Позвонили из деревни: «Бабу Полю ограбили! Ночью двое в масках выбили стекло и влезли в дом с топорами... В общем, приезжайте срочно!» Первое, что мы вспомнили с женой: да ведь у нее больное сердце!
Строго говоря, Полина Михайловна мне никто (генетически, генетически), но в то же время она для меня как бабушка, которой давно нет и которой я почти не помню. С ее дочерью Надей я десять лет учился в одном классе. Потом она закончила престижный вуз в Москве, вышла замуж за венгра и уехала в Будапешт. Здесь у нее благополучный муж, замечательные дети, интересная работа, православный храм, пение в церковном хоре и вечная тревога за мать, оставшуюся доживать свой век в деревеньке, что прилепилась на правом берегу Дона. Каждое лето Надя приезжает с детьми к матери и к гробу святителя Тихона Задонского, который своими молитвами помогает ей на чужбине.
И еще подробность: лет десять назад моя одноклассница стала крестной моей дочери. И вот Надину старушку-мать ограбили... Темной ночью, с топором. Искали деньги.
Через полчаса мы подъезжали к знакомому дому. Полина Михайловна ждала нас возле калитки, кое-как одетая, растерянная и еще больше постаревшая. Ее всю трясло, близкие слезы мешали говорить.
– И сейчас в глазах стоят разбойники. Топор блестит, по хате шастают, все из сундуков на пол вываливают, а у одного кровь с лица капает – видно, о стекло порезался – и он ее все ладонью отирает... Часа два искали, все перерыли, даже иконы со стен снимали, а я все рвалась к Николаю Угодничку, все молилась о заступничестве... Услышал – меня они не тронули...
В доме Полины Михайловны много икон, простеньких, обычных деревенских, и на взгляд грабителей малоценных. Откуда им знать, что истинная – то ценность их вовсе не в дорогих окладах... Сам домик освященный, намоленный, в нем не раз бывал священник – вот почему архаровцы заметно нервничали, все покрикивали друг на друга. Денег они не нашли, только пятьсот рублей, что остались от пенсии, Полина Михайловна отдала им сама, но когда те забрали последнюю двадцатку, вынув из паспорта, не выдержала – присрамила: «На хлеб-то хоть оставьте…» Не оставили – быдло оно и есть быдло.
Милиция возбудила дело, опера взяли отпечатки, а баба Поля, которую ночь не может спать, вздрагивает от каждого шороха и ночует у соседки. Сегодня она просит не наказывать злодеев:
– Хоть бы уж дело закрыли, ведь я их уже простила, Господь с ними...
Не зная, как утешить, я сказал то, что сама Полина Михайловна знает и, главное, чувствует, лучше меня. Что-то насчет скорбей и испытаний, которые дает Господь, и которые так нужны христианину... Она согласно закивала седой головой – так, знаю-знаю... Но снова заговорила о самом для себя насущном: как бы ей ночь продержаться на чужой-то кровати... А я сел в машину и, такой благополучный и начитанный, поехал домой. В самом деле я не знал, чем можно ей помочь, ведь из села, от своей коровы, она уезжать не хотела. Деревенские не умеют никого предавать, даже скотину.
И оставалось мне по киношным постановкам представлять себе ту жуткую, в жизни, картину: сначала кромешная темнота вперемешку со звоном разбитого стекла, потом яркий свет, рожи, обтянутые чулками, топор с блестящим лезвием, иконы на полу и старуха в ночной рубахе, что делает ее еще более жалкой и беззащитной... И ведь как-то выдержало такое больное сердце!
И вот теперь о главном. Она их простила, вы поняли? В ту же ночь, прежде чем успели утвердиться в рыхлом снегу следы разбойников, ушедших огородами. Заткнув выдавленное стекло подушками, она уже знала, что делать. Затеплила лампадку у образов, стала на колени и помолилась за злодеев! При этом мольбы ее были абсолютно искренними, потому что она ведала: за то, что натворили эти двое, ждет их суровая расплата, и не столько на этом свете, сколько на том... Ибо по делам Господь взыщет. И ведь не об исключительности момента и уж тем более не о подвиге душевном тут речь – для верующего человека в таком поведении все понятно. Молиться за обидчиков для них так же естественно, как просить Господа за деток и внуков, за мир в доме и на грешной земле.
«Ежели кто тебя обидит, – поучал святитель Тихон Задонский, – не держи на него гнева, но прости ему тотчас и молись о нем Богу, да и Бог ему простит, и хотя сердце твое не хочет того, ты его преклоняй к тому и убеждай, и молись Господу, чтобы Он помогал тебе самого себе победить.» Эту цитату я выписал из «Симфонии по трудам святителя Тихона Задонского», составленную схиархимандритом Иоанном, книги в духовной литературе раритетной. Ведь не читала ее Полина Михайловна, а все исполнила по написанному!
Может быть, и не стоило так подробно останавливаться на том происшествии, увы, не таком уж редком в наши дни, но есть повод задуматься. Слишком много в наш век обидчиков и обиженных. А разве не эти все личные обиды, не это наше и одновременно общее зло рождают в сумме в мире грозовые тучи конфликтов, войн и душегубства, от которых содрогается человечество? Обиды без прощения, без покаяния копятся на бренном теле Земли, неся в себе гораздо большую опасность, чем озоновые дыры или штатовское ракеты. Смотрите, обида вызревает у нас из детской песочницы – «Ты зачем мой домик раздавил?!» – и вырастает до претензий, до конфликта Востока и Запада. Обижаются все: Африка на Америку, Украина на Россию, Абхазия на Грузию, Америка на Европу, Католическая Церковь на нашу Православную, лирики на физиков, славянофилы на западников, «белые» на « красных» (это, правда, раньше было, но с тех пор зло превратилось в снежный ком обид), старые большевики на Горбачева, Горбачев на Ельцина, брат на брата, сын на отца, олигарх на олигарха, город на село, село на перестройку, провинция на столицу, левый берег на правый, газетчик на телевизионщика, сосед на соседа... И эта цепочка ничуть не короче Млечного пути.
Наверное, есть разница между плевком в душу и плевком в лицо, а обида мужа на жену, плохо поджарившую яичницу как-нибудь отличается от обиды «за державу», но стоп-кран в этом мчащемся на всех порах экспрессе ненависти один – прощение, но он чаще всего не работает: свинтили.
Конечно, это чрезвычайно трудно, да многим кажется и невозможным – прощать. Тем более что вселенское зло выкатилось на дорогу, где прежде его вроде не часто видели. Унижают женщину, обижают стариков, насилуют малолетних, измываются над интеллигентами, которые часто бывают беззащитней детей. Помните, у Михаила Жванецкого (трудно допустить, что хоть один отморозок не знает это имя) белым днем отобрали автомобиль, да еще бока намяли. Я представляю, как неумело защищался он от налетчиков своим знаменитым портфелем, покуда его у него не отняли. Потом его искала вся страна, взывая к совести (!) грабителей: не жалко выбитых зубов и украденного «Мерседеса» – отдайте рукописи! Обокрали Этуша, А Зою Федорову убили… Незадолго до ухода жутко избили кинорежиссера А. Германа. Тот по-интеллигентски (делая замечание) пытался заступиться за женщину, которую пинали в баре мордовороты. Ну, и ему, конечно, наваляли. Сотрясение мозга. А в собственном подъезде убили академика и членкора Академии наук. А вчера... А завтра...
Вот скажите, можно ли себе представить, чтобы раньше какого-нибудь всенародного любимца – скажем, В. Чкалова или Б. Бабочкина мог обидеть негодяй? Даже негодяю это было не под силу! Значит, что-то изменилось в нашем мире, значит, зло взяло еще одну высотку.
Автор Александр Косякин