Интервью 2010 года
Лидер группы «Браво» Евгений Хавтан никогда не скрывал своей любви к 60-м годам и музыке того времени. Некоторым казалось, что и сам коллектив уже перешел в категорию ностальгических аттракционов. Однако в беседе с «Новыми известиями» Евгений Хавтан рассказал, что его группа сейчас находится в наилучшей форме, и ее с удовольствием слушает молодежь. При этом лидер «Браво» не в большом восторге от нынешней ситуации в музыке, в Москве и в стране.
«Браво» всегда исполняли музыку с налетом ретро. Вас не задевает, что сейчас и группу воспринимают как героев прошлого?
Мы не пытаемся реанимировать прошлое, а хотим возродить в музыке настоящее. А настоящие корни уходят именно туда – лучшее, что было в музыке, появилось в 50-е, 60-е, немножко в 70-е и 80-е, всё остальное было неким повторением. Поэтому слово «ретро» по отношению к нам неуместно. По сегодняшним британским группам я вижу тенденцию возрождения этой корневой музыки. Среди молодых есть много хороших ансамблей, но большинство из них делают «музыку на один сезон».
Вас приглашают на ретро-фестивали?
Я как огня боюсь мероприятий со словом «ретро», потому что там собираются люди, поднятые из нафталина. Мы всего один раз играли на таком фестивале, несколько лет назад: нам предложили выступить с Жанной Агузаровой, и мы согласились. Но смотрелись, мне кажется, не очень органично на фоне того, что там происходило.
В целом вы довольны своим нынешним местом в шоу-бизнесе?
Абсолютно. Сегодня основная масса наших поклонников находится в возрасте от 15 до 25 лет, это люди, которые не смотрят современное телевидение и не слушают радиостанции. Они познакомились с нашей музыкой в интернете, так же, как я много лет назад свою любимую музыку выбрал сам с «виниловых» пластинок и магнитофонных бобин, и меня это вполне устраивает. Вообще есть ощущение, что в музыке всё становится на свои места и начинает происходить так, как должно происходить.
А группа «Браво» еще чувствует в себе силы и желания удивлять?
Я никогда не собирался никого удивлять, иначе стал бы клоуном или факиром, или выходил на сцену в желтых громадных трусах. Мы играем концерты, от которых наш зритель и мы до сих пор получаем удовольствие.
Какой период в истории группы для вас был самым интересным?
Смотря что брать критерием – деньги, количество концертов? Если ориентироваться на внутреннее удовлетворение от своего дела, то такой период сейчас. Самый большой коммерческий успех был в начале 90-х. Мы играли 15-20 концертов в месяц, и сейчас это время вспоминается как жуткое. Сейчас я лучше понимаю, что происходит во мне, в музыке. Мне не нужно ни за кем гнаться, поэтому наибольшее чувство внутренней гармонии сегодня. Группа «Браво» сейчас находится на пике своей концертной формы. Мы наконец научились играть, звучать и работать со зрителем в зале.
Вы не жалеете, что не застали 50-е, и приходится возрождать их искусственно, а не находиться в той атмосфере?
Нет, меня устраивает положение в нынешнем времени. Я, конечно, хотел бы родиться в Лондоне и в 1964-67 годах ходить там по клубам. Но это же невозможно. То время было прикольным, но я родился в другое время. Я жалею только о том, что в 80-е годы из-за железного занавеса у нас не было возможности записывать альбомы в хорошей студии в Лондоне или Лос-Анджелесе.
Сложившаяся структура музыкальной индустрии стремительно меняется: отмирают носители, музыка уходит в интернет. Для музыкантов это положительные изменения?
То, что сегодня происходит, - очень хорошо. Есть и минусы: новые яркие имена, появившиеся из интернета, можно по пальцам пересчитать. Но прекрасно, что благодаря интернету лопнули мыльные пузыри – большие и маленькие компании, которые наживались на неконтролируемых тиражах пластинок. В 90-е годы понять, сколько дисков продано, было невозможно. Наш альбом «Дорога в облака» находился на первых позициях по продажам, но реальные тиражи знала только издающая компания. Интернет дал возможность новым ансамблям показывать свои песни и иметь аудиторию не только в России, но и за границей без посредников в лице телевидения, радио и издающих компаний. Носители меняются, это нормально: я слышал, что виниловых пластинок в Британии продается уже больше, чем компакт-дисков. Недавно я был в Сан-Франциско и зашел в музыкальный магазин, где бываю каждый раз. По сравнению с прошлым визитом пластиночный отдел стал меньше в четыре раза. Но люди, которые хотят слушать музыку в хорошем качестве, все равно будут покупать и винил, и компакты. Ансамбли, которые мне интересны, я покупаю для своей коллекции на CD – и любой уважающий себя меломан будет поступать точно так же.
Ситуацию в стране иногда сравнивают с брежневским застоем. Такие сравнения правомерны?
Отчасти да. Экспериментировать, искать свой звук невыгодно материально, поэтому все нацелены на попадание в формат. Но я очень надеюсь, что должны появиться группы, играющие интересную музыку – пора.
Когда в 80-е открылись шлюзы и из подполья полезли музыкальные группы, многие из которых и играть-то не умели – их встречали с интересом и энтузиазмом. Сейчас публика все уже видела, ее сложнее расшевелить.
Не могу сказать, что к музыке совсем пропал интерес, это индивидуально. К плохой, неинтересной - угасает. В целом отношение к музыке стало спокойнее, но это нормально. Если в Москву приезжают хорошие артисты, клубы на них забиты битком.
Но музыка перестала быть кодом, с помощью которого молодежь отличала своих от чужих…
Так было в основном у нас. Рок-музыка долго зажималась, запрещалась, поэтому отношение к ней было трепетным. В 60-е Англии и Америке она была в большей степени развлечением выходного дня: в субботу послушал, потанцевал, в понедельник пошел на работу с нормальной головой. Сейчас такая модель приживается и здесь: в плейлистах молодых людей уживаются совершенно разные жанры, и музыкальные вкусы уже не являются видом самоидентификации.
После нескольких «сытых» лет в музыку начал возвращаться какой-то протест: музыканты участвуют в демонстрациях, выдвигают требования, поют резкие тексты…
Не думаю, что это дань моде. Просто естественная реакция на ситуацию в стране, в которой мы живем. Музыканты, у которых есть позиция, ее высказывают.
Но в рамках репертуара «Браво» это невозможно?
Мы никогда не были социальной группой. В 80-е многие в Московской рок-лаборатории пели про колбасу, которая была в дефиците, мы пели про любовь и про пижонов. Протест - не наше амплуа, а каждый музыкант хорош на своем месте. У меня есть гражданская позиция, но она не обязательно должна выражаться в музыке которую я играю.
Какие же есть способы ее выразить?
Мы не играем на Селигере или на «кремлевских» концертах. У некоторых музыкантов есть ярко выраженное желание быть поближе ко всему этому. Мы в 1996 году Ельцина поддерживали, но сегодня мне стыдно за все это. С тех пор не участвуем ни в каких предвыборных или политических концертах.
А зовут на такие концерты?
Бывает.
Очередных ностальгических воссоединений с Жанной или Сюткиным не планируется?
Они могут состояться, если будет какая-то интересная идея. Не обязательно привязывать это к юбилею.
Почему вы решили переехать из Москвы за город?
У меня здесь совершенно другие возможности, чем в Москве. Я могу репетировать, записываться, не мешая соседям. Москва в том виде, в котором я ее любил, превращается в дурдом: постоянные пробки, дышать нечем, в городе летают электрические молнии, все разъяренные, злые… Это не та Москва, которую я люблю, хотя я коренной москвич.
Вам было бы интересно помогать молодым музыкантам?
Я не занимаюсь продюсерской деятельностью, но когда мы даем в Москве большие концерты, обязательно приглашаем на разогрев малоизвестную команду. Вообще интересных новичков, к сожалению, не так много. Насколько я могу судить, большинство групп пытается играть инди-рок, причем на английском языке. Они очень похожи на своих зарубежных коллег, а копии слушать совершенно неинтересно, лучше поставить оригинал. Тенденция петь на английском мне не понятна: в стране, где большинство населения его не понимает, это просто смешно. Многие музыканты пытаются выделиться какими-то приколами: плохо играя, они выкладывают ролики на Youtube и пытаются выделиться громким названием или странным имиджем. Музыки по большому счету я там не слышу.
Сколько написанных вами песен останутся в истории?
Некоторые уже остались. Их можно часто услышать в различных «песнях о главном». Какие-то наши песни, когда я в машине на них натыкаюсь, хочется переключить, потому что я понимаю, что сегодня сделал и записал бы их лучше. Но есть песни, которые звучат о’кей: «Старый отель», «Дорога в облака», «Король Оранжевое лето» и «Этот город» не нуждаются ни в каком улучшении. Были мысли записать какие-то авторимейки, но мы пришли к выводу, что нет смысла, потому что мы теперь другие. Ну лучше или хуже – просто люди имеют свойство меняться.
Алексей Мажаев, "Новые известия", сентябрь 2010
