Революция 1917 г. одним дала возможность роста, других унизила, а то и погубила. Сейчас много рассуждают о том, что это был за период – «советский»? Чего больше он принёс – горя или пользы стране? Конечно, профессиональные историки, богословы, политики, философы неоднократно комментировали эту тему. И все по-разному. Их внимание, конечно, в первую очередь сосредоточено на ключевых исторических личностях и событиях. Но есть и иные пласты истории: краеведение, семейные архивы, изучение родословной, воспоминания рядовых очевидцев.
Хочу поделиться историей жизни своего деда по матери, Петрова Алексея Семёновича, уроженца земли Псковской, которую он записал сам.
«Из Посолодинского леса, смеясь и играя, выкатывается проснувшееся солнце, в Казённой закурлыкали журавли, в поле запели жаворонки, а в деревне – девчата. Они гурьбой отправляются на сенокос. Терешинка проснулась» – так описал мой дедушка одну из самых ярких картинок своего детства, свою Родину.
Алексей Петров родился 30 марта 1911 года в бедной крестьянской семье в деревне Терешинка, Плюсского района, Псковской области. Был крещён в Православную веру в младенчестве. Его родители: Петров Семион Ионович и Петрова, урождённая Ножова, Евдокия Иосифовна, уроженка деревни Должицы (расположена в километре от Терешинки). Его братья: Василий, Николай, Павел, Иван; сёстры: Антонина, Антонина, усопшие в младенчестве.
Из воспоминаний Алексея Семёновича (рукопись толщиной почти 15 сантиметров) следует, что род Петровых – крестьянский. Все предки проживали в Плюсском районе. Самым ранним (примерно первая половина XIX века) известным предком был крестьянин Пётр: «О далёких предках ничего не слышал и ничего не знаю. Мужик тысячелетие не менялся, оставаясь мужиком. Сын похож на отца, отец на деда, дед на прадеда – и так от Владимира Мономаха до октябрьского залпа «Авроры». Родоначальником нашей фамилии стал мой прадед Пётр. Я дорожу истинно русской фамилией своих предков – это единственное наследство, которое они оставили нам.
Жил Пётр не бедно и не богато. В масле не купался, деньгами не сорил, но и по миру не ходил. Ел свои щи и хлеб. Внешностью и натурой у одних вызывал уважение, у других – робость, у третьих – скрытую неприязнь. Роста небольшого, но скроен и сшит был добротно – надолго. В плечах – косая сажень. Так что ходил по матушке-земле уверенно. Взгляд волевой, ум трезвый, нрав строгий, но справедливый. Если убеждался, что какое-либо дело греховно, то никакие силы не могли заставить его совершить это. Будучи честным по натуре, не стеснялся говорить правду. Не терпел угодничества и лукавства. Жил Божьими предписаниями и заветами предков – с толком, скромно. Излишеств ни в чём не допускал и никому из своих допускать не позволял. «Во всём надобна мера!» – любил повторять старик. Вёл себя независимо. Перед богатыми не лебезил, кланялся только попу и уряднику: «Поп – Божий посланник на земле, а урядник – его слуга». Бедных и слабых не обижал: «Бог видит, грешно!», но и не спешил бедным с помощью: «Самим работать надо!». Умер задолго до моего рождения».
Дети Петра: Ион (дед Алексея Семёновича), Игнатий, Марфа, Меланья и ещё 2 дочери.
Иона, работавший лесником, в свою очередь родил Симеона, Евдокию и Пелагею (крёстная дедушки). Его жена Матрона – уроженка деревни Большое Захонье, Плюсского района. Матрона была очень крепкой, работящей женщиной. Пахала, корчевала пни при обустройстве на хуторе.
По линии дедушкиной матери, Евдокии Ножовой, известны её родители, проживавшие в деревне Должицы: Иосиф Ножов (рано умер, детей воспитывала жена) и Параскева. Их дети: Василий (старший сын, подверженный исканию Бога, отличный мастер, прекрасно пел, был трижды женат), Степан (дедушкин крёстный), Евдокия, Наталья и Николай. Параскева (звали чаще Опросой) Ножова была похожа статью на Матрону Петрову. Дедушка описывает эту замечательную русскую женщину так: «Бабушка Опроса умерла на девяностом году жизни. Прожила бы дольше (в восемьдесят лет вдевала нитку в иголку), да Гитлер подрубил. Долго пряталась в лесу в землянке, а потом немцы сожгли дотла. Бабушка Опроса – фундаментальная, массивная, разумная, уравновешенная старуха – умный утешитель.».
Старой, дореволюционной России дедушка не помнил. Более позднее время вспоминал так: «Отец и мать были богаты лишь ребятами. В деревне говорили: «У Симки ни денег, ни подушки, а ребятишек пол-избушки». К весне 1921 года отец имел пятерых сыновей, один другого меньше. Старшему, то есть мне, было всего десять лет. А младший, Павел, только что появился на свет Божий. Ещё отец имел старую избёнку, белоголовую корову Липу, которая от бескормицы весной едва волочила ноги, блестя на солнце выпревшим от навоза голым пузом; чёрную овцу Цыганку, у которой шерсть была грубее щетины; поседевшего от старости и на редкость ленивого коня Пегашку, да маленький надел земли. Своего хлеба на восемь ртов отцу никогда не хватало, выручал дядя Трошка (кулак).
С установлением советской власти, земли, основного источника богатства крестьянина, у отца не прибавилось. Помещики в деревне не водились, а многоземельные крестьяне-богатеи ещё крепко держали власть в своих руках, затягивали передел земли по едокам. Зажиточных крестьян почитали, им низко кланялись, обращались за хлебом и советом, доверяли, боялись».
Мой дед так и остался бы, скорее всего, полуграмотным пастушком, если бы с революцией 1917 года не получил возможности учиться. Он отмечал: «Новая власть изменила суть всей жизни не только нас, братьев, но и отца с матерью. Из тёмных, униженных, забитых и обездоленных, какими они были до революции, Петровы теперь почувствовали себя людьми, прозрели, окрепли, выпрямились. Получив от советской власти свободу и землю, отец выехал на хутор. Вскоре расстался с бедностью, а мы, дети, перестали батрачить.».
Алексей Петров пошёл в местную школу в сентябре 1919 г. В 1925 г. был направлен на учёбу «на культурного крестьянина» в Запольскую школу (шкм). Это было начало его полностью самостоятельной жизни. В годы Великой Отечественной войны здание школы сожгли немцы.
В 1927-1930 гг. Петров А.С. обучался в Ораниенбаумском зоотехникуме. Он был секретарём комсомольской организации техникума, а в то время общественная жизнь была очень бурной. Из его воспоминаний: «В годы острой борьбы со старым, отсталыми традициями и буржуазной культурой, в годы поиска и становления новой социалистической культуры, довольно часто, особенно комсомольцы, как наиболее страстные и в то же время недостаточно опытные проводники нового, допускали ошибки и искривления, игнорирование и огульное охаивание традиций русского народа и передовой национальной культуры. Долой старые предрассудки, да здравствует свобода любви и брака! Долой регистрации браков и свадьбы! Вплоть до разрушения старых железных дорог.
В двадцатые годы широко практиковались массовые диспуты. Они никем не навязывались, а вызывались потребностями самой жизни. Совершалась культурная революция. Особенно бурно, при стечении больших масс проходили диспуты о религии, особенно между безбожниками и представителями духовенства. В дальнейшем широкие диспуты были прекращены. Для их проведения требовались хорошо подготовленные ораторы. Их недоставало. А представители духовенства были хорошо подготовлены, обладали широким кругозором, глубокими знаниями и высоким ораторским искусством. По этим причинам в диспутах безбожники нередко выглядели беспомощными, терпели поражение, что приводило диспуты к обратным результатам. Нередки были случаи, когда после подобных диспутов верующие ещё сильнее утверждались в вере, колеблющиеся переходили в лагерь верующих, а сами безбожники заражались нотками сомнения».
В период 1930-1933 гг. по распределению техникума Алексей Петров работал в Ленинградской областной конторе «Союзмясо» (г. Ленинград, Полтавская ул., 12) зоотехником.
1933-1935 гг. – служба в рядах Красной армии писарем 3-го отдела Ленинградского городского военного комиссариата (пл. Урицкого, 4). Заканчивал срочную службу старшим писарем в Управлении штаба соединений ЛВО. Был секретарём комиссара корпуса Серпуховитина. Жил в Александровском равелине Петропавловской крепости в батальоне обслуживания Военно-инженерной школы. Даже питались красноармейцы в таком исторически интересном месте, как Инженерный замок, в курсантской столовой.
1935-1937 гг. – снова Ленинградская областная контора «Заготскот» (переименованное «Союзмясо»), зоотехник. Член комитета комсомола и секретарь комсомольского бюро Сырьевой конторы. В эти годы Алексей Семёнович часто сталкивался с репрессиями сослуживцев: «Вскоре начались аресты на мясокомбинате. Первым арестовали главного инженера Лернера, потом директора Г.Алексеева, секретаря парткома П.Хитрова и многих других рангом помельче. Брали за всё: за случайно брошенную фразу, за высказанное недовольство работой трамвая, за социальное происхождение, за знакомство, за совместно поднятый тост, за нерусскую фамилию, за фамилию, оканчивающуюся на «-ский», за любой донос любого подлеца, просто за то, что твоё лицо показалось подозрительным, по «интуиции», по «революционному чутью». Предлог для ареста всегда найдётся, была бы директива. Хватали, соревнуясь, кто больше разоблачит, кто больше арестует. За несколько месяцев 1937 г. было арестовано свыше 2500000 безвинных советских людей, из них репрессировано свыше 1600000 человек, уничтожено свыше 600000 человек».
С января 1938 г. Петров А.С. был назначен комсоргом 32-ой средней школы Московского р-на Ленинграда (ранее и ныне С.-Петербург). Здесь познакомился со своей будущей супругой и с моей бабушкой Петровой, урождённой Ксенофонтовой, Евгенией Ивановной.
С сентября 1939 г. вновь призван на военную службу. Стал секретарём комиссара штаба 8-ой армии (формировалась в г. Новгород): «Видимо сказалось то, что я был коммунистом и политработником. Стал армейским политработником, привинтил в петлицы по два кубаря младшего политрука и на рукава красную звезду. Так началась моя служба под руководством батальонного комиссара Мжаванадзе, ныне члена Президиума ЦК КПСС, первого секретаря ЦК КП Грузии».
С ноября 1939 г. – участник финской войны. Вот что вспоминает дедушка: «Финны, поддерживаемые Англией, Францией и США, отвергли наши требования о частичном обмене территориями, серьёзно готовились к оборонительной войне. Форсированно совершенствовали так называемую линию Маннергейма, пересекающую весь Карельский перешеек, глубиной до 90 километров, состоящую из трёх полос бетона и гранита. Вдоль нашей границы развернулись хорошо вооружённые 15 пехотных дивизий, спешно подводили новые формирования. Финны имели 48 аэродромов, 270 боевых самолётов. 30.11.1939 года после продолжительной и мощной артиллерийской подготовки пять советских армий на полуторатысячном фронте от Финского залива до Баренцева моря перешли границу и устремились вглубь Финляндии. Главный удар наносился на Карельском перешейке. Наша 8-я армия, действуя севернее Ладожского озера, успешно преодолевая незначительное сопротивление финнов в пограничной полосе, за несколько суток на всех участках Петрозаводского направления почти без потерь продвинулась на 50-70 км. В нашей печати сообщалось, что войну спровоцировали финны своими наглыми действиями на границе и обстрелами нашей территории из орудий. В полосе нашей армии пограничных провокаций со стороны финнов не было. Наоборот. На стороне финнов наблюдалась мёртвая тишина». И далее: «К середине декабря, преодолевая уже ожесточённое сопротивление финнов, войска нашей армии углубились на территорию Финляндии на 90-130 км. Но потом продвижение войск затормозилось. Приходилось преодолевать мощную оборону противника, завалы в непроходимых лесах, обширные минные поля, стойкость финских солдат, действенность огня автоматов и миномётов. Красная армия автоматов и миномётов не имела. Мы несли большие потери в людях, особенно среди командиров взводов, рот, батальонов и политруков. Наша артиллерия била по слепым целям, танки пробивались с трудом и с большими потерями от мин. Финская пехота мастерски использовала особые условия местности, стойко дралась в обороне. В расположении наших войск появились «кукушки» – одиночные стрелки, снайперы-фанатики, искусно маскировавшиеся на вершинах деревьев с большим запасом автоматных патронов, внезапно открывавшие мощный огонь. Были случаи, когда одна «кукушка» парализовывала единственную дорогу, идущую от штаба корпуса к дивизии, полку, батальону… Впоследствии мне стало известно, что вопрос войны с Финляндией несколько раз обсуждался у Сталина. План, разработанный под руководством начальника Генштаба маршала Шапошникова, был подвергнут резкой критике со стороны Сталина и отвергнут. Шапошникову ставилась в вину недооценка военной мощи Красной армии и переоценка возможностей финской армии. Ленинградским военным округом под руководством генерала армии Мерецкова был составлен новый план».
Петров А.С. продолжает вспоминать о войне с финнами: «В начале войны армией командовал комдив И.Н.Хабаров. Опирался он на опыт гражданской войны, придерживался прямолинейной тактики, действовал больше на «ура», чем по принципам современного военного искусства. Затем армию возглавил командарм 2-го ранга Григорий Михайлович Штерн. Он готовил армию к решающему наступлению, обращал большое внимание на лыжную подготовку войск, создание лыжных батальонов.
Кто участвовал в финской войне, никогда не забудет суровой карело-финской зимы. От сорока пяти – пятидесятиградусных морозов замерзали на лету воробьи, лицо леденело, руки примерзали к затвору винтовки, мотору самолётов и танков. От ярких лучей холодного солнца и сине-белого снега ломило в глазах, а сухой морозный воздух спирал дыхание. И вот в такой всё сковывающий мороз по горло в снегу войска шли в атаку, часами лежали в окровавленном снегу под ураганным автоматно-миномётным огнём, замерзали, умирали, оживали и снова ползли. Погибали, но обязательно головой в сторону врага. Война не детская игра, а страшное горе.
Конец войны для действующей армии наступил неожиданно. 13 марта 1940 г. в двенадцать часов дня фронт умолк. Объявлен конец войны».
Март 1940 – июнь 1941 гг. Алексей Семёнович провёл в перемещениях и переездах. Новгород, Псков, Остров, где «части корпуса «утюжили» границу с Прибалтикой». Затем Кобрин, потом Брест: «Местные жители считали себя хозяевами города, а нас временщиками. Непринуждённо вступали с нами в разговоры. Довольно часто, как бы по секрету, напоминали, что скоро немцы выгонят нас из Бреста.».
В марте 1941 г. дедушка женился на Евгении Ксенофонтовой, а в апреле его перевели в Минск на должность инструктора партийного учёта политотдела формируемой 279-ой истребительной авиационной дивизии противовоздушной обороны. В субботу 21 июня в конце дня он привёз свою молодую жену из Ленинграда, а утром началась Великая Отечественная война.
Дедушка приводит показательный разговор за праздничным столом перед отъездом в Минск из Ленинграда с отцом моей бабушки, Евгении Ивановны, Иваном Фёдоровичем Ксенофонтовым, участником Первой мировой войны. Иван Фёдорович был уверен в скором начале немецкой агрессии. Дедушка, политически грамотный военнослужащий, и брат Ивана Фёдоровича, Лаврентий Фёдорович Васильев, даже подтрунивали над ним, разубеждая. Война, мол, невозможна, так Сталин сказал. Алексей Семёнович, как политработник, даже прочитал Ивану Фёдоровичу целую лекцию на эту тему. Но вышло так, как и предсказывал бывалый солдат.
Алексей Семёнович подробно описывает, как война застала врасплох их соединение в Минске, как нашим войскам было приказано не отвечать на артобстрел со стороны немцев и на бомбёжки. Люди находились в крайней растерянности.
Из Минска в Ленинград бабушка добиралась одна, без вещей, денег и документов, потому что её мужа внезапно вызвали на службу и, не разрешив даже предупредить жену или взять её с собой, отправили в Рязань на переучивание: «Около двух месяцев провели на аэродроме Дягилево под Рязанью. Здесь, на базе высшей штурманской школы ВВС, наша дивизия переучила на «Миг-3» пять истребительных авиационных полков. Школу возглавлял участник чкаловского беспосадочного перелёта в 1937 г. через Северный полюс в США Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации А.В.Беляков».
Проследим этапы дальнейшего военного пути Алексея Семёновича Петрова отрывками из его воспоминаний:
«В конце августа 1941 г. Управление нашей дивизии перебазировалось под Тихвин, заняли пустующее помещение эвакуированного лесного техникума в местечке Берёзовик. В поисках новой структуры ВВС в стране создавались шесть резервных авиагрупп (РАГ). Они состояли из 4-6 авиационных полков и использовались на внешних направлениях. Управление нашей 279 ИАД было преобразовано в РАГ-3 ВВС.
В середине октября 1941 г. Управление РАГ-3 и большинство авиаполков были перебазированы под Мгу и Синявино для авиационной поддержки наступления 54-ой армии по прорыву блокады Ленинграда. Но под командованием маршала Кулика 54-я армия, ещё не встретившись с врагом, понесла огромные потери в волховских болотах. Ленинградцы так ждали её прорыва, так надеялись на прославленного маршала. Но немцы ещё мощнее блокировали Ленинград. Штаб РАГ-3 срочно перебазировался в деревню Большое село недалеко от райцентра Ефимовское.
С падением Тихвина 8.11.1941 г. положение Ленинграда стало особенно трудным. Немцы рвались на соединение с финнами на Свири, чтобы окончательно замкнуть второе окружение. Прекратилось поступление продовольствия для города по Ладожскому озеру. В Ленинграде уменьшили выдачу хлеба до 125 грамм.
Под Москвой идут тяжёлые бои, немцы сильно бомбят столицу, Гитлер спешит овладеть Москвой и выиграть войну. Ноябрь и декабрь 1941 г. обрушились на русскую землю сорокаградусными морозами, метелями и пронизывающими ветрами. Но именно в эту лютую пору советские войска остановили продвижение немцев на тихвинском направлении, не позволили им замкнуть второе кольцо окружения Ленинграда».
Штаб по каким-то надобностям отправлял в Ленинград машину, и Алексей Семёнович смог повидать жену. Продолжу его собственными словами:
«На всю жизнь запали в душу несколько суток, проведённые в феврале 1942 г. в блокированном Ленинграде. Женя старалась не писать о тяжёлых испытаниях, выпавших на долю ленинградцев, но между строк я угадывал тревогу. Она на добровольных началах пошла работать дружинницей в военный госпиталь, а потом, ради хлебного пайка, была принята на штатную должность. Работающим выдавали по 200 грамм хлеба. В последнем письме Женя сообщила, что временно не работает, так как чувствует себя неважно.
На начало войны в Ленинграде было около 3.5 миллионов человек, на конец блокады осталось около 600 тысяч человек. Около миллиона эвакуировали, около 350 тысяч ушли в армию, а 632 тысячи ленинградцев умерли от голода. Это по приблизительным официальным данным. В действительности умерли от голода и погибли свыше миллиона человек. Учёта умерших не было. Не успевали закапывать, зарывали тысячами в траншеях. Вымирали целыми семьями, квартирами, домами.
На Большую Пушкарскую улицу приехали ночью. Сюда был эвакуирован отец жены с семьёй из рабочего городка мясокомбината, которого уже не стало – сгорел дотла. Квартира обдала нас холодом и сыростью. В углу большой комнаты мерцали коптилки. Спали всей семьёй вповалуху, под грудой одеял и пальто. На кушетке помирала какая-то старушка. Нагрянул я неожиданно, все были удивлены и обрадованы. Старались казаться весёлыми, но в их глазах я видел печаль. Заметны были желтизна лиц, упадок сил. Даже одиннадцатилетняя Люся и семнадцатилетняя Валя разучились прыгать, бегать и шутить. Пищу не готовили, не с чего. Печь не топили, несколько сохранившихся чурбанов берегли на ещё более чёрный день. За водой ходили на Неву. Уборные не работали. Мне казалось, что я попал в какое-то глубокое и холодное подземелье. Несказанно рад, что застал Женю живой. Предлагаю конфеты, шоколад, печенье, а она с сёстрами просит хлеба. «Хлеб мёрзлый, заболеете», – говорю им, а они умоляющими взглядами просят и просят хлеба. Поразился Анне Андреевне, на неё легли все тяготы семьи. Она больше всех недоедала. Страдала болезнью желудка. Но в самых трудных условиях никогда не теряла самообладания, не давала раскиснуть другим. Иван Фёдорович находился на излечении в диспансере. В августе 1942 г. его уже не стало. Случилось это при эвакуации мясокомбината то ли на Московском вокзале в Ленинграде, то ли в Новой Ладоге при пересадке с парохода на поезд. От упадка сил он, возможно, где-то не смог подняться и умер, или был убит с целью ограбления. Анна Андреевна с одиннадцатилетней Люсей доехала с мясокомбинатом до Алтая, однако уже была больна и вскоре умерла. Люся в сорок седьмом году с помощью добрых людей вернулась в Ленинград. Валю осенью 1942 г. призвали в армию, Маруся продолжала работать на заводе «Арсенал» на Выборгской стороне. Пса Майкопа и кошку Норку кто-то съел ещё в первые месяцы блокады.
Возвращался из Ленинграда на «Большую землю» с Женей. Несколько дней она была со мной в Ташкенте, а потом отправил её в Мордовию, к семье начальника и сослуживца М.Т.Тюкина».
«В конце марта 1942 г. нашу РАГ-3 расформировали. Политотдельцев зачислили в резерв Политуправления Волховского фронта. В конце июня меня назначили на должность ответственного секретаря партийного бюро во вновь сформированный 842-ой отдельный батальон аэродромного обслуживания (БАО) 11-го района аэродромного базирования (РАБ). 25.06.1943 г. меня назначили на должность старшего инструктора по организации партийной работы в политотдел РАБ-11. Вскоре я был назначен неосвобождённым парторгом парторганизации Управления РАБа.
В конце декабря 1943 г. мне удалось на несколько дней выехать в глубокий тыл – в Мордовию. Жена упросила взять её с собой на фронт. Устроилась работать военной связисткой в нашу отдельную роту связи.
К началу 1944 г. военная опасность для нашей страны ещё не миновала, враг продолжал оккупировать значительную территорию нашей страны, блокировать Ленинград. Отсутствовал второй фронт в Европе. И, несмотря на это, всё ярче и ярче разгоралась алая заря близкой победы. Январь зажёг её под Ленинградом, на Волхове, под Новгородом. Снята зловещая 900-дневная блокада Ленинграда. Крепко побитые «фрицы» едва смогли временно задержаться под Псковом и в Прибалтике. Началось массовое изгнание немецких оккупантов с нашей земли. К наступлению Волховского и Ленинградского фронтов под Ленинградом и на Волхове серьёзно готовился и наш РАБ.
Оценивая битву под Ленинградом, некоторые авторы утверждают, что войска Ленинградского и Волховского фронтов «наголову разбили немцев». Такая задача перед обоими фронтами ставилась, но, к сожалению, осуществить её не удалось. Немцы без больших потерь отвели войска на границу с Прибалтикой, а потом в Курляндию. Жители, проживавшие на бывших оккупированных территориях, рассказывали, что ещё с лета 1943 г. немцы готовились к отводу своих войск на Псково-Островский оборонительный рубеж и усиленно вывозили из-под Ленинграда награбленное.
Услышал по радио, что освобождены деревня Должицы и ряд знакомых деревень, а значит, освобождена и наша маленькая деревенька Багонье – место жительства отца и матери».
Во время наступления дедушка проезжал через Лугу – город, с которым у него было связано много воспоминаний. Немцы разрушили город почти полностью, сумели здесь закрепиться. Шли ожесточённые бои. Алексей Семёнович вспоминает: «Штаб и политотдел РАБ-11 разместились в 4-х км от Луги в посёлке Райти. В феврале и марте 1944 г. политотдельцы находились в частях. Наземные войска успешно продвигались вперёд. Требовались всё новые полевые аэродромы. Около двух недель, буквально без сна и отдыха, тружусь в интбате – необходимо в кратчайший срок подготовить взлётно-посадочную площадку в местечке Солнцев берег. Прекраснейшее, живописное место. Затем готовил такую же площадку в районе совхоза «Андромер» (дер. Сковородка).
2 мая с восходом солнца лечу в Городец, что в 20 километрах от Луги. В воздухе отказал мотор. Лётчик, лейтенант Капустян, кричит мне: «Иду на вынужденную посадку». Ощущение неприятное: справа вскрывшееся из-под льда озеро, слева – густой сосновый лес. Ни единой полянки. Наш видавший виды «кукурузник» плюхнулся на лес, носом уткнулся в толстый гнилой пень, винт лопастью прорезал землю, плоскости и хвостовое оперение отвалились, а мы с лётчиком отделались минутой страха и лёгкими ушибами.
В начале мая 1944 г. Управление РАБа перебазировалось ближе к передовой и разместилось во Владимирском лагере в полутора километрах от Струг Красных. Я получил указание отправиться в 59 БАО к Чудскому озеру в Полу. Мосты взорваны, дороги раскисли, движение по ним автотранспорта прекратилось. Ни одной попутной автомашины. На дороге ни одной живой души. Пробираюсь по непроходимым лесам, по свежим следам войны, видны недавние могилы, пепелища. Сожжённые деревни похожи одна на другую: Багонье на Дубровку, Луг Манкошев на Захонье, ни одной хаты не увидел ни в Обрядихе, ни в Быкове. В Сковородке из 100 домов не осталось ни одного. Чудом сохранилась маленькая старенькая Терешинка. А вот большая деревня Бездежь в глухом партизанском лесном краю продолжала жить по мирному, как будто и войны не было. Сюда немцы проникнуть не смогли.
С июня 1944 г. я стал инспектором политотдела 14-ой воздушной армии 3-го Прибалтийского фронта. По-прежнему большую часть времени нахожусь в соединениях и частях, исходил и изъездил немало фронтовых дорог Псковщины и Прибалтики, аэродромов и городов, общался с десятками тысяч людей, приобрёл новых знакомых, обогатился новыми впечатлениями, испытал радости побед и горечь поражений.
Перебазировался из-под Порхова в район Острова. К лету наступление наземных войск временно приостановилось. Требовалась новая перегруппировка сил и отдых, чтобы начать наступление по освобождению Прибалтики.
Осеннее наступление 1944 г. разворачивалось успешно. Освобождены Таллин и Рига. Частые перебазирования. Наконец, штаб армии надолго осел в городе Цесисе под Ригой. В Эстонии и Латвии разрушений сравнительно немного, почти все хутора и большинство городов уцелели. Немцы рассчитывали на поддержку со стороны прибалтийских стран, поэтому старались показать им свою дружбу.
О капитуляции Германии мы, политотдельцы, узнали ещё за несколько дней из предварительной информации Генштаба.».
Дедушка пишет и об участии в войне своих братьев: «Брат Василий, 1913 года рождения, до войны работал начальником районного радиоузла в городе Ораниенбауме. Войну провёл под Мурманском, был командиром отдельной роты связи истребительной авиадивизии. Уволился из армии в 1960 г. с Дальнего востока в звании подполковника с должности начальника связи бомбардирующей авиадивизии ВВС Тихоокеанского ВМФ.
Брат Николай, 1915 года рождения, воевал рядовым в Карелии. Скоропостижно скончался в 1957 г. в Ленинграде.
Брат Павел, 1921 года рождения, за два месяца до войны окончил Ленинградское военное авиационно-техническое училище. Войну встретил авиамехаником в истребительном авиаполку под Кременчугом. В качестве бортмеханика совершил около 75 боевых вылетов в Крыму на бомбометание и к партизанам. Уволился из армии в 1946 г. в звании старшины.
В среднем воин жил на передовой около десяти суток, затем погибал, или попадал в госпиталь. Мы, четверо братьев, прошли всю войну и остались живы. Как такое могло случиться? Так повезло одним нам на сто сёл вокруг. Уже летом 1946 г. мы собрались у отца и матери в деревне Багонье и стоговали сено. Прохожие удивлялись и завидовали. «Это мне Бог послал радость за Ваню!» – отвечала Евдокия Иосифовна деревенским бабам. Брат Ваня в двадцать лет в 1939 г. совершенно безвинно был убит на деревенском гулянье.».
После Победы в Великой Отечественной войне дедушка решил остаться в армии, связать с ней оставшуюся жизнь. Он продолжил службу на Западной Украине во Львове в рядах 14-ой (впоследствии 57-ой) воздушной армии. Закончил Военно-политическую академию. Затем служил в Польше в политотделе 37-ой воздушной армии. С 1957 г. назначен зам.начальника политотдела армии в Ташкенте. Здесь он служил под началом генерал-лейтенанта Николая Петровича Каманина, Героя Советского Союза, впоследствии начальника первых космонавтов. По описанию дедушки это был: «Невысокого роста, худощавый, приземистый человек. Немногословен, с виду несколько сухой, с опущенными вниз глазами. По-военному подтянут, не терпит расхлябанности, любит точность и аккуратность во всём. Волевой, честный, принципиальный и строгий. Если требовалось, он без всяких выкрутасов, открыто и смело признавал собственные ошибки, но и другим правду говорил прямо в глаза. Несмотря на высокое положение и славу, он воплощал пример скромности, обходился без подхалимов, людей оценивал не по личной преданности, а по политическим и деловым качествам. Ему не тащили тряпки, спирт и коньяк со складов. Знали, что командующий не клюнет.».
Петров А.С. был убеждён в важности и нужности службы политработника, суть её видел в общении с людьми, в разрешении их проблем, просто во внимательном отношении к сослуживцам. Старался, чтобы бойцы и офицеры видели в политотделе некую отдушину. Дедушка описывает типичный день политработника: «А в приёмной меня уже ожидала очередь посетителей. Народ уважал политотдел, считал его своим наставником и заступником. Офицеры были убеждены, что здесь обязательно выслушают, разберутся, чем-либо помогут. Одного поддержат добрым словом, другому растолкуют, третьего по-отцовски поругают, четвёртого с пятым помирят. В ПОАрм шли, как домой. Шли офицеры и солдаты, вольнонаёмные и жёны офицеров, коммунисты, комсомольцы и беспартийные, школьники и представители городских организаций. Шли, чтобы решить какой-то вопрос, посоветоваться, доложить, получить указание, чтобы разделить радость или развеять навалившееся горе, что-то обсудить, узнать, что нового в отношениях с Китаем, или просто потолковать «на злобу дня».
В конце воспоминаний дедушка подводит краткий итог службы: «В авиации я прослужил без малого 20 лет. Из них около 10 лет находился в командировках в частях и соединениях. Причём не менее 5 лет днём и ночью я прожил непосредственно на аэродроме. За два с половиной года исколесил без малого всю Среднюю Азию и немалый кусок Казахстана. Много раз бывал во всех частях и даже в мелких подразделениях. В мае 1959 г. на окружных учениях по преодолению пустыни за двенадцать дней проехал на автомашине по раскалённым барханам чуть ли ни все Кара-Кумы от Карши до Мары.».
Делится своим пониманием сути руководства людьми: «Хорошо руководить – не руками водить. Надо уметь находить главное звено в работе, уметь правильно подбирать и расставлять кадры, своевременно и правильно поставить задачу, обеспечить её выполнение всем необходимым, проинструктировать, проконтролировать исполнение. Доверяй, но проверяй. По моему представлению, для того, чтобы уметь руководить, необходимо стремиться выработать в себе следующие качества: Это, прежде всего, смелость. «Смелость города берёт!». Но быть смелым без запальчивости, без ухарства. Надо быть впереди идущим, вперёд смотрящим – отстающих бьют. Но делать всё без поспешности, без забегания вперёд. «Поспешишь – людей насмешишь!». Надо быть решительным, но без опрометчивости. Покорным, но без унижения. Начальником, но без высокомерия. Простым и доступным, но без панибратства. Твёрдым – без упрямства. Осторожным – без трусости. Внимательным – без слащавости.».
В звании полковника авиации в 1960 г. дедушка вышел в отставку. В июне 1961 г. семья переехала в г. Горький. В родной Ленинград, где прошла молодость, и в который дедушка с бабушкой так стремились, их не пустили. На протяжении всей службы и будучи на пенсии, Алексей Семёнович каждое лето вывозил свою семью на Родину, в места, где прошло его детство и жили, а потом были похоронены родители.
Псковская земля, колыбель княжеских правящих династий и российской государственности, издавна была передовым рубежом обороны России, от св. Александра Невского, святых Всеволода (Гавриила) и Довмонта (Тимофея), князей Псковских, до наших дней. А сколько безымянных героев лежит в её лесах и болотах, без могил, без крестов. Сколько разрушено поселений и памятников то фанатичными коммунистами, то внешними врагами - войсками Стефана Батория или безжалостными фашистами.
Петров А.С. усоп 1 января 1978 года в военном госпитале г. Горького. Похоронен вместе с бабушкой, Евгенией Ивановной, на кладбище «Марьина роща» в г. Нижнем Новгороде.
Жизнь продолжается, история переосмысливается, из сиюминутных впечатлений складывается нить, проходящая сквозь века. У каждого члена общества есть предки, и каждый член общества участвует в создании ткани истории. Своей чередой идёт смена поколений, и когда она закончится, знает только Бог. И, может быть, национальная идея как раз и родится из внимательного, непредвзятого осмысления прошлого и осознания каждым гражданином своего места в этом процессе?
Закурлыкали журавли над Казённой…
Март-май 2014 г., январь 2015 г., г. Н.Новгород.