В «первом государстве рабочих и крестьян» детям уделялось огромное внимание. При каждом предприятии имелись ясли и детсады. Для летнего детского отдыха были созданы десятки тысяч пионерских лагерей. Существовала целая сеть санаториев и профилакториев для больных детей.
С самого раннего возраста велась идеологическая обработка детей. С первого класса школы дети становились «октябрятами», а с 5 – го класса – «пионерами» - членами детских коммунистических организаций, в 14 лет каждый обязан был вступить в комсомол. В стране ежедневно и неустанно возносилась хвала детей советской власти и Иосифу Виссарионовичу лично - «за наше счастливое детство». Казалось, дети настолько были обласканы государством, что находились в «социалистическом раю».
Советские газеты пестрили сообщениями о счастливой жизни детей в Советском Союзе, причем подавалось это всегда под идеологическом соусом. Так, например, в «Русской Газете» от 31 декабря 1923 года говорилось:
При царизме тысячами гибли от голода пролетарские дети, только рабоче-крестьянское правительство пришло им на помощь. Дети пролетариата, великие вожди революции Ленин и Троцкий сделают вас хозяевами вашей жизни.
Но такие лозунги, по словам князя Жевахова, были «наглолживыми» - на самом деле существовала другая сторона детства, страшная и тяжелая. Вот его описание порядков в коллекторе, где собирались дети – кандидаты в детские дома:
- В большой зале с колоннами, полутемной от решеток в окнах, кишит полтораста детей обоего пола от 5 до 17 лет…Необутые, в ужасающих лохмотьях, усыпанных паразитами, с обритыми головами, лица испитые, изможденные, явно порочные. Язвы и нарывы на голове, на ногах, у многих на лице. Два реквизированных рояля по углам. На одном - «беспризорный ребенок лет 16» разыгрывал в момент моего посещения какой – то ноктюрн ногами (!); на другом младший подбирал мотивы «интернационала» в десять рук. Кого – то душили, и он визжал, как поросенок под ножом. Часть бегала, кувыркалась, давала «подножку», образовывая малую кучу, и все вместе кричали так дружно и неистово, точно зарабатывали этим хорошие деньги. Три замученных девушки из народных учительниц – оплата здесь жалкая, а потому служат только «наши» - тщетно пытались водворить порядок, но вслед им неслась особая, многоэтажная брань – одно из завоеваний октября.
Спят вповалку на полу, кроватей немного, на грязных соломенных тюфяках под ужасающими одеялами. Изнасилование девятилетних девочек, беременность пятнадцатилетних – рядовое явление. Было несколько случаев избиения друг друга до смерти.
Несмотря на ужасающие условия, дети регулярно подвергались в этом «приюте» идеологической обработке, которая называлась «политическим воспитанием». Сутью и целью такого «воспитания» являлись разжигание в детских сердцах ненависти и злобы:
- Два раза в неделю в этот бедлам являются «прикрепленные» к нему три комсомольца и, собирая каждый свою группу, знакомят с биографией вождей, с ужасами режима «кровавого Николая», выясняют прелести и свободы настоящего. Главное внимание направляется на разжигание классовой вражды. Мне пришлось слышать слова комсомольца, обращенные к детям: «Красть стыдно у своего брата, у пролетария; красть у буржуя совсем не стыдно, и, беря у буржуя силой, - ты берешь свое и можешь ему сказать: взял у народа и отдай народу, не отдаешь добровольно – я беру сам».
Одна из сердобольных женщин предоставила доклад об ужасающих условиях, в которых находились беспризорные дети, в наркомат народного просвещения, за что была… посажена в тюрьму, как «контрреволюционерка». Жевахов приводит выдержку из этого доклада:
- Число сирот и бесприютных детей растет со страшною быстротою. Дети нищенствуют, толкаемые голодом и холодом занимаются воровством, их часто можно видеть пьяными. Целыми толпами беспризорные дети направляются на юг…Ребенок сделался дик и всеми средствами ищет, куда бы ему скрыться. В убежищах для бесприютных детей на одной постели помещается от 6 – 8, остальные спят на полу, они едят из старых консервных банок, у многих отморожены руки и ноги, их тело покрыто лишаями и ранами, их съедают вши, дети издают какие – то крики от страдания и страха.
В результате голода 1932 – 1933 гг. страну захлестнула очередная волна беспризорности. Органы ОГПУ отлавливали беспризорников и отправляли в концентрационные лагеря. До сих пор умиляются некоторые защитники большевистского прошлого, как замечательно решила советская власть проблему беспризорных детей. Собраны они были, де, в специальные колонии и мудрые макаренки быстро перековали их в убежденных коммунистов. Увы, это очередная большевистская ложь, и её очень наглядно разоблачил бывший узник советского концлагеря, писатель Иван Солоневич в своей книге «Россия в концлагере».
Будучи заключенным Свирьлага, посетил он однажды детскую колонию, на севере Карелии. То, что он там увидел, потрясло даже его, бывалого зэка. В глуши карельских лесов он увидел «несколько десятков чахлых сосенок, обнаженными корнями судорожно вцепившихся в камень и песок, и десятка два грубо сколоченных бревенчатых бараков, тщательно и плотно обнесенных проволочными заграждениями – это и есть «Первая детская трудовая колония».
Колония была рассчитана на 2000 человек, а находилось в ней примерно 4 000 детей – подростков, и власти не предприняли абсолютно ничего, чтобы их чем – то занять. С утра до вечера дети были предоставлены сами себе – сидели на нарах, играли в карты на пайку, матерились, курили, дрались. Попытка Солоневича очистить хотя бы небольшой кусочек территории для волейбольной площадки, окончилась неудачей – подростки не хотели работать на «гадов» - так они звали актив колонии, тоже молодых парней – активистов, которые выполняли функции надзирателей и охранников. То количество злобы и ненависти ко всем и к каждому, которые изрыгались из уст «воспитанников», поразили Солоневича. При этом он понимал, что эти дети, в сущности, ни в чем не виноваты:
- Ведь это же дети, черт возьми… Разве они виноваты в том, что революция расстреляла их отцов, уморила голодом их матерей, выбросила их на улицу, где им оставалось или умирать с голоду, как умерли миллионы их братьев и сестер, или идти воровать. ...Разве они, эти дети, виноваты в том, что партия проводит коллективизацию деревни, что партия объявила беспризорность ликвидированной, что на семнадцатом году существования социалистического рая их решили убрать куда – нибудь с посторонних глаз. Вот и убрали. Убрали на эту чертову кучу, в приполярные трясины, в цингу, в туберкулез.
Еще один маленький штрих к описанию детской лагерной жизни – начальник колонии постоянно таскал с собой мешочек с содой. Оказалось, что почти все воспитанники мучились животами от той «пищи», которой их кормили. Но щепотка спасительной соды полагалась не всем, а только тем, кто не нарушал режим. Большевики и в этом оказались первыми - можно ли найти ещё пример в истории, когда простейшая сода играла поощрительно – воспитательную роль?
Так Иван Лукьянович разоблачил лживое хвастовство большевиков о ликвидации беспризорности. На самом деле, к середине 30 – х годов беспризорники с улиц исчезли. Но они отнюдь не перековались в «строителей социализма», а создали огромную армию профессиональных преступников – «урок».
Они часто попадали в детские исправительные колонии, где процветала преступность и пренебрежение к жизни – к своей и чужой. Бывший узник, очевидец лагерной жизни детей, писатель Лев Разгон свидетельствовал:
- Малолетки – так назывались малолетние арестанты. Они были разные: малолетние городские проститутки и крестьянские девочки, попавшие в лагерь «за колоски», собранные на плохо убранном поле; профессиональные воры и подростки, сбежавшие из детдомов, куда собирали детей арестованных «ответственных»…Они вступали в тюрьму и лагерь разными по происхождению и причинам, приведшим их сюда. Но вскоре они становились одинаковыми. Одинаково отпетыми и страшными в своей мстительной жестокости, разнузданности и безответственными…
- Они никого и ничего не боялись. Жили они в отдельных бараках, куда боялись заходить надзиратели и начальники. В этих бараках происходило самое омерзительное, циничное, разнузданное, жестокое из всего, что могло быть в таком месте, как лагерь. Если «паханы» кого – нибудь проигрывали и надобно было убить, это делали - за пайку хлеба или же из «чистого интереса» - мальчики – малолетки. И девочки – малолетки похвалялись тем, что могут пропустить через себя целую бригаду лесорубов…
- Ничего человеческого не оставалось в этих детях, и невозможно было представить, что они могут вернуться в нормальный мир и стать нормальными людьми.
Иван Солоневич, чудом вырвавшийся из «коммунистического рая», описал в своей книге множество фактов, характеризующих лагерную жизнь детей с ее жуткими реалиями. Но самым потрясающим эпизодом в его книге стал рассказ о голодной девочке. Удивительно, но взрослые лагерники находили хоть какую – то возможность раздобыть нормальную еду – лагерную баланду из гнилой капусты и селедочных голов есть было невозможно. Как - то Иван Лукьянович обнаружил, что в его кастрюлю зэки сливали такие «щи»; на морозе они застыли, превратясь в глыбу застывшего льда. Он решил занести кастрюлю на кухню, поставить её на плиту и выкинуть оттаявшую зловонную глыбу, но не успел. То, что произошло дальше, вызывает содрогание:
- Я взял кастрюлю и вышел из палатки. Была уже почти ночь. Пронзительный морозный ветер выл в телеграфных проводах и засыпал глаза снежной пылью…
- Вдруг какая – то неясная фигурка метнулась ко мне из-за сугроба, и хриплый, застуженный детский голосок пропищал:
- - Дяденька, дяденька, может, что осталось. Дяденька, дай!...
- Это была девочка лет, вероятно, одиннадцати. Её глаза под спутанными космами волос блестели голодным блеском. А голосок автоматически, привычно, без всякого выражения, продолжал скулить:
- - Дяденька, дааай!
- - А тут только лед!
- - От щей, дяденька?
- - От щей.
- - Ничего, дяденька. Ты только дай. Я его сейчас отогрею…Он сейчас вытряхнется. Ты только дай…
- В голосе звучала суетливость, жадность и боязни отказа. Я соображал как – то туго и стоял в нерешимости. Девочка почти вырвала кастрюлю из моих рук. Потом она распахнула рваный зипунишко, под которым не было ничего, только торчали голые острые ребра, прижала кастрюлю к своему голому тельцу, словно своего ребенка, запахнула зипунишко и села на снег.
- Я находился в состоянии такой отупелости, что даже не попытался найти объяснению тому, что девочка собиралась делать…Я прошел в палатку отыскивать другую посуду для каши своей насущной.
- В жизни каждого человека бываю минуты великого унижения. Такую минуту пережил и я, когда, ползая под нарами в поисках какой – нибудь посуды, я сообразил, что эта девочка собирается теплом изголодавшегося своего тела растопить эту полупудовую глыбу замерзшей, отвратительной, свиной, но все же пищи; и что во всем этом скелетике тепла не хватит и на четверть этой глыбы.
Я очень тяжело ударился головой о какую- то перекладину под нарами и почти оглушенный от удара, отвращения и ярости, выбежал из палатки. Девочка все ещё сидела на том же месте, и её нижняя челюсть дрожала мелкой частой дрожью.
Я схватил её вместе с кастрюлей и потащил в палатку. В голове мелькали какие – то сумасшедшие мысли. Я что – то, помню, говорил, но думаю, что и мои слова пахли сумасшедшим домом. Девочка вырвалась в истерии у меня из рук и бросилась к выходу из палатки. Я поймал её и посадил на нары. Лихорадочно, дрожащими руками я стал шарить на полках, под нарами. Нашел чьи – то объедки, половину пайка Юриного хлеба и что – то ещё. Девочка не ожидала, чтобы я протянул ей все это. Она судорожно схватила огрызок хлеба и стала запихивать его в рот. По её грязному личику катились слезы ещё не остывшего испуга.
Нестерпимую боль и чувство справедливого гнева, в первую очередь, к самому себе испытал Иван Лукьянович при этой сцене:
- Я стоял перед ней пришибленный, полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе и к самому себе. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов взрослых мужчин, могли допустить до этого детей нашей страны? Как это мы не додрались до конца?.. Как это мы все поголовно, не взялись за винтовки? В какой - то очень короткий миг вся проблема гражданской войны и революции осветилась с беспощадной яркостью. Что помещики? Что капиталисты? Что профессора? Помещики – в Лондоне. Капиталисты – в наркомторге. Профессора – в академии. Без вилл и автомобилей, но живут. А вот эти безымянные мальчики и девочки? О них мы должны помнить, прежде всего, ибо они – будущее нашей страны. А вот не вспомнили. И вот на костях этого маленького скелетика, миллионов таких скелетиков, будет строиться социалистический рай...
Вспомнилась и фотография Ленина в позе Христа, окруженного детьми: «Не мешайте детям приходить ко мне». Какая подлость! Какая лицемерная подлость!
И вот, много вещей видал я на советских просторах; вещей, намного хуже этой девочки с кастрюлей льда. И многое как – то уже забывается. А девочка не забудется никогда. Она для меня стала каким – то символом. Символом того, что сделалось с Россией.
Вот так, читатель, ты ещё терпимо относишься к нынешним последователям коммунистической бредятины? Тебя не коробят их вальяжные, зажравшиеся морды на телеэкранах? Ты спокойно слушаешь их разглагольствования о «достижениях социализма» в сталинские годы?
Пусть эта безымянная девочка запомнится каждому из нас и станет символом дьявольской сути большевизма, его людоедской идеологии. И не только символом, но и гарантией того, что ты никогда не польстишься на очередные посулы, никогда не опустишь свой бюллетень на выборах за нынешних коммунистических «благодетелей». На их лоснящихся мордах, на их пиджаках от известных кутюрье – слезы этой девочки и многих других детей и кровь, кровь, кровь человеческая…
И не дождались мы от них ни одного слова покаяния за девяносто пять лет и не дождемся, видимо, никогда. До сих пор сидит в них дьявольская сущность, поэтому само христианское слово «покаяние» им непонятно и недоступно. Даже название своей людоедской партии они сменить не удосужились. Идеологические потомки коммунистов 20 – 30 - х годов, уничтоживших миллионы своих сограждан, доведшие до нищеты за семьдесят три года своего правления народ огромной страны, еще пытаются с экранов телевизоров учить нас, как надо жить.
В своем отношении к детям самозваные коммунистические «благодетели» переплюнули самого дьявола. В описании торжества Антихриста на земле – в Апокалипсисе - нет даже упоминания о детских страданиях. А большевики же воплотили их в жизнь широко – в масштабах всей страны.
Относительно недавно наш современник протоиерей Иов (Гумеров) обнаружил в недрах российских архивов жуткий документ. Это секретная книга, подготовленная Главным управлением исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД СССР «Работа с несовершеннолетними и безнадзорными». В ней говорится: «В настоящее время в системе ГУЛАГа действуют 50 трудовых колоний закрытого и открытого типа. С момента решения ЦК ВКП(б) и СНК через трудовые колонии пропущено 155 506 подростков в возрасте от 12 до 18 лет, из которых 68 927 судившихся и 86 579 не судившихся».
Вдумайся, читатель, в страшную цифру: через ГУЛАГ за пять лет было пропущено более 155 тысяч подростков!
Нынешние коммунисты отрицают существование страшных лагерей в сталинские времена. Они утверждают, что были «незначительные нарушения законности», но сама идея коммунизма – возвышенна и непорочна. Хочется им напомнить – идея, в рамках которой могли существовать такие страшные явления, является античеловеческой и не имеет права на существование.
Необычайно ласковая и заботливая к обычным детям, советская власть была беспощадна к детям репрессированных кулаков и прочих «врагов народа». Тысячами они гибли в промерзлых вагонах в процессе переселения их родителей в Сибирь, в необжитых сибирских просторах от болезней и голода.
Конечно, для «нормальных» детей были созданы совершенно другие условия – были построены просторные школы, отличные пионерские лагеря, где власть усиленно воздействовала на неокрепшие детские умы и души полным набором идеологических заклинаний. Но мы должны знать и помнить о том, что с духовной точки зрения отношение большевистской власти к детям, как и ко всему народу, было, во многом, безнравственным, античеловеческим.
В стране в 30 –е годы была создана целая система нравственного разложения детей, которая была всеобъемлющей и работала на полную мощность. В газетах и радио поднялась настоящая истерия – дети призывались доносить на родителей и других родственников. Началась эпопея с убийства Павлика Тесля из села Сорочинцы Харьковской области в 1927 году, донесшего на своего отца. Юная девушка Женя Бирилева с хутора Веселого Ставропольского края разоблачала кулаков в письмах в газету и была убита из обреза.
Самой известной стала истории сибирского подростка Павлика Морозова, сдавшего своего отца (якобы, кулака) «бдительным» органам в 1932 году. Из чисто бытового эпизода, связанного с уходом отца Павлика из семьи, родилось целое пропагандистское направление – бесстрашный пионер сообщил органам о своем отце – кулаке, укрывавшим хлеб. Возник целый культ Павлика Морозова, который присутствовал повсеместно.
По всей стране ему возводились памятники, его именем назывались пионерские отряды, школы, газеты были переполнены призывами «поступать так, как Павлик Морозов».
Газета «Пионерская правда» и другие детские издания публиковали сотни писем с призывами отрекаться от своих арестованных родителей, объявленных врагами народа. Семейные ценности были объявлены ничтожными, главным критерием добропорядочности была объявлена «политическая сознательность».
Только одно это преступление большевиков против нравственности дорого обошлось русскому народу – исправлять положение и прививать детям любовь к родителям приходится до сих пор…