«Если есть на свете дьявол, то он не козлоногий рогач,
а дракон о трёх головах,
и головы эти — хитрость, жадность, предательство.
И если одна прикусит человека, то две другие доедят его дотла.»
Слегка перефразируя легендарного Жеглова скажу:
«Если есть на свете ржа, способная разъесть самые светлые чувства. То это не нужда или горе, а дракон о трёх головах, и головы эти – Недоверие, Лицемерие, Ложь! И если одна пролезет в чувство, то две другие сведут его «на нет»».
Годам к сорока, я сильно увлекся сбором информации о старорусских методах поддержания и восстановления здоровья. Это отнимало много времени и сил. Благо, семья моя, относилась к моему увлечению с должным уважением и пониманием.
Жена моя, не уступала мне в интересе к исконным родным традициям, хотя направление интереса было несколько иным.
Они с подругой, узнали о том, что в одной из деревень, недалеко от старинного русского города Коврова, живут люди хранящие древние славянские традиции почитания Рода.
Родовой уклад веками был основополагающим принципом устройства общества. В недрах Родового уклада бережно хранится опыт воспитания женщин как Берегинь, хранительниц семьи, основы родового уклада.
Я в дебри не лез. С некоторым высокомерным недоверием отнёсся к ореолу мистической тайны вокруг древнего учения.
Раз в году, жена с подругой уезжали к своим наставницам на три недели в канун осеннего равноденствия и возвращались после проводов осеннего солнышка, слегка другими.
Вначале меня разбирало любопытство. Чем же они там занимаются? Но жена легко отшучивалась тем, что «негоже мужику знать бабьи хитрости».
Меня вполне устраивало то, какой она становилась. Спокойной, кроткой, я бы сказал. Хотя, это слово, вообще не подходит для характеристики моей второй половины.
Один раз она, как бы невзначай обронила:
-Знаешь в чем смысл славянского Креста служения?
-Чего? – искренне не понял я
-Служения, любимый, служения… - она как по-доброму улыбалась
-Конец двадцатого века, мать! Какое служение?
-Настоящее, Миш. Искреннее служение. Любой человек, приходит в Мiр, что бы служить… - её голос, обычно довольно резкий и властный струился спокойным ясным светом. Так мама успокаивает разыгравшегося не на шутку ребёнка
-Вас там что? К крепостному праву опять готовят? – пытался я пошутить.
-Причём тут? – спокойным голосом, возвращала меня жена в русло серьёзного разговора - служение, это не прислуживание, это не холопское унижение за миску похлёбки и крышу над головой. Служение, это осознанное посвящение своей жизни, чему то главному для тебя.
-Ну? Я проникся, - не желая переходить на серьёзный тон, подчинялся я, - воспитывай…
- так вот, в основе славянского принципа служения лежит сакральный крест. – Жену не раздражали мои насмешки, - Верхняя точка Север, наша прародина, это небо, это дух, это идея. В семье, это место мужа. Правая точка, восток. Это восход солнца, это утро, новые силы, новый день. Это место рождения нового. Естественно -это женщина. Нижняя, это юг. Тепло, нега, надежда. Это дети в семье. И, левая, соответственно – запад. Итог. Место хранения. Сам Род, то есть родители. В семье в этом месте – родители мужа. Ну, потому что женщина, она как бы живёт в роду мужа, по славянке…
Мне становилось интересно.
-Принцип служения, в соответствии с этим крестом таков: Муж служит Роду. Родителям, Отечеству, основам мироустройства.
Жена служит мужу. Содержит дом. Является для мужа источником сил вдохновения. Мотивацией, говоря современным языком.
Дети служат матери. До взросления, до создания своей семьи, помогают матери во всех её делах...
-То есть. Отцу они не помогают? – усмехнулся я
-В служении? Нет – не растерялась жена, - к служению дети приходят, только став взрослыми, то есть, создав семью.
-А как же…
- Не перебивай, - мягко остановила меня супруга, - дослушай…
Ссориться не хотелось.
-Так вот, дети, пока в семье они дети, служат матери. А родители, Род, служит детям.
-Не очень понятно, - миролюбиво соглашался я, - но интересно…
Возвращалась она всегда уставшей, слегка отстранённой, но быстро приходила в норму.
-Вас там цемент, что ли заставляют разгружать вручную? - в своей манере, хохмил я, - как выжатая приезжаешь…
Жена обычно отмалчивалась, улыбаясь. Но, как- то раз, обронила:
-Посвящение… - и немного помолчав, добавила тоном тихого восхищения, - ты не представляешь, как пахнет вода…
-Вода?!
***
Это потом я узнал, что во время посвящения, Берегини проходят испытание силы духа «не совсем цивилизованным способом», я бы сказал.
Когда женщина считает себя готовой к посвящению, одна из Ягинь, отводит её в землянку. Да, да! В вырытое в земле помещение, без окон, с одной входной дверью.
Испытуемая раздевается донага и садится на приготовленный стул. За ногу её привязывают к вмурованному в пол кольцу. Оставляют только ёмкость, чтоб справлять нужду и кружку с водой. Только, кружку ставят на таком удалении, чтоб длина верёвки, не позволяла, даже вытянувшись во весь рост на земляном полу, взять эту кружку. Только дотянуться, что бы коснуться пальцами.
Наглухо закрывают вход. Ни света, ни часов.
Так сутки!
Потом двое!
На итоговом посвящении – семь! Семь суток в абсолютной темноте и тишине! Без еды и воды. Без какого либо понимания времени.
Когда я приходил в себя, узнав эту информацию, рассказчик, буквально, добил меня ещё одним уточнением.
-На последнем, когда семь суток… Их уже не привязывают. Кружку с водой дают в руки. И, вот. Она все семь дней держит эту кружку в руках… А, пить нельзя…
-Так с ума можно сойти!
-Можно…
-А если отхлебнуть, ну, чуть-чуть? Что? Проверяют потом? – я был в шоке
-Кто проверяет-то? Только ты сам. Посвящение – это для себя. Ты эту проверку для себя проходишь. Только перед собой и отвечаешь… Себя-то как обмануть…
Это было потом. Сейчас меня сначала обрадовало, а потом, слегка смутило то, что по возвращению оттуда, помимо всего прочего, когда жена «приходила в себя», наша интимная жизнь, наша близость становилась… другой. Более насыщенной, более красочной, что ли. Не только в вопросах физического взаимодействия, так сказать. Она становилась наполненной каким-то смыслом, помимо физического удовлетворения. Неким обрядом, ритуалом.
Поначалу мне это очень нравилось. Первые разы, я ждал её возвращения с предвкушением, этого нового. А, потом…
Потом закрался червячок сомнения. Ма-а-аленькое, такое недоверие.
-А, что это за наука такая? Чему вас там учат? А главное, кто? Старые бабки вам все эти финты показывают? С мужским телом обращаться учат? – сначала с усмешкой, а потом всё серьёзней и серьёзней «накручивал» я себя. Но, вслух спросить не решался, - так вот, чего ты туда, так рвёшься-то каждый год! К учителям! К тренерам!
Про посвящения, я тогда даже не подозревал.
И, нет бы, поговорить, расспросить. Родные, как-никак. Нет! Замкнулся. Начал надумывать.
Когда в постели, я, вдруг, спотыкаясь о свои грязные думки, выключался из процесса, она заботливо спрашивала: «Что с тобой?». Она даже не предполагала, что мне может не нравиться. То, что происходило между нами, не нравиться просто не могло. И она рассчитывала на мою искренность. Что бы поправить, внести коррективы, так сказать.
А я не отвечал. «Нормально...», - и отворачивался, притворяясь, что засыпаю. А, сам не мог уснуть, до утра вздрагивая от ударов собственного сердца.
Иногда забывалось. Восторг от того, что происходило ночами, затмевал, вытеснял из сознания все грязные мысли. А временами накатывало опять. И опять не хватало духу открыться…
Когда, как по расписанию, явился этот самый «бес в ребро», внутри меня было готовое оправдание этому «следствию гормонального перестроения».
Нет! Я даже мысли не допускал о развале нашей семьи. Но, я… увлёкся.
Сейчас, это вспоминается как наваждение, как помутнение рассудка, не поддающееся никакому логическому обоснованию. Ну молодая, ну глазищи, ну ноги… но, ведь, реально – поговорить не о чем. За то – как слушает! Как смотрит! «Тем более что она сама…» - оправдываясь, думал я про жену.
До физической близости не дошло. Но увлёкся сильно! И жена это почувствовала. Почувствовала и …попыталась помочь. Предлагала поговорить.
Я врал. Рассказывал о плохом самочувствии, об усталости на работе. О «высасывающих энергию» пациентах.
Она не спорила. Но… не оставляла попыток помочь. Я делал вид, что счастлив, при этом «усыхал» на глазах.
На день рожденья, она мне подарила стихи, которые начинались словами:
По дороге к зелёной луне
Где драконы прячутся в пепел.
Где лишь пыль, где лишь солнце и ветер
Мы шагаем, навстречу себе…
И дальше, о нас так, что я разрыдался…
Она обняла меня и сказала:
-Давай прокатимся со мной… к моим бабкам…
-Зачем? – всё ещё всхлипывая, искренне удивился я.
-Мне… очень надо..
Все сто двадцать километров мы ехали молча. Но, как-то, «без напряжения»
Первый раз, я подвёз её к самому дому. Обычно мы останавливались на поляне, метров за двести, до первого дома. «Деревенские не любят» - объясняли мне.
-Пойдём, - она взяла меня за руку
Крыльцо без ступенек, вход в горницу… земляной пол! И в самой избе, за невысоким порогом, пол, тоже земляной. Гладкий, словно чем-то утрамбованный, но… земляной! И, ещё на подходе, я обратил внимание – нет проводов. В избе не было электричества.
Баба Настя, так звали хозяйку, приветливо поднялась на встречу. Ладненькая такая, опрятная старушка, лет восьмидесяти, на вид:
-Доброго дня, тебе, Алёнушка… и тебе, мил человек.… Твой что ли?
Я немного смущался.
-Мой Настасьюшка, - как-то фамильярно, на мой взгляд, ответила жена пожилой женщине, - чей же? К тебе вот…
Я не понял! Что значит «к тебе». Меня что ли?
-Проходи, мил человек, присаживайся, - она указала на табурет за столом, - чего стоять-то?
Я, повинуясь, сел на табурет, огляделся. Светлая маленькая кухонька. Занавесочки, огромная русская печь, чугунки тарелки. Ничего необычного. Разве что пучки трав по стенам. Ни собачьих черепов. Ни куриных лап, ни мышиных хвостиков. Не похожа на колдунью-то.
-Послушашь, или погуляшь пойдёшь? – вернул меня в реальность вопрос бабы Насти к жене.
-Пойду… - отозвалась супруга, - сами тут…
Старушка села напротив, посмотрела на меня ласковым взглядом.
-Ну… рассказывай…
Я хотел было рассмеяться. Хотел сказать, что вообще не понимаю за чем я здесь, что это какая-то ошибка… Как, неожиданно для себя – заговорил…
Поначалу сбиваясь, прерываясь, подбирая слова. Но постепенно расслабился, как будто принял успокоительное. Слова побежали легко без запинок, как ручеёк.
Я рассказывал ей всё.
Женщине, которую видел впервые в жизни. О которой практически ничего не знал.
Что, я не верю. Что, это подозрительно. Что, я тоже человек, а значит - право имею. Что, это ничего не значит, что, это даже не увлечённость. Что…
Я говорил и говорил. То кричал, то доказывал, то вопрошал, то взывал к справедливости. А она сидела и смотрела. Не перебивая, не поправляя, не помогая подобрать нужное слово, если я, вдруг, осекался…
В какой-то момент, мне, вдруг, почудилось, что передо мной сидит и внимательно слушает мои откровения, не незнакомая старуха, а моя жена.
Я даже вздрогнул. Мотнул головой, отгоняя наваждение, прищурился. Нет! Не видение. Она моя родная, любимая, ненаглядная Алёнушка, сидела и смотрела на меня любящим, всё понимающим взглядом.
Я испугался и, неожиданно для себя, испытал сильное облегчение, как будто тяжкий, давно давивший груз, скинул с натруженных плеч. И, обращаясь, уже не к абстрактному собеседнику, а дорогому, родному, самому близкому человеку, продолжил…
Сколько я говорил, сказать не берусь, часов в избе не было. Судя по тому, что солнце за окном уже закатывалось за кромку леса, был глубокий вечер.
- Я люблю тебя! Люблю! Тебя одну! Понимаешь! Я, сейчас, это, как никогда, понимаю! Веришь?!
-Верю, понятно дело, - вернул меня в реальность голос бабы Насти. – чегож не верить то? Так и люби сынок, люби. Любовь, ведь она, само главно… что в жизни-то есть…
Я сидел ошарашенный.
Это я с ней?! Это ей я?! Я же, такое…
Чуть слышно в избу вошла жена,
-Ну как вы?
-Кажись выманила..
-Кого?! – совершенно ошалело спросил я
-Дракона, милок, дракона…
