-Здравствуйте, Александр Сергеевич, большое спасибо, что согласились дать для нас интервью!
Александр Сергеевич: Здравствуй, Кира! Буду дебютировать. У меня так редко берут интервью, что я сейчас могу сказать что-то не то, но давайте попробуем!
-Расскажите, пожалуйста, каким ребёнком Вы были?
Александр Сергеевич: Весёлым. Мама отдала меня в музыкальную школу, потому что я всё время пел, видимо, всех замучил этим делом. Я пел, когда гулял, шёл, находился дома, в ванне. Мне очень нравилось петь, отец играл на гитаре, и было здорово. Я хотел быть, как папа, хотел играть на гитаре. И мама привела меня в Детскую музыкальную школу №2 им. И. О.Дунаевского, мне сказали: «Да, гитара – замечательный инструмент, но мы берём только с 12 лет. Не хотите ли на домру?» Я подумал: «Домра, что это, Господи». Мне показали инструмент сомнительной ценности (смеётся), но что делать, взял. А потом мне очень понравилась преподавательница, Дианова Людмила Алексеевна. Она три года со мной занималось, и пошло-поехало, история растянулась лет на 20 (улыбается).
Мама говорит, что я был послушным ребёнком, хотя брат, который старше меня на 7 лет, придерживается противоположного мнения. Он считал, что я был невыносимым ребёнком и иногда давал мне это понять в физическом формате (смеётся).
-Я думаю, что это прерогатива всех старших братьев.
Александр Сергеевич: Не знаю, у кого как, но у нас были жуткие драки. Благо, во взрослой жизни это не получило продолжения, всё хорошо. Так что не знаю, каким я был ребёнком, но я запомнил, что детство – это замечательная пора, когда можно если не всё, то многое. И очень хочется жить.
-Александр Сергеевич, расскажите, пожалуйста, когда и как Вы поняли, что хотите заниматься музыкой профессионально.
Александр Сергеевич: Там было два варианта. Когда подошёл срок определяться, то есть где-то в районе 8 класса, мне хотелось заниматься музыкой, потому что у меня, начиная с 3 класса музыкальной школы, когда моя первая учительница ушла, появился потрясающий педагог Николай Кузьмич Дмитриев. Это достаточно значимая фигура среди музыкантов-профессионалов народного цеха.
Люди старшего поколения, такие, как, например, Александр Андреевич Цыганков, прекрасно знают Николая Кузьмича.
Николай Кузьмич работал в Гнесинском институте, был заведующим кафедрой, и если бы не этот человек, я, думаю, никогда бы не выбрал музыку как профессию. Есть такой штамм «привил любовь к музыке», но давайте как-то это обойдём. Я просто хочу сказать, что воздействие его личности сложно переоценить. Он показал мне, что музыка – это целая жизнь, эмоции... трудно подобрать аналог! Конечно, мне хотелось заниматься. Я никогда не мечтал о сольной карьере. Мне нравилось музицирование малым составом, всегда было интересно, когда каждый в ансамбле является маленьким солистом, своеобразный ансамбль солистов. Но был и второй вариант: другим моим увлечением, скажем так, была геометрия. Я не знал, как это применить в профессии, но я говорю сейчас о школьных предметах. У меня так работало воображение, что этот предмет давался мне довольно легко. И я думал: либо что-то, связанное с музыкой, либо с геометрией (смеётся). Говоря о музыке, я играл на домре, и единственный мой входной билет в этот мир был солист-исполнитель на домре. Как произошёл выбор? Наверное, я любил музыку чуть больше, вот и всё. То есть в этом плане мне повезло, совершенно не пришлось мучиться с выбором. Один раз я не поступил: после 9 класса пошёл в Гнесинское училище и не поступил, расстроился страшно. Потом за год закончил 10-11 класс и поступал в музыкальное училище А. Г. Шнитке. Я решил для себя: если сейчас не поступлю, значит, пойду в геометрию. Но поступил, не знаю, к счастью или к разочарованию, наверное, к моему счастью.
-Александр Сергеевич, расскажите, пожалуйста, как от домры, сольного инструмента, Вы перешли к дирижированию?
Александр Сергеевич: Интересная история, на самом деле. Где-то на третьем курсе мне посчастливилось участвовать в нашем внутриучилищном конкурсе дирижёров. Когда я впервые вышел к оркестру, поджилки все тряслись, это был стресс сумасшедший, я даже не знаю, где я больше боялся: на первом свидании или когда выходил к оркестру! Страх невообразимый: ты выходишь, сидят все музыканты, все прекрасно понимают, если у тебя что-то не получается, и ты должен что-то из себя представлять (смеётся). Я думаю, что после этого понял, что мне это нравится. После первой репетиции я был в эйфории, настолько это здорово, настолько это были необычные ощущения... Это как перейти с маленького пульта из пяти каналов на, условно скажем, огромный пульт из Лондона на шестьдесят каналов. Возможности совершенно другие: ты можешь играть тембрами, выстраивать, лепить абсолютно любой звук, какой тебе твоя фантазия позволит! И, конечно, личность педагога сыграла огромную роль в принятии этого решения. У меня сложились очень доверительные отношения с преподавателем по дирижированию, Любовь Яковлевной Радзецкой.
Я, конечно, очень ей благодарен. Это ещё и было в противовес тому, что у меня не сразу сложились отношения с моим преподавателем по специальности (смеётся). Мне было немного тяжеловато понять, что она от меня хочет, но сейчас, по прошествии времени, я ей очень благодарен, потому что методически обучить меня играть на инструменте она смогла. Но я понял это уже потом: когда мне надо было поступать в институт, я восстанавливал домровую технику, опираясь на всё, что она сказала, и это было очень здорово. Поэтому спасибо всем учителям, которые меня чему-то научили! Мне вообще очень везло с учителями: и когда я был исполнителем на домре, и в качестве дирижёра. А почему я перешёл на дирижирование... Больше возможностей! И определённым образом роль сыграл случай. Потому что после окончания училища я поступал в институт всё равно по домре. Не поступил, потому что брали пятерых, а я был шестым (смеётся). И я решил, что это сигнал о том, что пора поворачивать на дирижирование. Роман с дирижированием тоже был сложный. Когда я поступил в институт и пришёл на первый урок, я думал, что что-то умею. На тот момент я уже был лауреатом какого-то Всероссийского студенческого конкурса, но профессор на первом же занятии мне очень убедительно доказал, что я не умею ничего и не понимаю, что такое дирижирование, и это было очень полезно. Он меня в первый же день размазал, как масло по хлебу, и это было очень правильно, я до сих пор ему благодарен за то, что он это сделал. Очень важно подходить к профессии дирижёра именно с этой позиции: «парень, ты ничего не знаешь, не умеешь, тебе надо постигать всё заново». Каким бы музыкантом-виртуозом ты ни был, профессия дирижёра – это отдельное дело, и ему надо учиться с нуля.
-Александр Сергеевич, расскажите, пожалуйста, работали ли Вы в каких-то оркестрах до того, как попали в Ансамбль Локтева?
Александр Сергеевич: До Ансамбля Локтева у меня была одна работа, и я надеюсь, что все самые страшные ошибки я сделал на этой работе (смеётся). Я работал два года в той же самой школе им. И. О. Дунаевского, вёл детский оркестр, насажал кучу ошибок во всём: и в инструментовке, и в плане формирования состава, и в плане выстраивания взаимоотношений с начальством разного уровня. В общем, везде, где можно было ошибиться, я ошибся. Но мне кажется, это нормально. К нам в Ансамбль приходят педагоги, и я понимаю, что, особенно если это первое место работы, ждать от них чудес первые три года не приходится, они обязательно должны набить шишки. Я проходил это на своём опыте, и понимаю, что это так работает: человек должен набить шишки, а потом потихоньку давать какой-то результат. А так у меня было сотрудничество со студенческими оркестрами. Не на профессиональной основе, просто так складывалось, что на тех же фестивалях, конкурсах я дирижировал оркестрами института культуры, института А. Г. Шнитке. Уже после того, как начал работать в Ансамбле, я дирижировал оркестром Службы внешней разведки несколько раз. Но в основном, конечно, моя деятельность сконцентрирована здесь.
-Александр Сергеевич, как Вы попали в Ансамбль Локтева?
Александр Сергеевич: Меня пригласил Виктор Ермолаевич Соболев, который был знаком не лично со мной, а с моим старшим братом, уже упомянутым в сегодняшнем интервью (смеётся) и с моей мамой, которые работали в Лицее №1525 Воробьёвы горы. Брат работал преподавателем истории, мама работала преподавателем математики... У меня вообще была забавная ситуация. Я учился в 9 классе в Лицее Воробьёвы горы в третьем корпусе Дворца, то есть до шестого корпуса я редко доходил, а надо было чаще (смеётся) – [Ансамбль всегда занимался в шестом корпусе Дворца Пионеров]. И учился я по четырём предметам – алгебра, геометрия, информатика, физика – у мамы, а по двум предметам – история и граждановедение – у брата. Это было забавно. И мама знала, что я ушёл из школы Дунаевского, где я вдрызг поругался со всеми, привет молодости (смеётся). Она поговорила с Виктором Ермолаевичем, сказала, что есть молодой человек с опытом работы, может, он пригодится. Изначально меня Виктор Ермолаевич взял как преподаватель по классу балалайки-секунды и балалайки-альт. Я страшно обрадовался, потому что до этого год сидел без работы, на одних халтурах и без постоянного заработка. Конечно, я согласился. Помню, пришёл в кабинет, там сидел Виктор Ермолаевич, тут же – Олег Владимирович Тарасов, главный дирижёр Ансамбля. Они грозно на меня посмотрели: «ну что, Александр Сергеевич, давайте попробуем! Организация у нас серьёзная, так что придётся много работать». Я говорю: «я готов, скажите, что надо делать!». Олег Владимирович сразу провёл вводный инструктаж, сказал, что наблюдаются проблемы в классе секунды и альта. Я про себя подумал: «надо, значит, решим». Некоторое количество времени я работал по озвученным направлениям, но надо сказать, что практически сразу, где-то через месяц, Виктор Ермолаевич спросил: «Александр Сергеевич, у Вас же в дипломе написано, что Вы имеете специальность дирижирование?». А это правда, потому что я на третьем курсе училища выбрал специализацию дирижирование и сдавал экзамен с двумя оркестрами – русским народным и баяно-аккордеонным – и в дипломе у меня была соответствующая запись о том, что я могу работать руководителем русского народного оркестра. Виктор Ермолаевич предложил попробовать работать в качестве второго дирижёра. И это вообще было счастье, я мог о таком только мечтать. Я сказал: «конечно, с удовольствием!». И так начался наш тандем с Олегом Владимировичем Тарасовым.
Никогда у нас с ним, на мой взгляд, проблем не было, работали честно и добросовестно, он был моим начальником, я был вторым дирижёром, получал задания и выполнял. Так получилось, что довольно быстро мне дали возможность работать с младшим оркестром, оркестром «Пионер», и это, конечно, было счастье. Представьте себе: у Вас был коллектив два года, вдруг эта работа пропадает, ты год сидишь без постоянной работы, при этом у меня уже была жена и двое детей, я тогда даже чуть DVD не пошёл продавать.
-Да Вы что?
Александр Сергеевич: Да, было и такое в моей биографии, благо, Бог отвёл, потому что меня б либо обворовали, либо выставили дураком, какой из меня продавец, побойтесь Бога (смеётся). А в итоге у тебя появляется возможность работать непосредственно с коллективом, ты можешь выбирать произведения для этого коллектива, инструментовки, формировать состав, отбирать музыкантов в коллектив – Олег Владимирович в этом плане дал мне полный карт-бланш. Это, конечно, была красота. Мы начали работать, как я считаю, очень продуктивно. Я до сих пор веду летопись всех учеников, которые прошли через оркестр «Пионер», и их дальнейшей судьбы: попали ли они в старший оркестр, доросли ли до статуса выпускников. Так что, конечно, это счастье.
-Александр Сергеевич, а что для Вас Ансамбль Локтева сейчас?
Александр Сергеевич: Это чудо (улыбается). Хочется сказать без пафоса, чтоб не похвалить себя, но сказать правду. Я надеюсь, что я нахожусь на своём месте, потому что мне это очень нравится. Мне нравится работать с детьми, это классно. Потому что они более искренние, им не надо платить за ипотеку, у них ещё нет кредитов, они не погрязли в сложных личных взаимоотношениях... У них, конечно, куча своих юношеских проблем, но они ещё не утратили вкуса жизни, радости. Знаете, вот есть праздник Новый год, какое-то предновогоднее настроение. Близится канун Нового года, и ребёнок думает: «Ёлка! Фонарики! Хлопушки! Подарки! Дед Мороз!». А о чём думает мама? «Господи, готовка, готовка, купить подарки, всё надо успеть, сделать, заказать, Боже, я не забрала подарок с Озона, мне не хватает денег». У отца, конечно, тоже голова квадратная. И за всеми этими «надо» ощущение праздника чуть-чуть сдвигается в рейтинге место на десятое (смеётся). А у ребёнка оно на первом месте. Поэтому с детьми можно заниматься музыкой. Да, конечно, нас не всегда пускают технические моменты, но всё равно говорить с ними о музыке, делать с ними музыку получается. И это, правда,огромное наслаждение. Я недавно сказал ребятам одну вещь потому, что сам это понял: «спасибо Вам большое – с Вами я могу быть лучшей версией самого себя». Потому что худшая версия, увы, достаётся близким людям. Я люблю обычные репетиции больше всего у нас – это самое лучшее время. Надеюсь, не очень пафосно (смеётся).
-На самом деле, как музыкант оркестра я полностью подтверждаю слова Александра Сергеевича.
Александр Сергеевич: А это же правда! Бывает, когда из ничего, из какого-то хаоса рождается что-то замечательное. Мы не всегда, к сожалению, можем донести это до сцены в первозданном виде, но на репетиции бывает такое, что мурашки по коже пробегают от исполнения, и всё тут. На сцене не совсем так – там, конечно, больше работы.
-Александр Сергеевич, Вы работаете с детьми, и на самом деле, многие дети Ансамбля Локтева, не только оркестранты, но и хор, хореография, очень Вас любят. Как Вы думаете, какими качествами должен обладать педагог, который работает с детьми?
Александр Сергеевич: Колоссальным терпением. Добротой. Не знаю, можно ли отнести её к категории качеств, мне кажется, что да. Я пытаюсь обойти шаблоны – любить детей, любить музыку, поэтому это терпение и доброта. И, безусловно, профессиональные компетенции. Если порой не хватает какого-то профессионального навыка, например, мануального, можно донести идею через образ, беседы. Очень здорово, кстати, когда это получается! Ты, наверное, помнишь (обращаясь к интервьюеру): когда мы играли, требовался очень мощный, тяжелый звук. В профессиональном оркестре можно было бы сказать: «сыграйте мне pesante, пожалуйста» [pesante – тяжело (ит.)], и всем было бы понятно. А тут скажу я pesante, выпендрюсь, объясню, что pesante – это тяжело, ну, тяжело, ясно.
-Тяжело сыграть тяжело!
Александр Сергеевич: Да! (улыбается). А тут я как-то подумал... И сказал: «ваш звук должен быть как ноги слона: вот одна нога, вот вторая, и вы так идёте». И у ребёнка в голове этот образ возникает, и правда получается так, как надо.
-Уникальность нашего ансамбля заключается в том, что на сцене одновременно находятся детский хор, оркестр и хореография. Александр Сергеевич, каково Вам, как дирижёру, работать не только с оркестром, но и с хором и хореографией?
Александр Сергеевич: Сложно, конечно. С профессионалами несложно, а здесь особенностью является то, что подвоха можно ждать в любой момент. Например, прошла репетиция, мы готовили танец, который сделан в определённых темпах. И если мы дадим в каком-то важном моменте, например, трюковом, темп чуть быстрее, танцор может просто повредить себе ноги, руки, поэтому это очень опасная история, надо стараться придерживаться запланированных темпов. Конечно, это не всегда удаётся. Иногда бывает так, что музыканты ловят эмоциональный кураж, и остановить их бывает очень непросто. Иногда у меня это получается, а иногда – нет. Конечно, это моя вина. Вообще за всё, что происходит на сцене, отвечает дирижёр. Если на сцене случаются какие-то оплошности, виноват дирижёр. Один из самых сложных номеров, которые есть в нашем репертуаре, – это, конечно, «Еврейская сюита».
Помимо хора там есть свои очень коварные моменты у оркестра и хореографии. Есть ещё два солиста на авансцене, которых ты видишь супер боковым зрением. И очень сложно собрать всё вместе. Конечно, шаг за шагом это дело постигалось. В то же время, когда получается, – это полнейшее удовольствие! Бывает, после концерта думаешь: «это получилось хорошо. А здесь нет, надо исправить». Конечно, это очень сложно. Приведу ещё один пример. Когда у нас было сотрудничество с оркестром СВР, и наша хореография делала совместный номер с этим коллективом, у них не получилось сотрудничество. Действительно сложно дать тот темп, который должен звучать. Ни в коем случае не умаляю достоинств оркестра СВР, это профессиональный коллектив, и я могу сказать это со всей ответственностью, потому что мне доводилось ими дирижировать. Очень классные музыканты, хороший и профессиональный руководитель и дирижёр, но у них не получилось. А у нас получается, скромно сказал я (смеётся). Конечно, это очень сложно. Кто считает, что это просто, – пускай попробует. Я посмотрю (улыбается).
-Мне кажется, на этой прекрасной цитате мы можем закончить. Александр Сергеевич, большое спасибо, что согласились дать нам интервью!
Александр Сергеевич: Пожалуйста! Приходите к нам на концерты!
И обязательно подписывайтесь на наши социальные сети!
