– Случались ли какие-то непредвиденные ситуации?
– Нет, никогда. Все было рассчитано и продумано на сто процентов. Однако надо сказать, страха от этого было ничуть не меньше.
– Вернемся к музыке. В песнях КРУИЗА, особенно на концертах, ты часто играл квинтовые аккорды. Это следствие того, что вы играли лишь «в три инструмента»?
– Да, конечно. Я пришел к использованию квинтовых аккордов интуитивно, с точки зрения заполнения музыкальной картинки. Например, когда Валера начинал играть соло, нужно было играть и гармонически, и ритмически так, чтобы не было «пусто». Да мне и самому это было в кайф – я вообще люблю играть аккордами.
– Демо-лента «Железный рок» из шести песен не похожа на полноценный альбом. Для каких целей она была записана?
– Это было вовсе никакое не демо, – мы писали новый альбом, который планировали выпустить на пластинке. Работа над ним началась в марте 1987 года в студии ВКНЦ на Рублевке, сейчас там кардиоцентр. И каким образом эта запись попала в свет, – я вообще не знаю, поскольку мы бросили ее, не закончив. А дело было так: где-то в сентябре или октябре 1987 года у нас была пауза в концертах, и вдруг мне звонят и сообщают, что через день у нас концерт в ДК на шоссе Энтузиастов. Выясняется, что приехал какой-то немецкий продюсер специально посмотреть на КРУИЗ – под него-то быстренько и устроили этот концерт. Это был колоритный дяденька: огромного роста рыжий немец лет за сорок, в кожаной косухе, с длинными волосами, в разноцветных перстнях. Звали его Лотар Майд (Lothar Meid), и он был одним из продюсеров европейского отдела Warner Brothers – WEA. Он нас посмотрел, послушал, – обалдел, приехал в студию ВКНЦ, прослушал наш материал и сказал: «Собирайте вещички и поехали в Германию писаться, потому что по стандартам звука это не проходит вообще никак». В результате мы оставили русскоязычную запись, так как времени на нее уже не было, – надо было делать англоязычные тексты, ехать в Германию и все переписывать заново. И уже в октябре или ноябре 1987 года мы уехали писать пластинку, которая вышла осенью 1988 года под названием “КРУИЗ/KRUIZ”.
– Как происходила запись альбома в Германии?
– Запись как запись – обычный рабочий процесс, ничего сверхъестественного я припомнить не могу. Сначала были записаны барабаны, затем бас, потом гитары, и – голос. Единственное что нас тогда поразило – доступность любой техники. Я говорил, например: «Мне нужен такой-то усилитель». Мне отвечали: «Ок!» Садились в машину, доезжали за пятнадцать минут до музыкального магазина и брали в аренду все, что нужно. Привозили аппарат в студию, все отписывалось, после чего аппарат отвозился обратно в магазин.
– На каком инструменте был записан основной бас для альбома?
– Точно не помню, но, кажется, это был четырехструнный Rickenbacker 4001... Да, – девяносто девять процентов, что это был он.
– Какую педаль ты использовал для «груженого» баса в соло “In Flames” и в коде "Knight Of The Road"?
– Это овердрайв. Его сделал мне один человек по имени Володя. На создание этой примочки было потрачено достаточно много времени. Я приезжал к Володе домой с инструментом, и вместе мы подбирали нужный частотный пик в искажении, – я говорил: это не то, это то, это надо так, а это так, и т. д.
– Позднее, в соло “Culture Shock” использовалась эта же педаль?
– Да, только в “Culture Shock”, уже при сведении, наверняка добавлялись какие-то эффекты: хорус, холл. Кстати, этой педалью я пользуюсь до сих пор – зачем от добра добра искать?
– Во вступлении “Avenger” звучит восьмиструнный бас?
– Совершенно верно. Идеей этого вступления была стилизация под оркестровую струнную группу. У меня в то время был восьмиструнный Rickenbacker 4008, его я фрагментарно использовал при записи, и на нем, помимо всего прочего, специально для германского альбома записал бас-гитарное соло, которое в пластинку, к сожалению, не вошло. В этом соло я использовал интересный способ звукоизвлечения. При игре «перебором», ударяя большим пальцем сверху, цеплял тонкую струну, а ударяя указательным снизу – толстую. За счет этого получался эффект одновременной игры нескольких инструментов. Я ставил соло людям «на засыпку» и спрашивал, что за инструмент играет. Никто не мог понять.
– Такое впечатление, что вступление к “Avenger” придумано бас-гитаристом – ты играешь линии с использованием открытых струн ля, ми и ре. Это вступление придумал ты или все-таки Валерий?
– Я не могу сейчас ответственно сказать, кто это придумал – столько времени прошло. Если придумал я – хорошо, если Валера – отлично. Единственное, что могу сказать, – каждый из участников трио обязательно в той или иной степени что-то привносил в музыку. Ведь мы были группой, а не простым коллективом сессионных музыкантов, где – поставили ноты и играй.
– Ты участвовал в сведении альбома?
– Нет. Альбом сводил Валера и кто-то из немцев – точно не знаю. Нас с Сергеем в этот момент в Германии не было.
Но понимаешь – существование трио КРУИЗ – это, своего рода, один из парадоксов. Только лишь слушать наши пластинки было бессмысленно – нужно было обязательно приходить на наши концерты. На концертах была совершенно другая атмосфера, все звучало и игралось по-другому – по-другому, значит, лучше. Так что никакая пластинка по сравнению с нашим концертом рядом не стоит.
Это совершенно очевидный факт. Когда мы работали концерт, ощущения у всех были просто «бешеные» – был сильнейший эмоциональный подъем. Причем, с точки зрения хитовости (в восприятии обычного слушателя), у КРУИЗА никогда не было хитов, таких, как, например, «Владимирская Русь» у ЧЕРНОГО КОФЕ, и основная ценность коллектива была исключительно в живой работе. Три музыканта на сцене вытворяли такое, что просто «маманя ай-яй-яй».
– Бэки на записи пел ты или Валерий?
– Бэки пел я.
– Как проходил процесс создания песен для альбома “KRUIZ”? Каким был твой вклад в аранжировку?
– Валера приносил основное ядро – концепцию песни. Затем Серега ее обрисовывал метрически. Я принимал участие в создании различных гармонических последовательностей, особенно в соло гитары, – если это, конечно, не была гармония на тему куплета с припевом. Смысл же в подходе к решению аранжировочных моментов всегда был простой – чтобы все это игралось и звучало на концерте. В студии можно записать двадцать пять гитар, тридцать пять басов, и восемьдесят тысяч барабанов...
– Однако на альбоме “KRUIZ” было очень много наложений, особенно гитарных...
– Да. Но, тем не менее, когда эти вещи игрались «в живую», – только барабаны, бас и гитара – они звучали. И оттого, что в студийном варианте где-то подписывались еще гитарные голоса – хуже они не становились.
– Мне кажется, в период вашей работы над альбомом “Culture Shock / Alien Life Style” («Культурный шок / Чужой жизненный стиль»), если судить по тем двум вещам, которые были изданы, идея студийного звучания, приближенного к "живому", возымела гораздо большее действие. – Был сделан отказ от гитарных «запилов» в сторону более «плотного» командного звучания.
– Совершенно верно, и очень жаль, что у нас не получилось довести эту работу до конца. Потому что по тем временам это была очень удачная находка и решение для трио – звучать в таком виде. На концертах «живьем» наш саунд просто «убивал» публику. Немецкие музыканты, приходившие на концерты КРУИЗА, просто не понимали, как три человека могут ТАК звучать на сцене. Они в то время все ориентировались на двухгитарные группы, типа JUDAS PRIEST и IRON MAIDEN. Мы же звучали как полноценный коллектив, воплощая свои идеи минимальными средствами. Мы были совершенно не закомплексованы с точки зрения каких-то канонических решений, которые присутствовали у них, типа: это может быть только так и никак по-другому. Да и вообще... деньги на троих легче делить. [смеется].
Автор интервью Сергей Хлебников