Тёплая, весенняя, безветренная погода выгнала сегодня на улицу
даже самых заядлых домоседов.
Солнце в мае, ещё не как летом - знойное и палящее, а приятное, ласковое и нежное. Народ, рассевшись по скамейкам у подъездов, пожмуривается, подставляя лица его тёплым, не обжигающим лучам.
Я иду по тротуару, вдоль длинного многоэтажного дома, после квартирного
обхода на приём в поликлинику.
Хотя человек я довольно общительный и открытый, но даже меня иногда напрягает этот мой пешеходный маршрут. Бывает хочется иногда обойти этот дом с другой стороны, чтобы пройти мимо этого скопления народа и обойтись без этой ежедневной церемонии приветственных ритуалов, но время поджимает и терять десять минут, наматывая лишние триста метров, мне просто лень. И я иду вдоль череды подъездов, где, как мне кажется, меня знают не только греющиеся на солнце граждане, но даже дворовые коты и уличные собаки.
Часто на работе с коллегами обсуждается вопрос, а надо ли вообще здороваться с пациентами на улице?
Если взять юридический аспект дела, то существует понятие врачебной тайны и даже сам факт демонстрации твоего знакомства с человеком, для него может быть,
в каком-то смысле, компрометирующим.
В учебниках по медицинской этике и деонтологии по этому вопросу чётких указаний нет. Многие мои коллеги принципиально ни с кем не здороваются сами и осуждают даже за простые приветственные кивки в сторону пациентов других коллег. Спорно конечно, но тут скорее всё идёт от воспитания.
Я родилась и выросла в провинции, где люди тесно общались друг с другом
и пройти не здороваясь, считалось невоспитанностью и дурным тоном.
Я не могу сделать, грубо говоря, морду кирпичом и пройти мимо даже шапочно
знакомого человека, сделав вид, что в упор его не вижу и не знаю.
Я по крайней мере хотя бы слегка кивну ему головой. Что уж говорить про ситуации когда при виде тебя человек расплывается в улыбке и приветствует тебя, называя по имени отчеству.
Чаще всего я действую по обстоятельствам и подыгрываю людям, интуитивно считывая настроение. Кому-то слегка киваю головой,с кем-то делаю вид, что не узнала, с некоторыми приостанавливаюсь и перекидываюсь парой фраз.
Дом этот в восемь подъездов и у каждого подъезда - своя тусовка. «Тусовки» эти организуются чаще всего по интересам (или как утверждают пожилые мудрые женщины,
которых часто можно встретить на лавочках у подъездов, «по страстям».)
Между собой люди из разных тусовок могут совсем никак не пересекаться и даже не быть знакомыми между собой. Я же здесь знаю процентов девяносто из «присутствующих», как минимум по фамилии,а многих и по имени отчеству. Знаю клички их домашних питомцев, количество детей и количество браков, их вредные привычки и зависимости, род занятий, ну и само собой примерный перечень выявленных у них заболеваний.
А после того, как Минздрав, для экономии бюджета, решил все учётные данные некоторых диспансерных групп (таких как наркологическая, психиатрическая службы, подучётные категории опасных инфекционных заболеваний, в их числе ВИЧ, СПИД,
хронические гепатиты, венерические заболевания, фтизиатрия и так далее по списку) передать в ведомство поликлиник, многие из этих людей были бы рады если бы носителей информации, таких как я, вовсе бы не существовало на этом свете. И тут ничего личного. На их месте я бы тоже не смотрела на себя слишком доброжелательно.
Надо сказать, что я человек любознательный, но не любопытный в смысле грязного белья.
Я вообще не люблю людей злых на язык, для кого чужая репутация не представляет большой ценности. А скелетов в шкафу мне и своих личных вполне достаточно. Поэтому вся эта «рабочая» информация мне, вне контекста моей профессии, грубо говоря, уж простите — на хрен не нужна. Просто так организована наша служба, что участковый терапевт оказывается часто заложником и невольным носителем чужих тайн и конфиденциальной информации. И это, надо сказать, в наше время совсем не безопасно. Хотя всё это, конечно, темы для отдельного разговора. А я всё ещё иду
по тротуару.
Несколько человек сидят на скамейках по одиночке, вне тусовок. Я прохожу первый подъезд и тут же меня «палят». Здесь на скамейке сидят три аксакала из татарской диаспоры. А с татарами у меня отдельная, очень интересная, многолетняя история отношений.
Старик Хуршидов Шамиль громко здоровается:
- Лариса Васильевна(отчество изменяю по понятным причинам), здравствуй дорогая, я за тебя каждый день молюсь!- я киваю ему и слегка улыбаюсь.
-Здравствуйте, спасибо! Только Вашими молитвами и жива! -он расплывается в улыбке. Между нами есть свои маленькие тайны. И, судя по широте его улыбки, он понимает, что я прекрасно помню все его хулиганские выходки.
Последняя из них примерно месячной давности. Он под каким - то предлогом сделал вызов, а когда я пришла к нему в квартиру, закрыл дверь, вытащил ключ из замочной скважины и сообщил мне, вот также улыбаясь, как сегодня, во всё своё круглое татарское лицо, что пока я не съем тарелку его щей с кониной и
не выпью рюмку его фирменного домашнего самогона, он меня никуда отсюда не выпустит.
Я не знаю, что о таких ситуациях написано в учебнике по деонтологии, возможно я повела себя не этично, но я даже не стала объяснять ему, что, то, что он называет «рюмкой» мною расценивается, как полноценный стакан. Или то, что я не пью такие слишком крепкие напитки градусов в пятьдесят. Я, видите ли, больше за Апсны, ну или за Киндзмараули. Не стала ему намекать, что я вообще-то на работе, а его поведение подпадает под статью о насильственном удержании человека. Ничего этого я не сделала. Я полностью предалась Божьей воле, перекрестилась, маханула стаканчик крепкого самогона и съела с аппетитом тарелку, как оказалось очень вкусных щей. А мой «пленитель» при этом рассказывал мне какие — то свои татарские байки за жизнь, я кивала, делая вид, что мне это всё очень интересно.
Ну, а после этого незапланированного обеда, я крепко «навеселе» пошла дальше обслуживать местное население- на следующие вызова, благодаря при этом Судьбу, что это всё, что Шамилю было от меня нужно, чтобы почувствовать себя счастливым.
Зла конечно за такие выходки я на него не держу. Видимо у меня Стокгольмский синдром.
Шутки шутками, но подобные ситуации, когда ты оказываешься закрыт в квартире
с человеком у которого непонятно что на уме, повторяются довольно часто.
Например недавно меня вызвал пьяный в драбадан мужик. Может быть конечно, на тот момент, когда он делал вызов, он ещё ворочал языком, но к моменту моего прихода, он уже делал это с трудом и еле-еле стоял на ногах. Он вежливо, заплетающимся языком попросил меня открыть ему больничный лист, так как из-за плохого самочувствия и непонятного недомогания он сегодня не смог выйти на работу. Видимо он на общение со мной истратил все свои последние силы, так как, сказав это, он сразу прилёг на диван. Я спорить или что-то доказывать не стала, прошла в комнату, села за стол и стала списывать себе в тетрадь с документов, лежащих на столе, его паспортные данные, данные полиса, СНИЛСа. А спустя недолгое время я вдруг услышала храп. В смысле? И что дальше?
Тормошу его — бесполезно. Что-то бредит себе под нос. Пошла к входной двери
- закрыто. Ключа в замочной скважине нет. Возвращаюсь в комнату, опять его пытаюсь растормошить.
- Эй, мужик! Ты это… меня хотя бы выпусти. Где ключи твои от входной двери?
Он приоткрывает мутные глаза, смотрит на меня, как Женя Лукашин в «Иронии Судьбы» на достающую его Надю, и говорит мне:
- А ты, (тут в обращении ко мне стоит матерное слово, намекающее на мою сопричастность к отряду падших женщин на букву «Б»), кто такая? Ты какого (здесь был озвучен предмет основной мужской гордости на букву «Х» в родительном падеже) здесь делаешь? Ты чего до моих ключей (процесс любимого занятия приматов в отношенях между полами с приставкой «до»). И укротив меня, он снова уткнулся в подушку.
Мне ничего не оставалось делать, как вызвать МЧС, что бы они взломали дверь. Ну о том, что я сидела до их приезда в коридоре и, что думала при этом о своей любимой профессии я умолчу. Цензурных мыслей, признаюсь честно, в моей голове не было.
У следующего подъезда сидел мужик, который уткнулся в телефон, сделав вид, что
в упор меня не знает. Я его понимаю. Прохожу стараясь не поворачивать голову в его сторону. Важная шишка в районе. При большой должности. Недавно выявлен запущенный рак, проходит химиотерапию. Диагноз от всех скрывает. Всё бы ничего, но на этапе обследования, у него помимо рака был выявлен хронический сифилис.
А это проблемка. Раньше он со мною здоровался первым, теперь старается не замечать.
У следующего подъезда собралась местная наркоманская «гоп-компания». Молодые мужики лет тридцати, увязшие глубоко «в тему» и рядом с ними юнцы-пацаны лет по восемнадцать — двадцать, только ещё начинающие познавать мир аватара и нирваны. Эта публика меня, надо признаться, конкретно напрягает. Я плохо понимаю, как с ними нужно правильно взаимодействовать. В учебниках по медицинской этике и деонтологии об этом совсем ничего не говорится.
А наблюдений и размышлений на эту тему у меня вагон и маленькая тележка. Некоторые, при виде меня, отворачиваются, пара человек вяло здороваются.
Ох как тут всё непросто.
У меня на совести есть один паренёк из вот этих. Давно за ним наблюдала. Понимала, что ушёл в эту тему. Но я то ведь не нарколог, чтобы
знать, чем и как в нужное время можно помочь. Парнишка этот сидел у меня
как-то с неделю на больничном, как я подозреваю, с ломками. Я не добилась от него ни консультации нарколога, ни психиатра, хотя его философские разговоры
о бессмысленности жизни меня уже тогда насторожили. Мы с ним тогда долго поговорили. Он сказал, что от него ушла очередная жена и почему-то поинтересовался у меня сколько раз я была замужем. Я посмеялась тогда, что в этом плане моя биография, ну совсем не так интересна и насыщена, как у него.
После больничного он надолго пропал из поля моего зрения. А недавно в рабочей сводке с неотлоги увидела сведения о его суициде. Я долго думала, вспоминала наш с ним последний разговор.
Может надо было его протестировать по шкале тревоги и депрессии и назначить
антидепрессанты.
Задним то умом мы все сильны. Мне очень его жаль.
У последнего подъезда самая любимая моя публика — местные мужички… как о них сказать-то? Скажем так - любящие выпить. Или нет, лучше культурно принять на грудь». Целая толпа - человек десять. Кто-то сидит на скамейках, кто-то стоит. Оооо… Я девушка, рождённая и выросшая в провинции, с мужчинами этого вот менталитета вполне знакома. Хотя сама особо не пью, но на интуитивном уровне считываю, всё, что можно ожидать от этой публики и уже предчувствую их дозозависимую реакцию на моё появление.
- Какие люди! Лариса Васильевна ( не Васильевна я, если что)! Не идЁте, а пИшете. И полуулыбочка Ваша фирменная завсегда при Вас, как у Моны Лизы.
- Так для вас стараюсь! Сильно хочу понравиться! - парирую я, отвечая на их весёлое оживление. Ну началось. Сильно пьяных вроде нет, но все хорошо поддатые.
С этой компанией у меня многолетняя хитрозаплетённая история взаимоотношений.
Практически всех знаю лично. И чем веселее и громче они хохмят «на публике»,
тем тише и скромнее они ведут себя со мною при личном общении.
Недавно обсуждали с одним коллегой юридическую обоснованность выдачи листков
нетрудоспособности пациентам, имеющим клинические признаки абстинентного
синдрома. Дорассуждались с ним до того, что выдача больничных обоснована, не противозаконна, так как дело врача просто установить сам факт нетрудоспособности и подогнать подходящий диагноз. А факт нетрудоспособности этот вам может установить даже простая консьержка данного подъезда. Он, как говорится, налицо.
И к чему мне разговор этот с коллегой сейчас вспомнился? Да уже и не вспомню. Ладно. Проехали.
Я уже было обрадовалась, что наконец-то я проплыла, плавно покачивая своим портфельчиком, мимо этого уважаемого собрания, как вдруг до моих ушей доносится
крик отпочковавшегося от толпы и догоняющего меня Лёни Осипова. Он подходит ко мне, слегка запыхавшись, смотрит на меня с мольбой и умоляющим голосом говорит:
- Лариса Васильевна, дай пару соток на опохмел не хватает. Трубы горят.
- Осипов, ты охренел что ли? Больше попросить не у кого? Как вы меня все достали.
- Не у кого, Лариса Васильевна, ведь помру Вам стыдно будет, что не помогли.
- Осипов, это шантаж и манипуляция! Это тебе завтра с рожей стыдно будет и
ты меня за километр обходить будешь, или сделаешь вид, что мы не знакомы. - я ведусь и даю ему недостающую на бутылку пару соток.
- Лариса Васильевна, клянусь, перед Вами мне стыдно никогда не было и не будет. Спасибо!
Я иду дальше и всю оставшуюся до поликлиники дорогу обдумываю, а, что собственно эти его слова значат, что ему, видите ли, с рожей стыдно передо мною «никогда не было и не будет?» А это точно комплимент?
Такая вот она наша «Медицинская этика»! Такая, блин, «Деонтология»!