Германская империя,
Штеттин.
…В мире сменялись расцвет и паденье.
Сто превращений — и все быстротечно.
Знатность, богатство — прихлынут-отхлынут,
Слава ж достойных осталась навечно!
Думал я долго: в чем смысл мирозданья?
Сел, и вздохнул, и промолвил, вздыхая:
"Если бы, как у реликвии древней,
Жизнь долговечною стала людская!... - прочёл нараспев мужчина, стоящий у края помоста. Был он высок, лицо имел худощавое, носящее признаки особого, чисто прусского аристократизма, с тонкими прямыми губами, закрученными вверх усиками и золотым пенсне, украшающем длинную костистую переносице. Костюм мужчины составляло пальто из дорогой английской шерсти, брюки, так же весьма недешёвые и лаковые ботинки, которые смотрелись на решётчатом, тронутом ржавчиной железном настиле несколько чужеродно. Как, впрочем, и стихи, продекламированные мужчиной, мало вязались с окружающим царством стали, угля и машинного масла, заполонившем достроечные причалы верфи «Вулкан» - одного из крупнейших судостроительных предприятий Германии.
- Обычно принято считать, что романтизм есть прерогатива университетских профессоров и недоучившихся студентов-филологов. – отозвался господин в пенсне. – однако, смею вас заверить, что это не так. Никогда ещё тяга немцев к литературе, особенно к поэзии, не достигала такого накала. И для подлинных ценителей нет ничего слаще, нежели сравнивать вершины творчества разных народов, пусть и разделённых океанами и веками…
- Ну, мои познания в культуре Поднебесной не настолько глубоки, чтобы сравнивать Гейне и поэтов периода пяти Царств.
- С вашего позволения – эпохи Империи Сун, это с 960-го по 1279-й годы по христианскому летосчислению.– Признаться, я и сам невеликий знаток китайской литературы, просто представитель нашего заказчика преподнёс мне по случаю годовщины заключения контракта подарок, роскошно изданный сборник китайской поэзии, на шёлковой бумаге, с выполненными вручную миниатюрами. Одно из стихотворений, принадлежащих перу некоего Су Ши мне особенно запомнилось.
- Насколько мне известно, древние китайцы писали не перьями а особыми палочками, на манер стилосов древних римлян. – заметил корветтен-капитан. - Впрочем, это не имеет значения. Надо полагать китайский чиновник, преподнесший вам этот подарок теперь сожалеет об этом.
- Как и я сам. - собеседник моряка покачал головой. – поверьте, мне вовсе не улыбалось принимать участие в столь грандиозном и беспардонном обмане – как, я полагаю, и остальным членам правления верфей «Вулкан». Китайцы одни из крупнейших наших заказчиков, и всегда аккуратно платили по счетам, и то, что у них, фактически украли уже готовые корабли – вина не наша, а берлинских политиков.
- Вы сомневаетесь в мудрости кайзера? – прищурился моряк.
- Нет, только в порядочности его советников и министров. Хотел бы я знать, что посулили каждому из них из Парижа за это возмутительное принуждение к отказу от контрактных обязательств! Я уж не говорю об убытках, которые может понести верфь, ведь заказ так и не был оплачен целиком!
- Ну, насколько я слышал, фирма уже нашла другого покупателя?
- Да, и это не менее возмутительно! Формально ведь все четыре боевых корабля остаются собственностью первоначального заказчика, мы лишь задерживаем поставки до урегулирования франко-китайского конфликта. Однако берлинские крючкотворы нашли какую-то юридическую лазейку, которая позволяет провернуть такой трюк. И теперь все четыре судна вместо порта Вэхайвей, главной базы Бэйянского флота, или, скажем, Циньчжоу, где китайцы держат военные корабли для защиты побережья провинции Фучжоу и Тонкинский залив, отправится в Кальяо.
- Держали. - усмехнулся моряк. -до тех пор, пока эскадра адмирала Курбэ не пустила их на дно.
- Не надо было принимать бой на реке, где китайские калоши стали лёгкой добычей французских катеров с шестовыми минами. Те же перуанцы, к примеру, никогда бы не сделали такой глупости!
- Это потому, что ни в Перу, ни в Боливии нет крупных рек, в которые могут заходить морские суда. Но вы правы в одном: перуанцы очень неплохо показали себя. Их победы в недавней войне с чилийцами войдут в военно-морские учебники.
- Рад за них… - сухо ответил господин в пенсне. – Однако, это не повод, чтобы подрывать деловую репутацию фирмы, хотя бы и в угоду большой политике.
- Но хотя бы кошельки ваших акционеров, не пострадают. – корветтен-капитан усмехнулся.
- Да, и мне удивительно, откуда у этой нищей республики нашлись деньги на выкуп столь дорогостоящего контракта. Я слышал, они взяли кредит в одном из швейцарских банков, и это тем более странно, что тамошние правила финансовых операций весьма строги, и без солидного поручительства никто бы такой кредит Перу не предоставил. А вот кто этот загадочный поручитель – это-то я и хотел бы знать…
- Ничего не поделаешь, коммерческая тайна. – моряк развёл руками. – Впрочем, нашлись же у них поручители в прошлый раз, когда они заказали боевые корабли в Североамериканских Штатах? А ведь без них перуанцам не видать бы этой победы, как своих ушей!
- Есть мнение, что им помогли русские – в пику англичанам, которые в этой войне поддерживали чилийцев. – сказал господин в пенсне. - Полагаю, рано или поздно и история с китайским кредитом прояснится, но сейчас нам с вами остаётся только гадать.
- Понятно… в общих чертах. – моряк сделал паузу, рассматривая стоящий возле достроечной стенки броненосец. Приземистый, массивный, он тяжко лежал на поверхности Даммского озера. Воды его, питаемые Одером, некогда вдохновляли своей чистотой и хрустальной прозрачностью не одно поколение поэтов – но теперь, когда на его берегу раскинулся один из крупнейших промышленных центров Второго Рейха, об этих временах можно было лишь вспоминать. Илистая муть, поднятая со дна винтами многочисленных буксиров и пароходов, масляные пятна на воде, пустые бочки, мусор, и висящие над всем этим неистребимая угольная пыль и лязг машин и механизмов. Но беседующих отнюдь не угнетало это торжество германской индустрии над живой природой – наоборот, оно грело им души, напоминая о ежеминутно воспроизводимой этой самой индустрией военной мощи германской нации.
- Скажите, а эти броненосцы действительно так хороши? – спросил корветтен-капитан. Собеседник покосился на него с некоторым удивлением.
- Я полагал, что офицеры Кайзермарине в курсе того, что строится на наших верфях.
- Несомненно, так и есть, герр Шольц. Однако мне хотелось бы услышать и ваше мнение. Из первых рук, так сказать…
- Ну, уж и из первых… - господин в пенсне пожал плечами, но видно было, что незамысловатый этот комплимент был ему приятен. – Я ведь только руководил строительством одного из двух заказанных китайцами броненосцев, а к проектированию не имел прямого отношения.
- И, тем не менее, мне любопытно было бы узнать, что вы думаете о плодах, так сказать, своих трудов.
- Что ж… - господин снял пенсне, протёр его извлечённым из кармана пальто платком и вновь водрузил на переносицу. – Тогда, с вашего позволения, начну издалека. Некоторые репортёры, освещающие этот проект, отсылают читателя к первым в мире судам, имеющим подобную архитектуру – итальянским эскадренным броненосцам типа «Кайо Дуилио». В определённом смысле, так оно и есть, тем более, что наш броненосец заложен всего через четыре года после спуска на воду первого корабля этого типа. Однако же вернее будет сказать, что «Динъюань» - так китайцы собирались назвать первый броненосец этого типа – имеет прямыми своими предшественниками наш цитадельный «Саксен» и британский башенный «Инфлексибл». От «Саксена» был и взяты обводы корпуса, конфигурация таранного форштевня в виде равнобедренного треугольника, а так же общая схема бронирования. От британского броненосца же - башенное размещение артиллерии главного калибра, такое же, впрочем, как и на «Кайо Дуилио» - но при этом орудия, в отличие от итальянского и британского прототипов казнозарядные, производства Круппа, и имеют калибр триста пять миллиметров или двенадцать дюймов.
При этом длина цитадели составляет сорок четыре метра, а толщина укрывающей её компаундной брони – до трёхсот пятидесяти шести миллиметров. Кроме того, судно имеет по всей длине бронированную верхнюю палубу, покрытую железными плитами толщиной в три дюйма. Что же касается двух других кораблей – то это мореходные канонерские лодки рэнделловского типа – такие уже строились для китайского флота в Англии.
- Что ж… - моряк усмехнулся. – стоит посочувствовать китайцам, лишившимся таких прекрасных кораблей. А заодно и удивиться неповоротливости наших чиновников, отказавшихся приобрести их для Кайзермарине.
- Полагаю, по этому поводу сокрушаться не следует. – отозвался господин в пенсне. – Характеристики «Динъюаня», как и его систершипа довольно удачны, не спорю, но всё же это вчерашний день военного кораблестроения. Если вы соизволите пройти за мной в контору - я покажу вам чертежи броненосца, который будет заложен на нашей верфи в самое ближайшее время. Это будет совершенно новый для нашего флота корабль, ничем не уступающий британскому «Коллингвуду», который, как вам вероятно, известно, спешно достраивается на адмиралтейской верфи в Пембрук-Доке.
- Буду весьма признателен, герр Шольц. – моряк коротко кивнул и вслед за собеседником зашагал к стоящему неподалёку заводскому зданию.
***
Тихий океан,
Остров Ява.
В Батавии, столице голландской Ост-Индии «Смоленск» задержался на неделю для текущего мелкого ремонта, и пассажиры, кто побогаче, предпочли провести это время на берегу, в довольно приличном отеле. Остальные, те, кто предпочитал ночевать в своих каютах, тоже не стали пренебрегать экскурсиями по городу и окрестностям, дегустацией местной кухней и, конечно, посещением рынков.
Казанков не упустил случая повысить эрудицию своего подопечного – ещё на подходах к Яве он заставил Матвея перечитать всё, что было в скудной корабельной библиотеке как по истории этой голландской колонии, так и по географии, животному и растительному миру острова, так и о нравах и обычаях малайцев, коренного населения архипелага. А когда «Смоленск» встал в порту Батавии на ремонт – сопровождал юношу в долгих прогулках по городу. Во время одной из них Матвей не удержался и приобрёл в лавочке на местном базаре
Сам город произвёл на юношу сильное впечатление. Центральная его часть с ратушей, особняками европейцев, магазинами, а так же складами и пакгаузами порта, были заключены, словно портрет в раму, аккуратно прокопанными каналами; центральный же канал, отходящий от акватории гавани, перерезал город пополам и был столь широк, что туда могли заходить большие океанские пароходы. Берега каналов были, подобно набережным Амстердама или Брюгге, облеплены мелкими судами – шхунами, баржами, малайскими джонками и паровыми катерами; многочисленные рабочие-малайцы, работающие здесь, обитали за периметром каналов, в туземных кварталах, состоящих из халуп, крытых пальмовыми листьями и стенами из циновок и стеблей бамбука. Казанков с Матвеем посетили и эти трущобы, и бывший гимназист был глубоко потрясён царившими тут грязью, нищетой, убожеством.
Визит в туземную часть Батавии оставил по себе память в виде купленной в крошечной лавочке Криса - национальный малайский кинжал с лезвием замысловатой волнистой формы и поверхностью клинка, словно изъеденной крошечными червячками – как объяснил на ломаном английском торговец, в этих углублениях содержался яд, который малайцы помещали в ножны своих крисов, чтобы всё время иметь под рукой отравленное оружие. И добавил, что с такими крисами малайцы не боятся ходить на тигров – которые, как добавил Казанков, водятся на Яве в изобилии, но заметно уступают размерами своим бенгальским сородичам.
Но всё когда-нибудь заканчивается – закончился и этот краткий перерыв на пути через два океана. «Смоленск» прощально взвыв гудком, покинул гавань; голландский колониальный крейсер, несший брандвахтенную службу, ответил двумя гудками, желая, согласно морскому этикету, счастливого пути и положенных семи футов под килем. В течение следующих нескольких дней пароход обогнул большой остров Калимантан, прошёл извилистым Макасарским проливом и, оставив за кормой, острова Лусон, Самар и Миндао, затерялся в просторах Филиппинского моря. Дальше маршрут лежал в японский порт Нагасаки, где зимовали усталые русские клиперы и полуброненосные фрегаты, и где «Смоленск» так же должен был сделать короткую остановку перед тем, как, миновав островок Цусима в Корейском проливе выйти в Японское море - и дальше, к конечному пункту плавания, во Владивосток.
- Решили подтянуть свой немецкий? – осведомился Казанков. – И правильно, чего время-то терять. Раз уж вы так увлечены химией и видите своё будущее связанным с этой наукой, то без немецкого вам никак не обойтись.
Они с Матвеем сидели на прогулочной палубе в раскладных парусиновых стульях, называемых «паровыми стульями» или шезлонгами. С недавних пор подобные предметы меблировки стали появляться на многих пассажирских пароходах – особенно на тех, что имеют каюты первого класса.
На палубе было шумно – компания молодых людей, армейских офицеров и чиновников какого-то казённого ведомства, затеяли играть в чехарду. Разделившись на две группы по четыре человека они выстроились один за другим и стали прыгать через спины друг друга: тот, что стоял оказывался последним, перепрыгивал через троих стоящих впереди и, оказавшись во главе этого «ордера», в свою очередь сгибался, подставляя спину для следующего прыгуна. Побеждала та из команд, которая первой добиралась таким образом до конца прогулочной палубы – к восторгу немногочисленных дам, наблюдавших за этой забавой, позаимствованной, вероятно, у пассажиров британских пароходов.
Матвей отложил газету на стоящий рядом низкий столик плетёный из малайской лианы ротанг. Заголовок, набранный готическим шрифтом, гласил: «Allgemeine Zeitung».
- Да вот, «Альгемайне Цайтунг» пишет о спорах в их Рейхстаге насчёт военных судов, которые Китай заказал в Германии, но заказа своего не получил из-за давления французов. Некоторые депутаты усматривают в этом национальное унижение, но и подрыв репутации германской промышленности – мол, если сочли возможным разорвать в угоду политике заключённый и даже частично оплаченный контракт, то кто ж теперь им поверит?
Право же? – моряк взял газету и пробежал глазами несколько строчек. – Что ж, любопытно, весьма любопытно – тем более, что упомянутые корабли как раз и должны были отправиться в тот регион, куда мы с вами сейчас идём. Так что, может статься, статейка эта имеет прямое касательство к нашему с вами, Матвей, ближайшему будущему.
- Это как? – молодой человек сделал удивлённые глаза. – Россия собирается помогать Китаю в войне против Франции? Так китайцы, вроде, пока и сами неплохо справляются – вон, отразили нападение на Формозу, да так, что французы принуждены были улепётывать оттуда, имея разбитую физиономию у кровавых соплях! Или…
И замолк – до него дошёл, наконец, смысл сказанного собеседником.
- Так значит мы с вами, Сергей Ильич, тоже отправимся в Китай? – произнёс он враз севшим до полушёпота голосом. – А как же Вениамин Палыч, он во Владивостоке к нам присоединится?
Казанков покачал головой.
- Должен вас огорчить: Вениамина Палыча во Владивостоке нет, и вряд ли он там скоро появится. Однако, мне придётся всё же удовлетворить ваше любопытство. В Батавии я получил через наше консульство депешу от нашего общего друга, теперь не вижу смысла скрывать от вас цели этой нашей поездки.
Он извлёк из-за обшлага кителя конверт, вскрыл его, достал листок дорогой веленевой бумаги и принялся читать:
- «По прибытии во Владивосток капитану второго ранга Казанкову следует принять под команду вооружённый транспорт «Манджур», приписанный в настоящее время к Владивостокскому порту в качестве таможенного крейсера…» Не приходилось слышать о таком?
Матвей помотал головой.
- Оно и неудивительно. Корабль это скромный, не из тех что попадает в петербургские газеты. Парусно-винтовой барк, трехмачтовый с плоским дном, для облегчения действий возле необорудованных побережий, «Манджур» был, заказан ещё в конце пятидесятых годов, на верфи в Бостоне, Северная Америки. Его карьера началась с доставки из Североамериканских Штатов двух паровых молотов, землечерпалки и 500 пудов машинного масла в Гонконг, а оттуда в Николаевск-на-Амуре. В дальнейшем это неброское, но надёжное судно исправно тянуло лямку военного транспорта – возило по всему дальневосточному побережью и на острова грузы, солдат, переселенцев и строителей, снабжал воинские посты и поселения, и даже принимал участие в боевых действиях, хотя и опосредованно. Две медные десантные десятифунтовки и двадцатичетырёхфунтовая карронада, снятые с «Манджура» для усиления обороны военного поста в гавани Новогородской, весьма пригодились при отражении отряда Хунь-Чуньского фудутуна Цинской империи – полсотни солдат и казаков попросту не продержались бы без этих пушек против шести сотен вооружённых китайцев.
Казанков покопошился, устраиваясь в шезлонге поудобнее. Матвей молча внимал.
- Но самой славной страницей в службе «Манджура», которая, несомненно, войдёт и анналы флота Российского, стало основание Владивостока. Что, неужели и об этом не приходилось слышать?
Матвею оставалось лишь помотать снова головой.
- И чему вас только учат в гимназиях? – весело удивился офицер. – А ведь событие это наиважнейшее! Второго июля 1860-го года «Манджур» под командованием капитан-лейтенанта Алексея Карловича Шефнера высадил на северном берегу бухты Золотой Рог отряд солдат третьей роты 4-го Восточно-Сибирского батальона под командованием прапорщика Н. В. Комарова. С этого и началась история военного поста и поселения Владивосток, впоследствии разросшегося до города и главного порта России на Тихом Океане. И когда через год, в августе 1861-го в бухту вошел британский корвет «Энкаунтер», его команда увидела на берегу бревенчатые срубы, блокгаузы с орудиями и главное – развевающийся на высоком флагштоке российский флаг. Находившийся на борту «Энкаунтера» вице-адмирал Хоуп сказал тогда своим офицерам: «Увы, джентльмены, мы опоздали», признавая тем самым первенство России.
Матвей опустил голову – щёки его горели от стыда. к его глубочайшему стыду, он ровным счётом ничего и о «Манджуре», и о Николаевском посте. Об освоении Дальнего Востока ему, правда, кое-что приходилось слышать – по большей части на уроках географии, которая, надо это признать, не относилась к его любимым предметам.
- Ну да не беда, ещё успеется во всех деталях изучить… – смилостивился Казанков. – Вот прибудем во Владивосток, сейчас же в библиотеку! Хотя, времени на чтение у нас, друг ты мой Матвей, считай, не будет вовсе…
И он снова развернул телеграмму Остелецкого.
- Вениамин Палыч сообщает, что на «Манджуре» к нашему прибытию должны будут закончиться ремонтные работы. Так что принимаем судно, грузимся – и выходим в море. Хорошо, если недели две на берегу у нас выйдет!
- Выходим в море? – Матвей наконец справился с приступом самобичевания и снова обрёл способность воспринимать полученные сведения. – Что же, и мне с вами плыть?
- Идти, юноша, идти. – назидательно произнёс моряк. – Плавает сами знаете, что… Да, с этой минуты вы переходите в моё полное подчинение – если, конечно, не передумаете. Человек-то вы вольный, присягой и приказами не связанный, идти можете, куда в голову взбредёт и выбирать любое поприще, какое захочется. В тех краях, куда мы направляемся, толковые, образованные люди на вес золота, так что, несомненно, найдёте себе дело по душе. Но если всё же сочтёте возможность продолжать в том же духе, что и до сих пор - то, пока мы не прибыли к пункту назначения, займёмся вот чем…