Телевизор выключили ровно в полночь. Марина тихонько встала с кровати, подошла к двери и прислушалась. На кухне шумела вода — скорее всего, мама споласкивала пивные кружки. Девушка села на пол и приготовилась ждать.
С улицы потянуло табаком — отец вышел на крыльцо, чтобы выкурить последнюю на сегодня сигарету.
Года два назад Сычковы завели ритуал, который дочери совсем не нравился. Каждую субботу Оксана и Виктор усаживались перед телевизором и смотрели какой-нибудь фильм, сопровождая киносеанс пивом и солёным арахисом. По сравнению с другими взрослыми они были практически трезвенниками, но дочь переживала, периодически возмущалась и цитировала медицинские статьи из интернета.
Сегодня традиция была на руку — после пива родители спали крепко.
Братишка что-то пробормотал во сне, пошевелился и замер. В зале скрипнул раскладываемый диван.
Через какое-то время Марина разозлилась — вместо того, чтобы мирно заснуть, родители вполголоса разговаривали.
«И чего им не спится! О чём можно столько болтать?»
Но к половине первого в доме, наконец, воцарилась тишина. Подождав для верности ещё немного, девушка натянула тёплый свитер и выскользнула в окно.
Ещё до заката Марина спрятала среди грядок старый рюкзак. Забрав его, школьница перемахнула через забор и попала прямо в объятия Славки — высокого, широкоплечего, но по-юношески худосочного парня.
— Привет, Че Гевара! — кто такой Че Гевара, Коваль знал весьма смутно, но чувствовал, что такая личность сегодня ночью их бы поддержала.
— Тьфу ты, напугал.
— Готова?
Сычкова уверенно кивнула.
— А это что? На дискотеку собралась? — Славка дёрнул родственницу за светлые распущенные волосы. — Не боишься, что зацепишься за что-нибудь и вырвешь половину косы?
— Заботливый какой, — пробурчала девушка, но всё же достала из кармана резинку и наскоро завязала на затылке хвост.
Парень подмигнул:
— А то ж. Мне тебя ещё замуж отдавать. А лысую кто возьмёт?
Сычкова на шутку никак не отреагировала, а развернулась и пошла вниз по улице. Слава двинулся за ней.
Когда проходили вдоль забора Антонины Николаевны, взбаламутили Тусю, мелкую собачонку. Та громыхнула тяжёлой, не соответствующей Туськиному размеру цепью и истерически залаяла. В ответ завыла и загавкала почти вся деревня. Ребята ускорили шаг — не хватало, чтобы кто-то из односельчан решил проверить, что за переполох устроили собаки. Но на окраине рявкнул басом какой-то злобный пёс, и лохматая сигнализация разом заткнулась.
— Как я понимаю, Артём решил проблему с машиной?
— Мы бы маякнули, если б не получилось.
— Славк, а он точно водить умеет?
Слава даже остановился, услышав такой глупый вопрос.
— Да ты что, Маруся! Артёмыча батя с десяти лет за руль пускает! — Славка шептал, но эмоции прорывались наружу, поэтому получалось достаточно громко. — Всё лето, как его батя заснёт, мы машину выкатывали и по округе гоняли!
— Тихо, кто-то идёт! — Марина дёрнула парня за рукав, и Коваль понятливо присел за уличным колодцем. Девушка спряталась рядом.
Местные мужики шумно протопали мимо и завернули во двор к Николаевне. Затявкала Туся, но лай быстро сменился на скулёж. Кто-то засмеялся. Раздался гневный голос старухи, мужчины что-то забубнили виноватыми голосами. Собака успокоилась. Дальше разговор шёл в нейтральных тонах.
— Давай в темпе, а то скоро назад пойдут, — Коваль, пригнувшись и стараясь не попасть в круг света от фонаря, двинулся вдоль забора.
— А что они у Николаевны забыли посреди ночи? Может, грабить пришли? Может, участковому позвонить?
Слава хрюкнул:
— Маруся, я тебе поражаюсь. Ты хоть иногда замечаешь, что вокруг творится?
— Я что-то не то сказала?
— Все знают, что Николаевна самогоном торгует. Только пингвин на Севере да Марина Сычкова ничё не знает, — Славик развеселился. — А участковый бывший, которого в прошлом году молодым заменили, сам к ней иногда захаживал, за первачом.
— Да ты что?! — девушка была поражена. Она и подумать не могла, что Антонина Николаевна, одинокая, молчаливая старуха, нарушает закон. Да ещё вот так, не скрываясь.
— Ещё говорят, что старушка ведьма. Девки к ней гадать бегают.
Марина фыркнула. Как раз об этом она слышала, но посмеивалась над односельчанками, которые верили в подобную чепуху. Сама Сычкова была закоренелой атеисткой.
Разговор зачах — ребята подходили к окраине деревни. Там, на обочине, под высоким дубом, стояла синяя «копейка», в которой поджидали остальные ученики одиннадцатого класса.
***
В Красносельской школе училось восемьдесят пять детей. Причём в одиннадцатом классе всего четверо — так повелось, что большинство, получив базовое образование, отправлялось в колледжи.
За рулём сидел Артём Семашко — гордость и надежда всей школы, победитель областных олимпиад, красавец, призёр районной спартакиады. Мать его умерла несколько лет назад, отец единственного сына очень любил. Старший Семашко работал в городе, по сельским меркам семейство финансовых проблем не имело, поэтому Артём мог позволить себе занятия с репетиторами. Впрочем, Марина тоже могла потратиться на дополнительное обучение, но считала, что к ВУЗу при должном усердии можно подготовиться самостоятельно.
На переднем пассажирском сиденье Ира Марушкина, дитя сельских маргиналов, лениво потягивала пиво. Она старалась делать это томно и сексуально, но с пластиковой бутылкой такие номера не проходят, и получалось донельзя нелепо. На взгляд Марины, у Ирки вообще были достаточно глупые понятия о красоте, морали и развлечениях, поэтому девушки практически не общались вне школы.
— Почему так долго, м-м-м? А то мы с Артёмушкой уже заждались совсем. — Марушкина тянула слова, и стало ясно, что бутылка не первая. — Ещё немного, и я стала бы приставать к нашему водителю.
Ира скособочилась и попыталась погладить Семашко по щеке ногой. Едва туфля оказалась возле носа, Артём недовольно отстранился, открыл дверь и вышел из машины. Ира засмеялась низким, грудным голосом и, не замечая кислые мины одноклассников, опять приложилась к бутылке.
— Марушкина! Ты зачем наклюкалась? — Славка выхватил у Иры пиво и швырнул его под дуб.
Ира испуганно скукожилась в кресле.
— Куда ты в таком виде, а? Хочешь всё дело испортить? — Коваль всё сильней распалялся. — А ты-то куда смотрел?!
— А что я? — Артём покрутил пальцем у виска. — Она молча на сиденье плюхнулась, головой кивнула, я и поехал! Окна открыты, перегар не сразу почуял.
— Всё. Капец планам. Расползаемся. — Славка сплюнул, развернулся и пошёл в деревню.
— Подожди! — Марина не собиралась отказываться от задуманного. — Она не помешает.
Слабо сопротивляющуюся Иру пересадили на заднее сиденье. Пьянчужка уже спустя минуту спала, воспользовавшись плечом Сычковой, как подушкой.
Глава 2
Ехать предстояло недалеко. Красноселье находилось в пяти километрах от Яблоневки — деревушки, в которой жили Марина и Вячеслав. Но школьники не рискнули выезжать на шоссе — прав всё-таки у водителя не было, поэтому было решено сделать небольшой круг по просёлочным дорогам, добавив пару километров. Сычкову снова одолели сомнения — а правильно ли они делают? Ведь если их вычислят, исключение из школы грозит всем. Ну, кроме Марушкиной — она-то спокойно всё проспит.
Машину тряхнуло на колдобине. Марина крепче обхватила рюкзак и отогнала трусливые мысли. Нагадить Крокодиловне было просто необходимо.
В Красносельской школе ещё весной был совсем другой директор, женщина пенсионного возраста. Ольга Васильевна знала всех учеников поимённо, знала, кто в какой семье живёт, какие проблемы у детей, какие мечты, планы и возможности. Она работала в школе почти сорок лет, нынешние ученики — дети сидевших за партами десять, двадцать лет назад. По школьной привычке, встречая Ольгу Васильевну в деревне, большинство жителей вытягивалось в струнку. А она никогда не отказывала в помощи никому — ни теперешним ученикам, ни бывшим. При этом была строгим и принципиальным человеком. Но весной возраст дал о себе знать, и Ольга Васильевна окончательно ушла на покой.
Теперь в школе не было директора. Была исполняющая обязанности.
До этого Инесса Геннадьевна работала в областном отделе образования. С детьми не имела дел никогда. Она приезжала в школу на новенькой «Тойоте», ухоженная, в дорогом костюме, и ни с кем не здоровалась. В первый же день был созван педсовет, на котором новая начальница длинно и пространно объясняла учителям, что их работа в первую очередь заключается в идеологическом воспитании учащихся, в формировании правильного отношения к труду. И в контроле семей — ведь нынешние родители не способны самостоятельно воспитывать детей.
Учитель физкультуры не выдержал и шёпотом спросил у учительницы физики:
— О чём она? Что-то я совсем запутался.
— О чём, о чём. О том, что спокойно работать нам больше не дадут.
И она оказалась права.
Второго сентября Инесса Геннадьевна созвала родителей. И снова говорила много и витиевато. Жители окрестных деревень вышли из актового зала в полной уверенности, что их дети сплошь уголовники.
Ученикам тоже досталось. Старшеклассницам отныне было запрещено носить брюки, пользоваться косметикой и парфюмом. А парням пришлось забыть о кроссовках.
Кстати, о парфюме. Сама Инесса Геннадьевна активно пользовалась духами с тяжёлым, резким ароматом. И совершенно не знала меры. Иногда казалось, что перед каждым выходом из кабинета она выливает на себя два или три флакончика.
Окончательно стало понятно, что за «подарок» приобрела Красносельская школа, когда и.о. директора, которую за глаза прозвали Крокодиловной, на перемене довела до слёз первоклашку. Девочке вменялось в вину отсутствие сменной обуви. Все знали, что родители малышки лишены родительских прав, что ребёнка воспитывает старенькая прабабушка, чьей пенсии едва хватает на еду. Но Инессе Геннадьевне было плевать на причины.
Марина вечером рассказала родителям об этой истории. Мама очень расстроилась, а отец промолчал. Но после ужина залез на чердак и вытащил два мешка старых Маринкиных вещей. И под молчаливое одобрение жены вынес всё это из дома.
Оказалось, не только Сычковы прониклись ситуацией. Сироте вся деревня два дня несла обувь и одежду, заботливо спрятанные «на чёрный день». Марина тогда поняла, что просто обязана что-то сделать. Но одной было не справиться, и она предложила авантюру одноклассникам.
Марина изложила план Ковалю. Тот оказался в восторге и согласился сразу. Артема удалось уговорить с трудом — он совершенно не горел желанием наживать себе врага в лице директора, хоть и временного. Правда, под натиском Славки отличник сдался.
Марушкину «в дело» никто брать не собирался. Но она случайно услышала разговор Артёма и Вячеслава, поэтому пришлось. Девушке было плевать на идеологическую причину. Главное, Коваль и Семашко участвовали, и это был отличный способ наконец-то произвести впечатление на парней.
Подготовка шла несколько дней. Марина таскала из мышеловок серые тушки и прятала в подполье. Несколько раз отобрала добычу у кота — он любил приносить грызунов на крыльцо, чтобы похвастаться. Славка разжился дубликатами ключей от чёрного входа и директорского кабинета — школьный завхоз был его соседом, поэтому стащить оригиналы, сгонять в город в мастерскую и вернуть на ключики на место было делом техники. А Артём взял на себя транспорт. Оставалось найти подходящий момент для проникновения.
В этом школьникам помогла сама Инесса Геннадьевна. Ещё первого сентября она уволила сторожа, мотивировав своё решение его преклонным возрастом и неспособностью противостоять потенциальным злоумышленникам. А поскольку зарплата ночного охранника была даже меньше, чем у дневной вахтёрши, место вот уже две недели оставалось свободным. Так что ночью в школе присутствовали только морские свинки из живого уголка.
***
Ребята решили не усложнять и просто заперли Марушкину в машине, которую загнали в кукурузу — колхозное поле начиналось прямо за школьным забором. Когда Марина вышла из «жигулёнка», одноклассница свернулась калачиком на заднем сиденье и по-детски зачмокала губами.
— А если она проснётся и поднимет шум? — заволновался Артём.
— Артёмыч, ты что, забыл, в каком она состоянии? Даже если в машину сядут семь гномов и хором песни распевать начнут, Ирка продолжит дрыхнуть!
— Давайте в темпе, а то до рассвета ничего не успеем, — Марина быстро, но осторожно двинулась в сторону школы.
А вот мальчишки совершенно не думали о конспирации и поспешили вперёд, ломая стебли. Фраза «как лоси по кукурузе» внезапно приобрела новый, яркий смысл.
Марина догнала сообщников только у забора.
— Давай, подсажу, — Коваль присел.
Марина с помощью Артёма взобралась на подставленную спину, ухватилась за верхний край ограждения и выпрямилась.
— Давай быстрей! — застонал Славка. — Маня, тебе не говорили, что попастые девушки уже не в моде? Ты мне спину сломаешь!
Марина не обиделась, но всё же мстительно потопталась по Ковалю ещё несколько секунд, чтобы не хамил, перекинула ногу через забор и огляделась. Вокруг было тихо. Перекинула вторую ногу и спрыгнула.
Пару мгновений спустя рядом оказались и парни. Оставалось всего ничего — проникнуть в школу, пройти по тёмным коридорам, подняться на второй этаж и вскрыть дверь директорского кабинета.
***
Кабинет встретил школьников равнодушным молчанием. Ремонт здесь не делался с восьмидесятых годов прошлого века. Поэтому громоздкий шкаф для документов, дверь, обитая дерматином, и огромный письменный стол вписывались в интерьер прекрасно. А вот современный компьютер выглядел нелепо. В комнате стоял тяжёлый запах духов.
— Так, Тёма, держи мышей, я не могу эту гадость ни видеть, ни нюхать, — Марина, не мешкая, стала раздавать указания, — Славик, на тебе яйца — смотри, не разбей!
— Ты дырки проколола, в яйцах-то? — Коваль деловито принял лоток.
— Конечно. А я займусь супчиком. Ух, как же это всё будет вонять после выходных! — Марина даже зажмурилась, представляя, как Крокодиловна носится по кабинету, ища источник неприятного запаха.
В полной тишине, подсвечивая фонариками, ребята делали своё дело. Сычкова набирала в шприц мясной бульон из литровой банки и методично обкалывала этой жидкостью обивку двери. Артём стоял на коленях перед шкафом и, стараясь не дышать, раскладывал трупики мышей среди документов.
Самая лёгкая работа досталась Вячеславу — он опустил одно яйцо в высокую вазу с искусственными цветами, второе положил в школьный призовой кубок, а третье засунул в нижний ящик стола. И решил скрасить ожидание, пошарив по помещению — когда ещё представится такая возможность.
— Славк, не разбей ничего, не забудь, нас здесь не было, — голос Артёма прозвучал глухо.
— Не боись, всё путём, — Слава засунул нос в шкаф возле двери. — Опаньки, смотрите, чего откопал!
Последняя фраза прозвучала неожиданно громко, и Марина возмущённо шикнула.
— Ладно, ладно, чего ты, не подумал я, сори.
Его находка действительно была необычной — на дне шкафа лежал кот с разорванным горлом.
— Это что? — Артём, как увидел, даже сделал шаг назад.
Сычкова присела на корточки, чтобы лучше рассмотреть находку. Слава больше не шутил. Он молча светил фонариком на высохшее, словно мумифицированное тело животного.
— Народ, а ведь это Фаня, — Марина показала на белые лапы.
Характерная расцветка не оставляла сомнений. Последние три года Фаня мирно обитал в школе, ловил мышей, нежничал с младшеклассниками и кормился в столовой. Перед санитарными проверками выгонялся из здания во двор. А два дня назад пропал. Малышня очень переживала, на переменках бегала по округе с колбасой, но кот так и не нашёлся. И вот сейчас он лежал на дне шкафа в директорском кабинете.
— Надо его забрать и закопать, — Слава задумчиво почесал кончик носа.
— Ты что, забыл? Нас здесь не было! — отрезала Марина.
— Зачем ей труп животного?
— Не знаю. Может, она таксидермист. Тайный, — девушка подхватила рюкзак и вышла из кабинета. Одноклассники поспешили за ней, закрыв дверь на ключ.
Уходили со школы в полном молчании. То, что начиналось, как революционная забава, закончилось достаточно неприятно.
Глава 3
Фаня прыгнул Марине на грудь и замурлыкал.
— Уйди, гадёныш, дай поспать! — девушка спихнула кота и перевернулась на бок.
Кот помурчал ещё немного, свернулся клубочком и лёг рядом. Марина было задремала, но Фаня вскочил, зашипел и выгнулся дугой. Из темноты появилась рука и схватила животное за загривок. Сычкова вжалась в кровать, с ужасом наблюдая, как Крокодиловна прокусывает шею Фани и с причмокиванием пьёт кровь. Спустя несколько секунд кот прекратил сопротивляться и вяло обвис в руках директрисы. Не отрывая губ от Фани, красными глазами Инесса Геннадьевна уставилась на школьницу. Марина заорала и проснулась. Несколько секунд непонимающе таращилась на стену, а потом облегчённо вздохнула. Просто кошмар. Ничего необычного, если учесть, чем она занималась ночью.
Занавески оказались распахнуты, ласковое сентябрьское солнышко робко заглядывало в комнату. Рядом, за компьютером, в наушниках, сидел младший брат и активно высаживал растения. Судя по количеству зомби на экране, Глеб оборонялся уже давно. Марина протянула руку и схватила братишку за голую ногу. Тот даже бровью не повёл и продолжил сражаться с монстрами.
— Доброе утро. А мама с папой уехали на рынок. А мне сказали разбудить тебя в десять, потому что надо обед приготовить и пропылесосить, — из-за наушников Глеб говорил громко.
— А сейчас сколько? — Марине было лень вылезать из кровати, чтобы посмотреть на часы.
— Двенадцать.
— Чего-чего? Глеб, ты обалдел? Почему не разбудил? — девушка вскочила и заметалась по комнате, пытаясь одновременно застелить кровать, стянуть ночную сорочку и расчесаться.
— А я будил. А ты сказала неприличное слово, пихнула меня ногой и отвернулась к стенке.
Марина на секунду остановилась и выдернула шнур из розетки. Компьютер выключился, вызвав полный ненависти и боли вопль.
— Так, не ори, а беги пылесосить. Я зубы почищу и макароны сварю.
— А мама не мне говорила пылесосить. А я маленький ещё для тяжёлой работы! — Глеб потянулся за штекером. Старшая сестра шлёпнула его по рукам.
— Мама не говорила, а я скажу. Ты восьмилетний мужчина, вполне можешь справиться, — Марина села на кровать и умоляюще посмотрела на брата. — Глебушка, помоги! Я же не успею. Домашку три дня за тебя делать буду.
— Пять. Пять дней! — завопил Глеб и выскочил из комнаты.
Родители приехали как раз в тот момент, когда в макароны шлёпнулся кусок масла, а Глеб поставил пылесос на место. Марина выложила на сковородку котлеты из холодильника — разогревать.
— Сегодня надо укроп срезать и заморозить, — мама даже за обедом не могла забыть о хозяйстве. — Марин, тебе много уроков на понедельник задали?
— Как обычно.
— Тогда давайте после обеда сразу на огород.
— Дрова ещё надо под навес сложить, дожди обещали, — Виктор попробовал макароны и поморщился: — Доча, от тебя любой мужик сбежит, если будешь так еду пересаливать.
***
Весь день прошёл в хозяйственных заботах, вечером Марина делала уроки, не только свои, но и для брата, и поэтому не думала о странной находке в директорском кабинете. А вот перед сном мысли вернулись, обосновались в голове и бесцеремонно стали в ней хозяйничать.
«Зачем Крокодиловне хранить мёртвого Фаню? И почему он как будто сушёный? Нет, это неправильный вопрос. Главное — почему в шкафу? Нет, не так. Как в кабинете директора оказалась несчастная зверушка? Может, там какое-то место особенное, и он просто пришёл туда умереть, а директриса не в курсе? Бред. Как она может быть не в курсе! Он же лежит прямо в шкафу, в который Крокодиловна, небось, по тридцать три раза в день заглядывает. В курсе она. Точно. И возвращаемся к первому вопросу — зачем Крокодиловне хранить труп животного?»
Марина и так, и этак крутила в голове информацию. Засыпая, девушка продолжала думать о странной находке. И о кошмаре, который приснился прошлой ночью. Мысли получили продолжение во сне — коты и собаки стучались в кабинет, заходили и робко спрашивали: «Можно залезть в ваш шкаф? Он такой уютный, такой удобный. Лучшего места, чтобы окочуриться, не найти». Геннадьевна улыбалась гнилыми, чёрными губами и вежливо кивала, и красными глазами нежно смотрела на животных. Те по очереди заходили в шкаф, раздирали передними лапками собственные шеи, складывались в кучку и умирали.
***
Понедельник начался, как обычно. Как обычно, это значит, что мама ворвалась в детскую комнату с дикими воплями «вставайте, мы проспали!», раздёрнула шторы и унеслась на кухню.
В школе после первого урока кормили завтраком. Хоть и не очень вкусно, но бесплатно. Как минимум, половине учеников нравилась эта традиция — у кого-то родители уходили слишком рано на работу, а у кого-то пили по-чёрному, и по утрам в доме пахло чем угодно, только не едой.
Но у Сычковых мама успевала за пятнадцать минут, пока дети чистили зубы и умывались, приготовить сырники или горячие бутерброды. Или блинчики. Поэтому Марина и Глеб презрительно отказывались от походов в школьную столовую.
Сегодня на завтрак был омлет с сыром. Марина торопливо проглотила свою порцию, схватила в охапку брата и выскочила из дома. Не терпелось обсудить субботнее приключение с парнями. К тому же хотелось увидеть глаза Крокодиловны — равнодушные, холодные, но человеческие. А не красные, как снилось две ночи подряд.
Славка уже топтался на остановке, к которой должен был подъехать школьный автобус. Кроме него, здесь были остальные ученики Красносельской школы, жившие в Яблоневке. Все пятеро. Поэтому Коваль молча кивнул однокласснице и отвернулся. При таком количестве чужих ушей не будешь обсуждать ночные приключения.
Подъехал старенький, но всё ещё бодрый ПАЗик оранжевой расцветки, заглотнул в себя детей и поехал по маршруту дальше. Ещё две деревни, а затем — Красноселье.
Село было большим — в нём располагались сельсовет, школа, детский сад, два частных магазина и сельпо, почта, библиотека, фельдшерско-акушерский пункт, клуб и махонькое кафе. Из окрестных деревень в школу и садик приезжали двадцать человек. Все остальные дети были Красносельскими, Артём и Ира в их числе.
— За Орду! — Глеб, распихивая пассажиров, выскочил из автобуса и полетел к группе сверстников, носившихся по школьному двору. Не притормаживая, кому-то треснул по голове рюкзаком, от кого-то получил тумака, и дети превратились в дерущуюся кучу-малу.
— Прикольный пацан растёт, — Славка, как и положено почти совершеннолетнему человеку, неспешно вылез из ПАЗика и подал руку Марине.
Девушка глянула на окна директорского кабинета и вдруг увидела, как шевельнулась занавеска. Ноги стали ватными.
— Маруся, пойдём. Мне тоже стрёмно, но что поделать, — Коваль был непривычно серьёзен.
До начала первого урока оставалось ещё минут десять. Марушкина надулась, обидевшись на одноклассников за то, что приключение прошло без неё, а когда Коваль в непечатных выражениях объяснил, что винить она может только себя и пиво, демонстративно вышла из кабинета. Остальным это было только на руку.
— Короче, я тут думал все выходные. И понял — директриса ведьма! — Славка даже стукнул кулаком по парте, придавая весомость версии.
Марина сверхъестественную чепуху отмела сразу:
— Не многовато ли ведьм на округу? Ты мне как раз в субботу доказывал, что Николаевна тоже из них.
— Согласен с Сычковой. Здесь что-то другое.
Славка чуть не лопнул от возмущения:
— Артёмыч, да что ещё может быть?
— Может, она психически больная. Коллекционирует трупы животных, обкалывает их формальдегидом, чтобы не воняли, и по вечерам играет с ними в дочки-матери.
— Формалином.
— Чего?
— Формальдегид — газ, формалин — жидкость на его основе. Ты перепутал, — вздохнула Марина.
— Да какая разница!
— Никакой, — пожала плечами девушка, — только твоя версия такая же глупая, как и Славкина. Подумай сам — кто бы психически больную взял на работу, в отдел образования, а потом ещё поставил на руководящую должность? В школу, к детям?
— Я тебя умоляю, Маруся! — Вячеслав больше не заикался о ведьмах, а ухватился за мысль Артёма. — Ты вспомни, как два года назад в Потаповке мужик жену топором зарубил. Сорок лет жил себе нормальный, никто даже подумать на него не мог ничего плохого, а потом бац — и срубил детишкам ёлочку на Новый Год.
— Так Петрович и был нормальный, а потом мозги совсем пропил, поймал белочку, и ку-ку! — Марина продолжала упорствовать. — Вы сами подумайте. Крокодиловна гадина, конечно, но это просто мерзкий характер, а не болезнь.
— Тогда что это всё, по-твоему, значит? — Артём с любопытством уставился на Сычкову.
Та ничего не успела ответить — в кабинет влетела запыхавшаяся Ирка:
— Не знаю, что вы в субботу намудрили, но Крокодиловна носится по кабинетам!
— Унюхала, — расплылся в улыбке Коваль.
— Чего лыбишься? А если она нас, то есть вас, вычислит? — у Иры от страха дрожал голос.
— Никогда. Мы, профессионалы, следов не оставляем. Как она узнает, кто именно яички подкинул?
Продолжить разговор не получилось.
— Доброе утро, — вместе со звонком в класс вошла учительница математики.
Ребята расселись за парты. Через десять минут появилась Инесса Геннадьевна.
— Выйдите, пожалуйста, за дверь, Елизавета э-э-э... Неважно. Мне надо поговорить с детьми наедине.
Учительница пожала плечами и вышла. Марина вдруг поняла, что это конец. И что каким-то непонятным образом Крокодиловна узнала, кто именно хозяйничал в её кабинете.
Директриса шумно втянула носом воздух, жутко улыбнулась, и заявила:
— Итак, личинки, сейчас, по очереди, заходите ко мне.
— А зачем? — в отличие от Марины, Коваль пока не понимал масштабы катастрофы.
— Будем обсуждать права и обязанности учащихся, — ледяным голосом отчеканила и.о. директора, развернулась и вышла.
Сычкова схватилась за голову:
— Всё, приехали. Но как она поняла?
— Разберёмся. Главное, не забудьте включить дурку — ничего не знаем, ничего плохого не делали, в кабинете не были, любим, уважаем, обожаем. Доказательств у неё нет никаких, это стопро, — Слава поднялся, одёрнул пиджак и чётким шагом направился на допрос.
Урок продолжился. Преподаватель вернулась, посетовала, что один из учеников будет отсутствовать на объяснении новой темы, но расспрашивать ни о чём не стала. Даже когда вернулся Коваль, бледный, но счастливый, ничего не стала выяснять.
А Марина заёрзала на стуле, пытаясь перехватить взгляд одноклассника, и у неё получилось. Славка подмигнул и показал под столом большой палец. Почему-то это взволновало Марину ещё больше. К тому же следующей к директору ушла Ира, слабое звено.
— На следующей неделе будет контрольная по этой теме, отнеситесь серьёзно. Особенно ты, Коваль! — Прозвенел звонок, и учительница кричала последние напутствия уже вдогонку.
Никто её не слушал — Марина и Артём взяли в клещи Славку и заставили по дороге в кабинет биологии рассказать, что было. Тот попытался было заикнуться о завтраке, но решил, что сейчас не до еды.
— Да так ничё и не понял. Она сказала, что наш класс был в кабинете ночью с субботы на воскресенье. Только не спрашивала про яйца, про мышей. И не пахнет, кстати, в комнате, ничем, кроме этих вонючих духов.
— Если запаха нет, с чего её колбасит? — Семашко открыл дверь и пропустил вперёд Сычкову. Потом швырнул рюкзак на парту.
— Да фигня какая-то, — Славка пожал плечами, — говорит, я знаю, что вы здесь были. Хочу знать, зачем.
— А ты?
— А чё я? Не были мы у вас, Инесса Геннадьевна, как могли только такое подумать! — Славка расплылся в улыбке. — Она пошипела, пошипела и отпустила.
— Ты молодец, конечно, но вот Ирка... — Артём озабоченно покачал головой.
Глава 4
Семашко оказался прав. Зарёванная Ира вернулась перед самым звонком, выкрикнула, что Артёма ждёт директор, села за парту и разрыдалась.
Всё сразу стало понятно. Стараясь не сорваться, Марина стала расспрашивать одноклассницу.
Оказалось, Крокодиловна сначала набросилась на Марушкину с обвинениями и обещаниями всех возможных кар. Но потом повела носом и безапелляционно заявила, что девчонки в кабинете не было.
Ира решила было, что буря её не коснётся, но от удушающего аромата духов внезапно закружилась голова.
— И я всё рассказала.
— Зачем?! — поразился Коваль.
— Я не знаю! — ещё сильнее заплакала Ирка. — Я не хотела! Оно само из меня выскакивало, не могла остановиться! Мальчики, Марина, простите, не знаю, как так получилось!
— А потом что?
Ира посмотрела на Артёма:
— Ничего. Крокодиловна сказала, что я свободна, и позвала тебя.
— Спокойствие, только спокойствие. Что ты могла рассказать вообще? Ты ж спала всё время.
— Я рассказала про план, про то, как заснула в машине, и что проснулась уже тогда, когда вы меня домой привезли, — шмыгнула носом и продолжила уже веселее: — А ведь и правда, ничего такого не говорила. Мало ли, что мы планировали. А были вы в школе или нет — я не в курсе.
— Точно. Так что не реви, — Артём трусил, но не подавал вида, — у неё ничего на нас нет. И я ничего не скажу. Пожелайте ни пуха.
Семашко на выходе из класса столкнулся с биологом, Максимом Андреевичем.
— Ты куда? Звонок сейчас прозвенит.
— К директору вызвали. Я скоро вернусь, — сверху вниз посмотрел на учителя Семашко.
Максим Андреевич Бондаренко был ниже Семашко на голову и поуже в плечах. Да и в возрасте разница не сразу замечалась — преподаватель получил диплом всего год назад, после чего и оказался по распределению в Красноселье.
Сначала Бондаренко всячески сопротивлялся, искал способы остаться в столице или хотя бы попасть в один из областных городов. Ничего не вышло. Поэтому новоиспечённый учитель обречённо отправился в деревню, надеясь после двух лет обязательной отработки уволиться и найти более подходящее место.
Но через год подобные мысли стали посещать всё реже.
Поначалу, конечно, было тяжело. Жильё выделили жуткое — пустующий много лет дом с протекающей крышей и разрушенной печкой. Бондаренко попытался возмутиться, но изменить ситуацию не смог. Учитель в сердцах отказался от хатки и снял квартиру в областном центре. Уже через месяц пожалел — вся первая зарплата ушла на оплату жилья и транспорта. Но вскоре прямо на деревенской улице подошла старушка и предложила снять у неё комнату. Бабуля жила одна, и ей нужен был «мужик в доме» — поправить покосившийся забор, забить в стену гвоздь или принести воды из колодца. И запросила чисто символическую сумму. Через три месяца она стала звать Максима «внучек» и перестала брать плату вовсе.
Так они и жили — Семёновна убирала, готовила, а Максим взял на себя мужскую работу по дому. И иногда по вечерам вёл неспешные разговоры с бабулей — это и было для одинокой женщины главной платой за постой. В остальное время Семёновна не навязывалась, в комнату без разрешения не заходила, и Бондаренко решил, что ему очень повезло. Два года в таких условиях можно спокойно прожить. Совсем хорошо стало, когда бабушка согласилась провести в дом интернет.
Решив проблемы с жильём, Максим Андреевич разглядел кое-какие плюсы, о которых, как городской житель, раньше даже не догадывался.
Во-первых, вскоре с ним стала здороваться вся округа. В большом городе учитель — лицо в толпе. Здесь же Бондаренко внезапно стал чем-то вроде элиты. Это льстило. Во-вторых, вести урок, когда детей в классе не больше десяти, довольно легко. В-третьих, сами дети оказались не похожи на городских сверстников — в лицо не хамили, богатством не мерялись и по мере сил учили домашние задания. В конце концов, когда шанс, что тебя вызовут, равен ста процентам, особо не расслабишься.
Имелись, конечно, ребята с наплевательским отношением к учёбе, но за год Макс научился сосуществовать и с ними. А те были благодарны молодому преподавателю за то, что тот их особо не дёргал, сидели за задними партами и не мешали работать. А часто и вовсе не приходили на занятия.
В-четвёртых, Максим полюбил выходить из дома спозаранку с небольшим рюкзаком. Остановившись, некоторое время думал — налево, к реке? Или повернуть направо и пройти метров триста до луга? А может, дойти до Потаповки и огородами добраться до леса? В городе он вряд ли смог бы часто выбираться на природу. А здесь всё было в шаговой доступности. Биология для Бондаренко была не просто профессией, но и хобби. Он даже завёл блог, рассказывавший о местной флоре и фауне. И, на радость учителю, сетевой дневник, хоть и медленно, но набирал популярность.
Семёновна весной выделила квартиранту целую сотку земли. И он с увлечением ковырялся в огороде, экспериментируя с культурными и дикими растениями.
И в-пятых, зарплата, хоть и мизерная, оказалась чуть выше, чем у однокашников, работавших в городах. Семью он бы вряд ли прокормил, но на себя, да в сумме с регулярными продуктовыми поставками от родителей вполне хватало.
Переживания по поводу досуга тоже оказались беспочвенны — маршрутное такси между городом и Красносельем курсировало регулярно. Собираясь на встречу с приятелем, учитель выходил из дома даже позже, чем живший в спальном районе города друг.
Единственное, что омрачало жизнь Бондаренко — классное руководство. Бывший директор всучила ему десятый, теперь уже одиннадцатый, класс. Два парня и две девушки. Мальчишки долго не воспринимали преподавателя всерьёз, а девчонки, особенно Марушкина, безостановочно флиртовали. Плюнув на учительский авторитет, Максим Андреевич попытался выстроить отношения с подростками в совершенно непедагогичном формате — он старший товарищ, шпион на вражеской учительской территории, они — его помощники в адаптации к сельской жизни. И внезапно это сработало. Самое главное — уважение — было достигнуто. А там, где есть уважение, есть и послушание. Марушкина, правда, кокетничать не перестала, но это были мелочи.
Прозвенел звонок.
— Что натворил? — деловито спросил Максим Андреевич.
Артём повёл плечом, буркнул, что он ничего плохого не делал, и ушёл.
— И вы, естественно, тоже не в курсе. Точно моя помощь не нужна?
— Не нужна, — ответила за всех Марина, — только, Максим Андреевич, когда Артём придёт, мне тоже надо будет выйти.
Бондаренко внимательно посмотрел на подростков. Бледный Коваль, Сычкова с пунцовыми ушами и Марушкина с опухшим от слёз лицом сидели, как на иголках. Да уж, явно случилось что-то серьёзное. Хотя, с другой стороны, он, как классный руководитель, должен был узнать о проблемах подшефных учеников первым. Раз ему никто ничего не сообщил, значит, у ребят проблемы личного характера.
Но тогда при чём здесь директор?
Решив не забивать голову лишними проблемами, Максим Андреевич начал урок. А минут через пять понял, что толку от этого никакого — подростки не слушали совсем.
— Так. Может, расскажете, в чём дело?
— А скажите, вам нравится Инесса Геннадьевна? — Марушкина заговорила первой, хотя Коваль старательно на неё зашикал.
— В каком смысле? — биолог подобного вопроса никак не ожидал.
— В прямом. Не в смысле, как женщина, а как человек, — Ирина выжидающе смотрела на учителя, не обращая внимания на угрожающие жесты Славки.
— Она мой непосредственный начальник. Я не могу обсуждать, нравится она или не нравится, — начал было Максим, потом увидел, как разочарованно вытянулось лицо ученицы, и торопливо добавил, — но скажу честно, я очень рад, что через две недели её здесь не будет.
Реакция оказалась совсем не та, на которую рассчитывал.
— Как не будет? Почему? — ахнула Сычкова.
— Вы же знаете, Инесса Геннадьевна временно исполняла функции директора. Основной её задачей было выбрать главнокомандующего. Она всё это время присматривалась к коллективу, и теперь должна предложить в райисполком кандидатуру. Или несколько. Как мы, учителя, поняли, у неё уже есть претенденты. Правда, нам не сообщали, кто. Но через две недели директором станет кто-то из наших преподавателей.
— Катастрофа, — Марина схватила себя за пылающие уши. — Мы зря испортили кабинет!
— Да что случилось-то? Вы можете внятно объяснить? — Бондаренко разозлился. Эти тайны мадридского двора стали раздражать.
Ответить дети не успели. Вернулся Семашко. Не обращая внимания на учителя, школьники наперебой стали задавать вопросы. Артём отмалчивался, опасливо поглядывая на Максима Андреевича. А тот секунд десять просто сидел, смотрел на учеников и обалдевал от их наглости. Потом пришёл в себя и стукнул кулаком по столу:
— Так, хватит! Артём, на своё место! Марина, тебя ждёт Инесса Геннадьевна, вперёд!
Макс поднялся и свирепым взглядом обвёл класс. Подростков проняло, и они затихли. Марина, у которой в глазах плескалась паника, молча вышла из кабинета.
— А теперь я хочу услышать, в чём дело. Немедленно.
Несколько секунд оставшаяся троица собиралась с мыслями. А потом все заговорили одновременно. После грозного окрика оратор остался один — Коваль. Периодически в повествовании проскальзывали нецензурные выражения, но Андреевич не обращал на них внимания — не до того было.
Глава 5
Аромат духов можно было бы назвать утончённым и приятным, если бы не концентрация. Марине подумалось, что после разговора она ещё долго будет выдыхать на окружающих пары директорского парфюма. Но спустя мгновение девушку перестал заботить запах — она увидела на столе блюдечко, на котором кучкой лежали полуразложившиеся мыши и три яйца.
— Ну что, дорогуша, поговорим?
— О чём? — Марина взяла себя в руки и решила держаться до последнего.
— Я знаю, что одиннадцатый класс практически в полном составе шарил в моих вещах. Твой одноклассник во всём признался, и даже указал, где вы оставили «подарочки». А ещё он сказал, кто был организатором, — Крокодиловна уставилась холодными глазами на Сычкову и выжидающе приподняла бровь.
— Не знаю, о чём вы говорите.
— Хватит! — Инесса Геннадьевна заорала так неожиданно, что школьница вздрогнула и съёжилась от испуга. Глаза директрисы полыхнули красным, совсем, как во сне, но через миг Марина поняла, что ей показалось.
— Ненавижу личинок, таких, как вы — бесполезных, но сующих везде свой нос, — голос, казалось, проникал в самые глубины мозга. — Немедленно отвечай — где вы рыскали и что нашли?
— Мы пришли, чтобы оставить в кабинете мёртвых мышей и проколотые яйца. Кроме этого, я испортила мясным бульоном дверь. Всё для того, чтобы в вашем кабинете установился неприятный запах, потому что...
— Это я уже знаю. Наплевать. — Крокодиловна подошла вплотную к девушке, наклонилась и вкрадчиво спросила: — Итак, где вы рыскали и что искали?
Половина сознания Марины была в панике — почему, зачем я отвечаю? Нельзя говорить! А вторая часть рассказывала. Торопливо, суетно, стараясь ответить как можно более подробно и правдиво.
— Мы нашли мёртвого кота вон в том шкафу.
— И всё?
— Да.
Странное облегчение сменило гримасу ненависти.
— Собака вашего котяру загрызла, прямо на крыльце школы. Не хотела, чтобы дети увидели, вот и убрала подальше, чтобы потом выбросить.
Марина хотела спросить, зачем такие сложности, если можно было попросить уборщицу выбросить труп сразу, но решила на всякий случай промолчать.
Инесса Геннадьевна села на диванчик, стоявший у стены, забросила ногу на ногу и задумчиво посмотрела на школьницу. А та исподтишка разглядывала директрису. Выглядела Крокодиловна, конечно, шикарно. Деловой костюм василькового цвета сидел на хрупкой фигурке идеально. Длинные, стройные ножки в дорогих туфлях, элегантная стрижка — Сычкова могла бы позавидовать, если бы не личико.
Черты были правильными, утончёнными. А вот цвет кожи подкачал — скрыть неприятный красно-бурый оттенок лица не могла даже дорогая косметика. Не одну версию выдвигали в школе — от хронического алкоголизма до артериальной гипертензии, но к единому мнению так и не пришли.
— Что же мне с вами делать? Такое поведение должно иметь последствия.
— А может, не надо?
— А ты шутница! — Инесса Геннадьевна расхохоталась. — Никто, слышишь, деточка? Никто не смеет разнюхивать что-либо обо мне.
Крокодиловна легко встала, подошла, положила руки на плечи девушке, и наклонилась так близко, что сквозь аромат духов на Марину неожиданно обрушился отвратительный запах, напомнивший о дохлых мышах.
— Я информирую инспектора по делам несовершеннолетних. Сделаю всё, чтобы тебя, Семашко и Коваль исключили из школы, а алкоголичку поставлю на учёт у нарколога. Через две недели я покину эту дрянную деревушку, но ваша четвёрка будет вспоминать об Инессе Геннадьевне всю свою оставшуюся никчёмную жизнь.
Информация смешалась с мерзким запахом, с удушающим ароматом духов и с напряжением последних двух дней. Марина оказалась в предобморочном состоянии.
Но вдруг директриса замолчала, быстро втянула носом воздух и резко выдохнула через рот. Потом ещё раз, и ещё — совсем, как собака, взявшая след. Затем убрала руки, выпрямилась и подошла к окну. Сычковой стало легче, по крайней мере, упасть в обморок уже не хотелось.
Больше минуты Инесса Геннадьевна молча стояла у окна и теребила занавеску. Марина сжалась на стуле, с ужасом ожидая итога всего этого неприятного разговора.
Женщина развернулась и неожиданно улыбнулась. Искренней, приятной улыбкой.
— Что, котик, испугалась? Это называется психологическая атака. Должна же я была как-то наказать за хулиганскую выходку? — Инесса Геннадьевна не спеша подошла к дивану, села, и похлопала рукой по обивке. — Иди сюда, Мариночка, не бойся. Буря миновала.
Ошарашенная девушка села рядом. Крокодиловна, всё так же ласково улыбаясь, погладила школьницу по голове. Отстраниться Марина не решилась.
— Я ведь всё понимаю. Ваш бывший директор — замечательный человек. И тут я. Это как маму у ребёнка забрать, привести незнакомую тётю и сказать: теперь тебе нужно любить её. Правильно? — Инесса Геннадьевна была сама нежность. Марине ничего не оставалось, кроме как кивнуть.
— Может, я и перегнула палку с дисциплиной, но только ради блага учеников вашей замечательной школы. Ольга Васильевна из-за преклонного возраста не могла уследить за всем и упустила воспитательный момент. А школа должна прививать человеку уважение к порядку. Согласна?
Сычкова снова кивнула. Её вообще вдруг стало клонить в сон. А Крокодиловна продолжала журчать, как ручеёк, гладила девушку по рукам и разве что не лезла целоваться.
— Солнышко моё, я, конечно, не буду портить жизнь ни тебе, ни твоим одноклассникам. Но наказать должна. Так будет правильно, понимаешь?
— Понимаю.
— Умничка. Ирочке вашей предстоит экскурсия в наркологический диспансер, это на себя возьмёт классный руководитель. Мальчики за родительский счёт перетянут дверь, чтобы будущему директору не пришлось работать в неприятной обстановке. А для тебя, как для вдохновителя, у меня особое задание.
Инесса Геннадьевна встала, подошла к столу и достала из ящика пухлую папку документов.
— Это новые методички для педагогов. Нужно перепечатать и систематизировать. Так что жду тебя в субботу, в семь часов вечера. Будешь работать с компьютером.
— А почему в субботу и так поздно? — язык еле слушался, губы с трудом шевелились, но директриса всё расслышала.
— Скажи, деточка, какое самое весёлое время для подростка? — Крокодиловна и не ждала ответа, поэтому сразу продолжила: — Самое весёлое время — вечер субботы. Дискотека в клубе, прогулка с каким-нибудь мальчиком — всего этого я лишаю тебя на две недели. Будешь приходить сюда и работать на благо школы.
Марина не стала объяснять, что по субботам очень редко выходит из дома, бо́льшую часть времени проводя за чтением книг. Печатать на компьютере в выходной? Да запросто, только бы постановка на учёт в комнате милиции и исключение из школы не стали реальностью.
— Иди, милая, на урок. Жду тебя в субботу, — директриса села за стол и улыбнулась.
Снова показалось, что глаза полыхнули красным. Но лишь на мгновение. На ватных ногах девушка подошла к двери и практически выпала в коридор.
***
После рассказа классный руководитель молчал минуты три — переваривал услышанное.
Идиотская выходка характеризовала его как плохого классного руководителя. Не выявил, не уследил, не запретил... Если история получит огласку, то неприятности будут не только у этих пакостников, но и у него самого.
«Чёрт меня дёрнул подкатить к Ане на той вечеринке. Сейчас бы работал в институте плодоводства или сидел в какой-нибудь лаборатории, изучал вирусы в микроскоп. Расхлёбывай, Максим Андреевич, свои неудачные романы, вытирая носы подросткам да катаясь по родным просторам на ржавом велосипеде».
Аней звали дочь декана университета, с которой Максим сблизился на студенческой попойке. Встречались они всего месяц, а потом Бондаренко разорвал отношения — его стали угнетать избалованность и высокомерность девушки. Но Аня оказалась ранимой и мстительной. Декан напакостил обидчику дочери, как смог — за что выгнать, не нашёл при всём желании, но вот красный диплом и хорошее распределение остались в мечтах.
Очень хотелось надавать детишкам подзатыльников. Хотя Максим Андреевич с большим удовольствием сам бы поучаствовал в подобной акции протеста, потому что Инесса Геннадьевна вызывала в нём странное чувство — брезгливость, смешанную со страхом. И ведь причин никаких не было — лично с исполняющей обязанности Бондаренко не общался, конфликтов с ней не имел, да и женщина была довольно симпатичная, несмотря на агрессивное использование духов и болезненный цвет лица. Но ведь подобное говорить ученикам никак нельзя, ещё уверятся в своей правоте.
Школьники сидели тихо, словно мыши под веником. Поэтому крутить в руках ручку и думать об упущенных возможностях педагогу никто не мешал, пока в дверь не протиснулась Сычкова.
Белая, как полотно, девчонка молча добрела до своего места и рухнула за парту. Взгляд был стеклянным и бессмысленным. Потом она вздохнула, и пугающая пустота ушла из глаз.
— Маришка, ну, что? — Семашко с тревогой глядел на одноклассницу.
— Да, Сычкова, рассказывай, хочется узнать последствия вашего «преступления», — учитель откинулся на стуле и скрестил руки на груди.
И Марина рассказала обо всём. По классу пронёсся вздох облегчения из-за того, что никаких глобальных репрессий не последует. Марушкина очень обрадовалась, что её ждёт свидание с любимым учителем, пусть даже и в наркологии, а перетянуть дверь можно было самостоятельно, с минимальными затратами и не вовлекая родителей.
***
Едва за соплячкой закрылась дверь, Инесса метнулась к письменному столу, выдвинула один из ящиков, где в глубине, за кипой бумаг, нащупала кольцо — массивное, грубое, совершенно не женское, вытащила его и торопливо надела на указательный палец правой руки. Железный ободок, весь выщербленный, покрытый ржавчиной, полностью закрыл фалангу. В оправе сидел странный минерал размером с перепелиное яйцо. Сейчас этот кристалл яростно пульсировал густым фиолетовым цветом. Но уже через две минуты кольцо успокоилось и ровно засветилось приглушённым лиловым.
— До кабинета дошла, личинка. Личиночка моя!
Не сдержав эмоции, директриса чмокнула перстень, прижала его к груди и закружилась по кабинету. Потом, опомнившись, остановилась и, воровато оглядываясь, хоть в комнате и никого не было, положила кольцо на место. Села за стол, заложила руки за голову и мечтательно уставилась в потолок. На лице играла блаженная улыбка — ни дать ни взять, девушка, получившая букет цветов от поклонника. Вот только багровое лицо да ярко-красные глаза портили невинную картину.
Глава 6
Танцпол предусмотрен не был, но, когда раздались первые аккорды песни о мужчине, от которого хочется родить сына, три девчонки за соседним столиком восторженно взвыли. Они вскочили, зацепили парочку посетителей бёдрами, но пробрались-таки к барной стойке. Там, не обращая внимания на тесноту, девочки решили устроить дискотеку. Кто-то из «зрителей» засвистел и захлопал, что ещё больше раззадорило барышень — танец стал откровенным и зовущим. Одна из красавиц неуловимым движением вытащила через рукав лифчик и стала размахивать им над головой.
Когда активизировалась охрана, песня почти закончилась. Девушек к тому времени окружили назойливым вниманием, и секьюрити с трудом оттеснили поклонников от троицы. Вежливо, но целеустремлённо «танцовщиц» потащили к выходу. Официант собрал куртки, сумочки, телефоны и поспешил за охраной.
— Фу, как можно так позориться! — Лена, брюнетка, презрительно сморщила носик, покачала головой и потянула коктейль через соломинку.
— А что здесь такого? И сами развлеклись, и нам удовольствие доставили. — Саша подмигнул второй, рыженькой, чьё имя за весь вечер Макс так и не запомнил. Девушка глупо захихикала, но под строгим взглядом Лены замолчала.
— Мы сейчас придём. — Брюнетка встала, подхватила сумочку и кивнула подруге.
Та поспешно вскочила, одарила мужчин извиняющейся улыбкой и поспешила в дамскую комнату.
— Ну, что, тебе которая — тёмненькая или рыженькая? — Сашок, как настоящий друг, решил уточнить заранее.
Максим задумался. Брюнетка, конечно, красотка. Копна блестящих волос почти до пояса, стройная, с длинными ножками и высокой грудью. Но с тех пор, как Сашок подсел к девушкам за столик, Лена лишь пару раз улыбнулась. Причём одна из улыбок была снисходительной — когда Макс сказал, где работает. Вопросы девушки напоминали милицейское расследование — где работаете, на какой машине приехали, какие планы на будущее? Спустя пятнадцать минут Максим понял, что брюнетка раздражает до зубовного скрежета.
Рыжая внешне тоже была ничего. К тому же заливисто смеялась над шутками, которыми щедро сыпал Сашка. Но при этом сама почти всё время молчала, и, не переставая, грызла ногти. Максим в первый раз видел такой ярко-выраженный невроз. У него даже кончики пальцев начинали болеть, когда рыженькая засовывала руки в рот.
Внезапно Бондаренко понял, что не хочет иметь никаких дел ни с одной, ни с другой. И сам себе удивился — ещё весной он бы приврал немного брюнетке да выпил пару лишних рюмок, чтобы перестать обращать внимание на странности рыжей.
— Забирай обеих — ты у нас молодой бизнесмен, при машине. Думаю, девочки с радостью тебя поделят.
— Бондарь, да ты что? — Саша страшно удивился и спросил, стараясь перекричать очередной хит: — Случилось что-нибудь?
— Просто голова проблемами забита.
— У тебя неприятности?
— Не у меня. У учеников моих. Настроение не то, понимаешь?
— Тьфу ты. Проблемы у подростков и у их родителей, ты-то тут причём? Расслабься!
— Не могу. Сам не знаю, почему. — Тихо ответил Макс.
— А? Чего? Говори громче!
— Нормально всё! — Бондаренко только что принял решение — пора смываться.
Развлекать малознакомых мадмуазелей не хотелось совершенно, но и Сашу обижать не стоило. Нужно было придумать какую-нибудь причину. Пока Макс раздумывал, что делать, вернулись девушки. Рыженькая почему-то выглядела виноватой.
Максиму вдруг стало наплевать, обидится Санёк или нет. В конце концов, из-за баб ссориться — последнее дело.
— Скажите, Александр, вы любите Кафку? — Лена продолжила свой допрос, словно и не уходила.
— Конечно, люблю. Особенно гречневую.
Рыжая радостно засмеялась и засунула палец в рот. Макс резко встал, чуть не опрокинув стул.
— Э-э-э... Извините. Мне пора. Всего хорошего.
Насмешливый взгляд брюнетки просто вопил: «Малыш, я всё понимаю, но извини — перед встречей с такой богиней, как я, стоило в жизни добиться большего». Макс мысленно пожелал ей хотя бы к семидесяти годам встретить принца, сделал вид, что не замечает растерянных глаз приятеля, положил на стол деньги и ушёл.
***
Последняя маршрутка отъехала от вокзала пятнадцать минут назад, поэтому пришлось добираться на попутном автобусе. В отличие от маршрутного такси, МАЗ шёл по пути, который позволял доехать только до Яблоневки. А от неё до дома нужно было топать пешком ещё несколько километров. Такое развитие событий Бондаренко предусмотрел ещё днём и оставил велосипед у Антонины Николаевны, в Яблоневке. Старушка часто наведывалась в гости к Семёновне, с молодым постояльцем долгих разговоров не вела, но здоровалась при встрече. А однажды принесла биологу в подарок ясенец. Бондаренко был в восторге — он знал, что растение опасное и очень редкое, но втихаря от хозяйки огорода посадил его на своих экспериментальных грядках в дальнем углу.
Антонина Николаевна согласилась подержать велосипед у себя. Сказала, что калитка не закрывается, и лучше поставить средство передвижения в тени сарая, не то найдутся желающие его присвоить.
Полупустой автобус, пофыркивая, неспешно ехал по шоссе. Кондуктор, собрав дань с пассажиров, села впереди и достала вязальные спицы. Макс поздоровался со смутно знакомым дедушкой, пристроился у окна и задумался.
Осень выдалась богатой на события. Во-первых, наконец-то Инесса Геннадьевна умотала в город, так и не найдя человека на должность директора. Решение оставили на коллектив, и голосованием выбрали самого спокойного и уравновешенного преподавателя школы — учительницу математики. Верхи кандидатуру утвердили. В первую очередь Елизавета Александровна отменила большинство предыдущих распоряжений, так что и наставники, и дети вздохнули с облегчением. Вячеслав и Артём ещё до вступления новой начальницы в должность отремонтировали дверь, и инцидент был исчерпан.
Во-вторых, с Мариной Сычковой происходило что-то странное. Бойкая, умная девушка превратилась в тень. За месяц она здорово похудела. Часто засыпала прямо на уроке, плавала у доски, хотя раньше легко зарабатывала высокие оценки.
Но больше всего мысли Бондаренко занимала Марушкина. Экскурсию в вытрезвитель, правда, отменили. Елизавета Александровна сказала, что у девушки пьющие родители, и она каждый день видит итоги злоупотребления алкоголем. И добавила, что со школьницей поговорить всё же надо — девочка хорошая, жалко будет, если сама себе испортит жизнь.
Разговор проходил во время осенних каникул, в деревенском кафе. Пожилая барменша принесла чай, печенье и скрылась в подсобном помещении. Ира пришла нахохлившаяся, молчаливая и настороженная.
Поначалу разговор не клеился. Да и как можно обсуждать подобную тему с девушкой, которая младше тебя всего на несколько лет? А потом Максим понял, что нужно общаться не учителю с ученицей, а брату с младшей сестрой. Было очень сложно, тяжело. Приходилось подбирать слова, чтобы не отпугнуть, не обидеть. К тому же где-то на границе сознания более легкомысленная часть Бондаренко недоумевала — зачем вести подобные разговоры с чужим человеком? Почему судьба девчонки, похожей на миллионы других подростков, его волнует? Но слова сами слетали с губ. Ира сопротивлялась нажиму — кокетство очень быстро сменилось защитным хамством, был момент, когда Марушкина встала и хотела уйти, едва сдержавшись и не послав наставника. Всё же получилось уговорить остаться.
И Бондаренко решил, что выиграл этот бой. Ира слушала, опустив голову, обречённо кивала и шмыгала носом. Спустя полчаса Макс понял, что на первый раз разговоров достаточно.
Ира догнала биолога на улице.
— Знаете, Максим Андреевич, вы очень хороший. Но вы, как бы это сказать... — девчонка замялась, а потом выпалила, — старый уже, многого не понимаете.
Макс оторопел. Двадцать пять — разве это старость? Жизнь только начинается! А Марушкина, не замечая эффекта от своих слов, продолжала тараторить:
— Мамка с отчимом пьют, денег у нас нет, работу нормальную здесь не найти. Единственный мой шанс — удачно выйти замуж. А кто ж меня возьмёт, если не буду весёлой, компанейской? Скромницу никто не заметит. Так и быть, я пить больше не буду, до восемнадцати, раз обещала. Но вот поступать куда-то, как вы сказали, я не собираюсь! — Ира помолчала немного, и добавила: — Закончу учёбу в двадцать три, старухой, кому нужна буду? Спасибо за заботу, но я сама буду решать, как жить. До свидания.
С этими словами девчонка развернулась и гордо зашагала прочь по улице. А Макс стоял и моргал, не зная, как реагировать на этот страстный монолог.
Догнать, сказать, что это глупости? Что пьяная девушка, которую любой может зажать в угол и облапать, не лучшая кандидатка в спутницы жизни? Что без образования она до конца дней своих будет крутить хвосты коровам в колхозе?
Пока он раздумывал, Ира скрылась за поворотом.
И сейчас, в автобусе, Макс решил, что догнать тогда всё же стоило. Потому что все каникулы он мысленно продолжал разговаривать с ученицей.
— Яблоневка. — Прошамкал голос в динамиках.
Макс из-за раздумий даже не заметил, как автобус остановился. Выскочил на остановку и поёжился — ноябрьский холод мгновенно заполз под осеннюю куртку.
«Пора одеваться потеплей, не май месяц». — Максим поднял воротник.
МАЗ, покачивая задом, уехал в темноту, и мужчина, подсвечивая дорогу телефоном, поспешил в деревню.
***
Собачонка, клички которой Бондаренко не знал, звонко залаяла, громыхая цепью. В доме открылась дверь, и в освещённом проёме показалась грузная фигура:
— Тихо, окаянная! Максим, ты?
— Я, Антонина Николаевна.
— А ну, цыц! — Естественно, последняя реплика предназначалась не Максу.
Собака лаять перестала, и, недовольно ворча, полезла в будку.
— Спасибо, Антонина Николаевна, за велосипед. Ну, я поехал?
— Дабранач. — Больше женщина ничего не сказала и захлопнула дверь. Слабая надежда переночевать в Яблоневке растаяла, как дым.
Деревня состояла из одной улицы, которая с одной стороны упиралась в колхозное поле, а с другой в шоссе. Едва учитель вывел велосипед со двора и повернул в сторону асфальтированной дороги, впереди показался автомобиль. Если бы не фонари, его можно было не заметить — тёмный, с выключенными фарами, он практически крался по деревне. На всякий случай Бондаренко решил обождать в тени и вернулся к забору — не хотелось, чтобы его с ног до головы обдало осенней грязью.
Но машина до него не доехала — остановилась у заброшенного дома невдалеке. Хлопнула дверца, но кто вышел из авто, было не рассмотреть. Максим собрался выйти из тени, но его внимание привлекла фигура, медленно бредущая по улице. Бондаренко присмотрелся и обомлел — мимо него прошла Марина Сычкова, одетая только в тонкую ночную рубашку. Обуви тоже не наблюдалось — по раскисшей ноябрьской дороге девушка шла босая. Ученица свернула в тот же пустующий двор, что и водитель машины.
Сразу вспомнились странности, творившиеся с девчонкой последние полтора месяца. А ещё методичка, которой снабдила школу милиция. В документе подробно рассказывалось о новомодном наркотическом веществе, ставшем популярным у несовершеннолетних.
Уже гораздо позже Макс старался понять, какой чёрт нашептал в ухо идею подобраться к забору и подсмотреть, что происходит. Никакая ответственность за вверенных детей не предусматривает самоубийство. Но, видимо, выпитое в баре спиртное приглушило инстинкт самосохранения и вывело на первое место любопытство. Прислонив велосипед к забору Николаевны, Максим крадучись, подошёл к злосчастному дому. Машина оказалась «Тойотой». Обойдя её и ещё больше уверившись, что во дворе увидит компанию наркодилеров, Бондаренко привстал, заглянул поверх прогнившего забора и всмотрелся в темноту.
Поначалу он не мог разобрать ничего, кроме копошащихся теней во дворе. Тихий, жалобный стон доносился оттуда же. А затем, словно по заказу, разошлись тучи, и двор залил слабый лунный свет. Его оказалось достаточно, чтобы увидеть.
На пожухлой осенней траве, раскинув руки, лежала Марина. С губ периодически срывался слабый стон. А рядом с ней, на четвереньках, припав губами к локтевому сгибу девушки, стояла женщина в брючном костюме. И издавала чмокающие звуки.
Глава 7
Максим закрыл глаза, открыл. Видение не исчезло. Потряс головой — эффект тот же. Он застыл, не понимая, что за дикость происходит прямо перед ним. В руках, словно сам по себе, оказался телефон, и Бондаренко включил видеокамеру. Экран на мгновение осветил самого мужчину, но загадочная женщина была так увлечена, что ничего не заметила.
«Что-то ужасное происходит. Девочку надо спасать! Не стой истуканом!»
Никогда ещё интуиция так громко не вопила в голове у Макса. Громко, а главное, женским голосом. И Бондаренко стал лихорадочно обдумывать план спасения.
Если там, на траве, какая-нибудь маньячка, следовало подготовиться — вдруг у неё оружие в кармане? Взять первую попавшуюся палку, перескочить забор и шарахнуть незнакомку по голове? Или не рисковать, а позвонить в милицию? Ага, и пока стражи правопорядка сюда доберутся, может случиться беда. Максим думал и продолжал снимать. Вдруг женщина резко выпрямилась, шумно втянула носом воздух. Её глаза светились ярко, как у кошки. Только красным. И вот тут Бондаренко испугался по-настоящему.
Зашипев, быстро-быстро странная тварь приблизилась к забору. Максиму даже показалось, что она при этом не перебирала ногами. Мужчина присел и прямо так, на корточках, торопливо проковылял за машину.
Неизвестно, чем бы закончилось эта ночь, если бы во дворе через дорогу не раздался многоголосый смех, и не открылась калитка. На улицу вывалилась компания. Красноглазое создание, уже выглядывавшее из-за забора, спряталось.
— О, мужики, смотрите, какая тачка!
— Это чья такая?
Сельчане столпились у автомобиля и загалдели.
— Из наших ни у кого нет такой.
— К Михалычу, наверное, родня из Минска приехала.
— Дык это — машину-то чего здесь поставили?
— Какой Минск, номера нашей области!
Толпа была пьяная и большая. Максим бочком подобрался к людям, встал и тоже загомонил. На него не обратили внимания.
— Пусть стоит, нам-то что. Пошли к Николаевне, а то она после часу не продаёт уже.
Радуясь удаче, Бондаренко вместе со всеми пошёл к старушке. Сзади глухо хлопнула дверь машины, «Тойота» пронеслась мимо.
Мужики стали стучать в дверь Николаевны, собачонка опять залилась звонким лаем. Максим отстал, развернулся и поспешил назад. Было очень страшно, но мысль о девочке не давала покоя.
Марину он нашёл там же, в той же позе. Дышала ровно, глубоко. Складывалось впечатление, что она просто спит. На руке у неё наливался обширный кровоподтёк. Сам не понимая, что делает, учитель снова достал телефон. Задокументировал на видео синяк, потом нашёл такой же на второй руке. Смутился, но отбросил сомнения, задрал ночную рубашку и осмотрел тело Сычковой. Нашёл ещё три синяка, разной окраски. Один, на внутренней поверхности бедра, у самых трусиков, был еле заметным, а значит, появился давно и успел зажить. Всё методично заснял. Зашёл в органайзер, уточнил адрес ученицы — идти было всего ничего. Взял девушку на руки, крякнул — она оказалась не слишком лёгкой.
В дом напротив вернулась пьяная компания, и деревня вновь погрузилась в тишину. Максим, периодически поправляя сползавшую девушку, донёс её до дома. Калитка оказалась распахнута, одно окно на первом этаже тоже. Чувствуя себя преступником, Бондаренко встал на лавку, заглянул в окно и увидел мирно сопящего мальчишку. Мысленно поблагодарив строителей дома за низкие окна, учитель, стараясь не шуметь, аккуратно пропихнул всё ещё находящуюся без сознания девушку в комнату и опустил на пол. Потом залез сам, уложил Марину на кровать и закутал в одеяло. Ушёл тем же путём, прикрыв окно как можно плотней.
Пока ехал по шоссе, всё время оглядывался — не оставляло ощущение, что тварь с красными глазами гонится за ним. Наступил момент, когда страх оказался таким сильным, что ноги закрутили педали с огромной скоростью, а глаза в темноте стали видеть ужасных чудовищ, тянувшихся к велосипеду. В итоге не заметил, как наехал на какой-то камень, упал. Зато пришёл в себя.
Дома в первую очередь проверил, хорошо ли закрыты окна и дверь. Потом, подумав, достал из холодильника тарелку с котлетами и бутылку водки, которую Семёновна хранила уже года два. Взял в серванте рюмку и ушёл к себе.
Подключить телефон к компьютеру решился только после двух порций спиртного. Налил третью, поставил рядом с клавиатурой, и лишь потом включил видео. Причём начал со второго — того, где были засняты повреждения на теле. На мониторе можно было рассмотреть намного лучше, чем на экране телефона, поэтому Максим, не обращая внимания на трясущиеся руки, внимательно всматривался в картинку, периодически нажимая на паузу.
Синяки были похожи на укусы слепня. Гигантского такого, размером с кошку. В центре каждого кровоподтёка виднелась ранка, не больше трёх миллиметров в диаметре. Самая свежая рана кровоточила. После пяти просмотров картинка приелась, сердце успокоилось, и Макс решил, что готов.
Вот оно. Распластанное тело в ночной рубашке и склонившаяся женщина. Максим поставил на паузу и взял котлету.
«Должно быть какое-то рациональное объяснение. Например, у Марины с этой женщиной интимная связь. А что, вполне возможно — у девочки возраст экспериментов. Она пришла на свидание, приняла какую-нибудь гадость — где один порок, там и для другого место найдётся, и во время „процесса“ потеряла сознание. А взрослая любовница в порыве страсти не заметила.
Тогда как объяснить то, что женщина поняла — за ними наблюдают? Да очень просто — сам же наступил на какую-нибудь ветку, но, увлёкшись зрелищем, не услышал хруст. А у загадочной дамочки оказался тонкий слух.
Красные глаза — просто цветные линзы. Девочки и женщины фанатеют от вампиров. Написано столько книг, снято столько фильмов, что вампиризм стал практически синонимом романтики.
Синяки — аллергия. Или нарушение свёртываемости. Или родители воспитывают Марину ремнём и тумаками».
Убедил сам себя, что вместо сверхъестественного заснял что-то гадостное, но объяснимое, и продолжил смотреть. Дождался кадров, на которых женщина бежит к забору.
Поставил на паузу. Вскочил со стула, схватил бутылку и сделал несколько больших глотков. Водка не помогла. Тварь — всё-таки тварь, а не обычная любительница экзотических утех, летела по воздуху, едва касаясь травы дорогими сапогами. Бондаренко энергично растёр щёки ладонями, не глядя, надкусил котлету, отмотал назад и просмотрел ещё раз.
Сомнений нет. Это существо летит над землёй.
Нервы не выдержали. Чуть ли не кулаком биолог выключил компьютер, разделся и плюхнулся в кровать.
Через несколько секунд вскочил, включил компьютер и, приплясывая, с нетерпением ждал, пока тот загрузится. Не мешкая, открыл видеозапись, промотал до момента, когда существо приблизилось к забору, остановил и увеличил лицо. Да, ему не показалось — на экране красовалась Инесса Геннадьевна.
Спать Макс так и не лёг — сходил на кухню, заварил кофе и ушёл бороздить просторы интернета.
На запрос «люди с красными глазами» ничего подходящего не находилось. На «левитацию» всемирная паутина выдавала фантастические теории, начиная с тибетских монахов и заканчивая инопланетянами. И так, и этак Максим мучил поисковик, но ничего рационального, похожего на то, что он видел сегодня, не находилось.
К концу второго часа изысканий Бондаренко наткнулся на весьма интересную беседу каком-то сообществе врачей. Медики обсуждали важную роль подсознания пациента в постановке диагноза. Один молодой человек, врачи в беседе называли его «Л.», открыл историю своей болезни обращением в милицию. Л. уверял стражей порядка в вампирской сущности соседки. Та, по его словам, раз в неделю, прямо на балконе, пила кровь животных. Молодого человека подняли на смех, но он настаивал, угрожал и требовал принять заявление. Его культурно послали. Тогда тот напрямую обратился к участковому и уговорил зайти к соседке, чтобы проверить шкафчик на лоджии. Л. не раз видел, как девушка именно туда складывает трупы собак.
Девушка оказалась милой, вежливой, впустила милиционера, посетовала на то, что психиатрические заболевания молодеют и напоила чаем. Естественно, на балконе кладбища животных не нашлось.
А спустя неделю Л. попал в больницу — потерял сознание на работе. И началось его хождение по мукам. Врачи почти сразу поставили диагноз — анемия, назначили лечение, но улучшений не наступало. Каждому медику на своём пути больной пытался объяснить, что ему мстит соседка и по ночам высасывает из него жизнь. Терапевт, устав от мистики, направил Л. к психиатру, но мужчина до специалиста не добрался — умер.
Тему на форуме поднял патологоанатом, поставивший окончательный диагноз — хроническая постгеморрагическая анемия, которую до этого врачи принимали за обычную железодефицитную. И медики несколько страниц обсуждали выверты человеческого мозга — тело больного, пытаясь подать сигнал о проблеме, породило в сознании Л. соседку-вампира. Причину постоянной кровопотери прозектор, к слову, так и не смог определить.
Рацпредложения по использованию подобного для своевременной постановки диагнозов Максим не читал. Его интересовало не это, а фотографии повреждений на коже Л., сделанные в морге, да подробное описание соседки почившего молодого человека. Совпадало всё до мелочей.
Бондаренко решился не сразу. Минут десять он бездумно сидел на стуле, всё ещё цепляясь за весь свой накопленный жизненный опыт. Но потом понял, что упорное желание держаться за логику и реальность не поможет, и ввёл в поисковике слово «вампиры».
Практически сразу утонул в готических форумах, ссылках на многочисленные фильмы, книги и анимэ. По-разному формулировал вопрос, но так или иначе всё равно натыкался на эту странную субкультуру, от которой спустя час хотелось завыть в голос. Но благодаря настойчивости удалось накопать кое-что.
Вампиры аристократы и интеллектуалы начали своё триумфальное шествие по планете лишь в девятнадцатом веке, благодаря Брэму Стокеру. Он вдохновился ужасными легендами о румынском князе. Легенды, в свою очередь, основывались на деревенских сказках об упырях. А упыри оказались родные, славянские. Решив плясать именно от этого, Максим стал изучать информацию о мифах и легендах предков.
Оказалось, что об упырях знали давным-давно. Правда, в интернете информация была отрывочна и противоречива — где-то считали, что это мертвяки, которые по ночам приходят мучить родственников, где-то — что это умершие колдуны. А кто-то из предков думал, что упырь может жить среди людей, ничем от них не отличаясь. Так или иначе, все сказки роднили некоторые детали — жажда плоти или крови, красное, грубое, словно обветренное лицо, трупный запах от тела и отсутствие души.
Про душу Максим не знал, но всё остальное совпадало. Даже агрессивное использование парфюма прекрасно вписывалось в портрет — видимо, таким способом тварь отбивала мерзкий запах от собственной тушки.
Оставалось ещё много вопросов, но Бондаренко понял, что мозг отказывается нормально работать после такой безумной ночи. К тому же услышал, как в доме зашуршала Семёновна — наступило воскресное утро. Максим решил всё же хоть немного вздремнуть.
Ближе к десяти он проснулся. Екатерина Семёновна дулась из-за пропажи водки. Максим умылся, оделся, спешно слетал в магазин, купил целых две бутылки. В чек добавил килограмм шоколадных конфет и розовый зефир. Увидев покупки, бабуля оттаяла и напекла блинов.
Остаток дня Максим занимался бесконечной бумажной работой, заполняя, планируя, записывая. Как и любой учитель. Муторное, бесполезное дело вытеснило из головы мысли о прошедшей ночи. Уже перед сном, лёжа в кровати, думами вернулся к упырихе и Марине. Желание помочь, спасти, было сильным. Но Макс понимал, что желание это бесполезное и невыполнимое. Если бы девочку преследовал маньяк, можно было бы обратиться в милицию. А в подобном случае что делать, биолог даже не представлял.