за альтернативную коммуникацию. Но вчера сообщила, что довольна, как слон! (с) потому что теперь общаться появилась возможность с сыном, теперь она знает о его желаниях и интересах, может обсудить с ним, договорится. Рассказывала, как вечером обсуждали купленную пушистую ель и ее наряд. Даже удивительно, как такое возможно, ведь я еще в октябре видела молчуна, который общаться мог с помощью пары десятков бытовых жестов. Отмечает мама, что решиться было очень сложно, ведь все вокруг пророчили и ждали речь, а одна МунтянвопреКИ рекомендовала изучать жесты…
«Жалею, что раньше этого не сделала…» - эту фразу я слышу хоть и редко, но как награду за каждую спасенную детскую душу от УО и страшной системы. К сожалению, бороться с ней предстоит еще не одно десятилетие…