Оказалось, что данную историю написать со стопроцентной точностью невозможно. По крайней мере, пока. Долгие годы многое было засекречено. Потому гуляла одна версия изложения. Снимались фильмы, писались книги... Глава семьи, он же "Этьен", был захоронен сначала в австрийской общине Эбензее. Для итальянского трибунала, который его осудил, он так и остался австрийским гражданином Конрадом Кертнером. Для американцев, которые его хоронили, и австрийцев, которые его "сторожили в тюрьме", он остался полковником Яковом Никитичем Старостиным. Да даже дата его смерти от туберкулеза противоречива- то ли 12 мая, то ли 11 мая 1945 года.
Его жена подполковник Надежда Дмитриевна до 1965 года хранила молчание.
В 1965 году, после опубликования в газете «Правда» Указа о присвоении звания Героя Советского Союза, официально рассекретившего имя Маневича, в Австрию прибыла советская делегация для поисков его могилы. Останки разведчика были эксгумированы и затем перезахоронены в Линце, на мемориальном кладбище Санкт-Мартин-Зюд, где похоронены советские воины, павшие при освобождении Австрии. На могильной плите была выбита надпись: «Здесь покоится прах Героя Советского Союза полковника Маневича Льва Ефимовича. 1898—1945».
В СССР появились фильмы, монографии о Маневиче. О его революционных годах в Самаре и Уфе, о его разведывательной деятельности в Италии и Австрии. Но архивы были по прежнему закрыты...
С началом перестройки в СССР приоткрылись и часть архивов. Из рассекреченных документов выяснилось, что многое из того, что рассказывалось ранее не совсем верно с фактологической стороны. Начались дополнения, исправления...
Меня же, в первую очередь, заинтересовал не аспект его разведывательной деятельности (который в общем то четко отображен во всех материалах и непротиворечив), а личная жизнь, которая непосредственно связана с самарской молодостью. В 2008 году в Самаре в канун Дня работника органов безопасности на здании регионального управления ФСБ РФ была открыта мемориальная доска, посвященная Льву Маневичу.
Уже после рассекречивания имени Маневича, его жена могла нарушить обет молчания и делилась воспоминаниями о муже, о молодых годах в Самаре.
В 2002 году во всероссийской газете "Красная Звезда" (№ 115, 116, 117, 118), органе Вооружённых сил Российской Федерации, вышла статья Аллы Зиновьевой "Этьен и Надежда" о супругах Маневич. Вот что она пишет: " ...Много лет назад, когда я работала литсотрудником в военно-теоретическом журнале Генерального штаба «Военная мысль», моим непосредственным начальником была подполковник Надежда Дмитриевна Маневич. Несмотря на почти тридцатилетнюю разницу в возрасте, мы со временем стали подругами и перешли на «ты». А потом моей подругой стала и дочь Надежды Дмитриевны – Татьяна, военный переводчик и преподаватель английского языка.
С тех пор дом Маневичей стал вторым моим родным домом. Здесь я встречала удивительных людей – мужчин и женщин, работавших когда-то с Маневичем и с Зорге.
«Известность приходит к разведчику часто посмертно, – писал Константин Симонов. – Так было с Зорге, так случилось и с Маневичем». О разведчике Льве Маневиче написано много статей, выпущено несколько книг и среди них роман Е. Воробьева «Земля, до востребования», сделаны фильмы – документальные, телевизионные, художественный... Но ни одной статьи, ни одной строчки не прочла Надя из того, что было написано об Этьене, не посмотрела ни одного кинокадра о нем – все это было уже выше ее сил...".
А в 1984 году в минском журнале "Неман" (№ 5) были опубликованы воспоминания дочери, преподавателя Военной академии Генерального штаба и Высшей школе КГБ им. Ф. Дзержинского, подполковника Татьяны Львовны Поповой-Маневич "Отец, каким я его помню". Воспоминания со слов матери.
Потому в нижеприведенном тексте я буду основываться на эти воспоминания и общераспространенные факты из личной жизни. И совершенно не претендую на истину в последней инстанции, так как впоследствии появилась и иная версия молодых лет Маневичей (её я, справедливости ради, так же привожу в заключении), которая также ссылается на... воспоминания Надежды Дмитриевны. Я не ставил целью скрупулезное изучение данного эпизода жизни легендарного разведчика.
................................................................................
Сразу после завтрака Надя ушла в свою комнату, чтобы переодеться для прогулки. В минувшую неделю в конторе было особенно много работы, и служившая там молодежь решила провести воскресенье на берегу Волги... Но тут на пороге появилась Верочка, Надина гимназическая подруга. Высокая, красивая, с пылающими щеками (видно, бежала всю дорогу), едва войдя в комнату, она быстро заговорила:
– Как хорошо, что я тебя застала! Собирайся, поедем на митинг, там будет выступать потрясающий оратор!
– Какой митинг? Куда едем? – удивилась Надя. - Мы на Волгу собрались, отдохнуть...
– Волга от тебя никуда не уйдет, а вот оратор этот может уехать... Мой дядя слушал его и сказал, что подобного докладчика он никогда не встречал. Поэтому и нам посоветовал съездить.
– Да куда ехать, объясни?
– Это совсем недалеко от Самары, на небольшой станции. Сядем на товарный поезд и через двадцать минут будем...
Ох, как не хотелось Наде ехать слушать какого-то оратора. Но Верочка так просила, что она не выдержала.
– Ладно, – сказала она, махнув рукой, – едем.
Когда девушки приехали на станцию, митинг уже начался, и небольшая площадь была почти полна народу. Надо сказать, что вид оратора озадачил Надю: на импровизированной трибуне, сооруженной из ящиков, стоял юноша, похожий на поэта. Длинные темные волосы, стройная, крепкая фигура, серьезный взгляд умных глаз... И хотя на нем были кожанка, сапоги и галифе, выглядел он и в этой одежде весьма элегантно. Говорил он о недавней революции, политике, о дальнейшей жизни нового государства. Собственно, о том, о чем говорили и другие ораторы, которых Наде уже приходилось слышать. Но в его устах все звучало как-то по-другому, и видно было, что каждое слово доходит до сердец слушавших.
«Действительно, интересно говорит», – подумала Надя. Но как странно он произносит слова, словно иностранец, хорошо изучивший русский язык. Слушая оратора, Надя продолжала разглядывать его. Молодой, не старше их с Верочкой, но, видно, уже немало познал на своем веку, много повидал. Нет, явно этот мальчик, в котором чувствовался твердый мужской характер, нравился Наде.
– Ну что, пошли? – дернула подругу за руку Верочка.
– Куда? Почему? – не поняла Надя, погруженная в свои мысли.
– Митинг кончился, сейчас народ хлынет на станцию, тогда нам не найти свободного места в вагоне!
На вокзале девушки нашли вагон посвободнее и уютный уголок в нем, и стали ждать, когда поезд тронется.
«Зря я ушла с площади, - подумала Надя, – надо было подойти к оратору, задать какой-нибудь вопрос... Очень бы хотелось поговорить с этим человеком».
– Ты что такая тихая? – спросила Верочка. – Тебе что не понравилось выступление этого комиссара?
– Да нет, просто голова болит...
И вдруг глаза Нади широко раскрылись: тот, о ком она только что думала, появился в дверном проеме вагона. Он стоял, высматривая свободное место. «Ну иди, иди к нам», – мысленно взмолилась Надя. Молодой человек словно услышал ее призыв и направился прямо к девушкам.
– Разрешите присесть рядом с вами, – обратился он к ним.
– Конечно, конечно, – ответили подруги хором и подвинулись, освобождая юноше место.
– Вы до Самары? – спросил он. – Я тоже. Так что давайте знакомиться. Меня зовут Лев.
За оживленной беседой незаметно доехали до Самары. И тут молодой человек предложил проводить подруг. Сначала довели до дому Верочку, дальше молодые люди пошли вдвоем. У невысокого забора с маленькой калиткой Надя остановилась:
– До свидания!
– Благодарю вас за компанию, – сказал Лев, слегка наклонив голову. И быстро зашагал по улице своей твердой и стремительной походкой.
В ту ночь Надя долго не могла уснуть, мысли вновь и вновь возвращались к ее новому знакомому, что весьма удивило ее. Дело в том, что мужчины до сих пор мало интересовали девушку, хотя она и пользовалась у них большим успехом. Красавицей Надя Михина не была, но обладала редким обаянием, перед которым не устоял и сын бывшего губернатора, симпатичный молодой человек с хорошим веселым характером. Он долго ухаживал за Надей и в конце концов стал ее женихом... Недавно он уехал по делам в другой город.
На следующий день, вернувшись со службы, Надя решила заняться стиркой. Надев голубое старенькое платье и ситцевый фартук, повязав голову косынкой, она стала отстирывать заранее замоченное белье. И вдруг в разгар работы в дверь кухни кто-то тихонько постучал. Открыв ее, Надя увидела Льва.
– Здравствуйте, – сказал он.
Девушка заметалась по кухне, сгорая со стыда, что молодой человек застал ее в таком виде.
Лев весело рассмеялся.
– Да успокойтесь вы, Надя. Вам так идет это милое платьице. Сожалею, что пришел не вовремя, но мне хотелось пригласить вас на прогулку.
– Я сейчас, я сейчас, – торопливо проговорила Надя. – Подождите меня во дворе на скамейке...
С этого вечера они стали встречаться каждый день. Иногда проводили вместе несколько часов, иногда, когда Лев был очень занят, несколько минут. Но не видеться друг с другом ежедневно они уже не могли. Надя в последние дни не ходила – буквально летала над землей. Она необыкновенно похорошела, и все это сразу заметили. Спрашивали, что же это с ней произошло. «Приезда жениха ждет», – решили близкие.
Вначале Надя очень робела перед Львом – этот мальчик, всего на год старше ее, был уже настоящим мужчиной: мужественным, сильным, с большим жизненным опытом, очень образованным. Но держался он просто, и вскоре робость Нади стала исчезать. Однажды она спросила:
– Левочка, откуда у вас этот акцент?
Стараясь скрыть улыбку, Лев сделал нарочито огорченное лицо:
– Это ужасно, я уже думал, что у меня с речью все в порядке. Но ничего, я обещаю вам, что снова стану говорить правильно по-русски.
— Так вы уже когда-то говорили правильно?
Итак, Самара 1921 года. Действующие лица:
Лев Ефи́мович (Изра́илевич) Мане́вич. 22 года (в августе ему исполнится 23 года). Уроженец Могилевской губернии. Его старший брат Яков, приговоренный к каторге за активное участие в революции 1905 года, сумел бежать за границу и обосноваться в Швейцарии. Весной 1907 года к нему привезли 9-летнего Леву. Находясь под опекой брата, мальчик учился в Политехническом колледже и постепенно освоил в совершенстве языки, на которых говорят в швейцарских кантонах – немецкий, итальянский и французский. Профессия- учитель.
Летом 1917-го года братья выехали в Россию. Во многих монографиях почему то пишут, что Лев Маневич приехал в Россию и сразу включился в революцию: "В апреле 1918 года Лев вступил добровольцем в Красную армию, воевал на Кавказе, в Поволжье, на Восточном фронте. Занимал должности комиссара бронепоезда, командира Коммунистического отряда, заместителем начальника оперативного отделения штаба 1-го Кавказского корпуса; в 1919–1920 годах участвовал в боях против войск Колчака и повстанческих формирований в Самарской и Уфимской губерниях". Член РКП(б) с 1918 года (партбилет за номером 123915).
По другим материалам, Лев Маневич на военной службе с 1916 года в составе 123-го Козловского полка.
Из еще одной монографии: "После Февральской революции, 20 июня 1917 года, братья Маневичи выехали на родину. Лев был тут же мобилизован в армию, в которой вначале служил рядовым, а потом старшим разведчиком стрелкового полка. После Октября 1917 года Лев Маневич был демобилизован из старой армии, а в апреле 1918 года добровольцем вступил в Красную армию. Он был комиссаром бронепоезда, командиром отряда особого назначения, служил в штабе стрелкового корпуса, воевал в Азербайджане, Сибири, на Волге".
Однако в архиве Башкирского отделения железной дороги сохранился редчайший документ — личная анкета Л.Е. Маневича (май 1920 года). Своей рукой он написал шестнадцать ответов на вопросы. «Был застигнут революцией в армии, в Карсе, где был в ротном комитете и суде и представителем роты в Карском солдатском совете депутатов. Приехав с фронта на родину (г. Чаусы), я начал работу в профсоюзе, где был товарищем председателя, заведующим рабсилой, председателем кассы безработных и товарищем председателя правления клуба. За этот период был от профсоюза в Смоленске на курсах для подготовки инспекторов труда. По приезде был командирован партией в Москву, в школу агитаторов и инспекторов при ВЦИК, откуда был направлен после 2 ½-месячного слушания курсов в организуемый Главполитпуть (1919 г. — февраль). В марте был командирован в Самару на объединенную железную дорогу, где принимал участие в борьбе и лично организовал политотдел. Был инструктором, дорполитом, заврайполитом Бузулука, Самары и Уфы. Был членом Самарского горсовета от узла Самары и членом Железнодорожного райкома партии". На анкете пометка: «Выбыл в Самару». Было это 15 июня 1921 года.
Вспоминает о тех годах и его боевой товарищ по гражданской войне Я.Н. Старостин (это имя упоминалось выше и мы его еще упомянем неоднократно):
«В 1920 году я был назначен председателем райполитотдела станции Самара. Зимой в районе Сургут кулаки подняли крестьянское восстание башкир нескольких селений. Мне было поручено мобилизовать членов партии.
Маневич сам пришел ко мне первым... Я назначил его командиром отряда. Когда отряд коммунистов прибыл на место, Маневич один подошел к восставшим и силой своего слова, силой большевистской правды убедил их сложить оружие. Ночью башкиры проводили Маневича к составу, где коммунары ждали своего командира».
Теперь о Надежде Дмитриевне Михиной. Только исполнилось 22 года. Уроженка Самарской губернии. Молодой самарский богатый барин, владелец большого поместья, горячо полюбил юную красавицу-крестьянку Татьяну. Девушка ответила ему взаимностью. В результате этой любви появилась на свет Надя. Но жениться на любимой Татьяне барин не решился, и Татьяна вместе с дочкой покинула поместье. Спустя два года влюбился в нее другой дворянин, небогатый и без поместья, зато очень хороший человек и прекрасный фельдшер- Дмитрий Михин. Он и стал ее мужем и отцом Нади. Надежда получила хорошее фельдшерское образование в медучилищах Томска (так в источниках) и Самары и работала совслужащей.
Летом 1921 года Надя Михина стала женой Льва Маневича. К слову, без благословения родителей. Это было самое счастливое время в их жизни. Безмятежные, горячо влюбленные друг в друга, они жили наполненные этой любовью, уверенные, что счастье всегда будет улыбаться им.
Самарская жизнь молодых супругов продолжалась недолго: в середине августа Лев сообщил жене, что его посылают учиться в Москву...
Незадолго до этого Москва начала собирать сведения о специалистах, знавших иностранные языки, а также имевших опыт длительного проживания за границей. Подразумевалось также их использование для комплектования кадров молодой советской разведки. 9 марта 1920 года ЦК РКП(б) разослал по всей стране телеграммы с просьбой предоставить ЦК сведения о таких людях. 8 апреля того же года Самарский губком выслал в Москву соответствующий список, где были данные и о Маневиче, владевшем тремя языками и имевшего опыт жизни в европейских странах.
В Москве Маневичи поселились у Якова Никитича Старостина – рабочего-железнодорожника, старого боевого товарища по Самаре. В небольшом доме на Бакунинской улице Старостины занимали три проходные комнаты, в которых жили Яков Никитич с женой Зиной и девятилетней Раечкой. Зина часто болела, так что занимала отдельную комнату. В третьей разместились Маневичи. А еще в доме вечно жили беспризорники, которых Зина подбирала на улицах Москвы и отправляла потом в детдома. Шум и гвалт от них стоял в квартире с утра до вечера.
В такой обстановке трудно было и Льву готовиться к занятиям, и Наде, которая стала студенткой медицинского института. В 1922 году у Льва и Нади родилась дочка Танечка, все значительно осложнилось. К тому времени Лев Маневич уже закончил краткосрочные курсы Высшей школы штабной службы комсостава и поступил в Военную академию. Надя стала искать новое жилье. Но никто не хотел брать в дом семью с маленьким ребенком. Наконец она отыскала крохотную комнатушку, в которой и поселилась семья с няней. Комната была настолько мала, что двигаться по ней могли только по очереди. Но настоящее мучение начиналось ночью: на единственной кровати спала няня Нюра, девушка, приехавшая в Москву в поисках счастливой судьбы. Надя ютилась на топчане. Танюшка спала в корзинке, а Лев на шинели на полу. Жили впроголодь. Стипендии двух студентов вечно не хватало. Основная еда – свежая селедка, из которой Надя варила похлебку или, если была возможность, жарила на рыбьем жире.
– Левушка, может быть, надо куда-то пойти похлопотать о нашем жилье, написать высшему начальству? Так жить невозможно!
– Надик, не мы одни находимся в таком положении, а у начальства и без нас дел хватает. Да и где взять время для ходьбы по инстанциям?
Однажды ночью, проснувшись на своем «каменном» ложе, Надя села и задумалась.
– Нет, так больше продолжаться не может, я должна действовать!
Утром, когда все разошлись, Надя достала листок бумаги и, сев за маленький перекосившийся стол, принялась писать письмо. В нем она кратко, но убедительно изложила, в каких нечеловеческих условиях живут слушатель Военной академии, студентка Медицинского института и их маленький ребенок. В тот же день Надя отправила письмо и стала ждать ответа. Леве она ничего о письме не сказала...
Ответ пришел недели через две. «Уважаемая товарищ Маневич! Ознакомившись с Вашим письмом, мы пришли к выводу, что изложенные Вами факты выглядят весьма убедительно... Поэтому нами принято решение выделить вам новое жилье. О получении ордера Вам сообщат в ближайшие две недели». И подпись – «Председатель ЦИК М.И. Калинин».
Новое жилье Маневичей было похоже, по их мнению, на царские хоромы: две огромные комнаты в коммунальной квартире в прекрасном старинном доме у Покровских ворот.
Единственный доход семьи – крошечные стипендии двух учащихся, жить на которые было просто невозможно. Основной едой по-прежнему оставалась свежая селедка. Чтобы решить эту проблему, Наде пришлось оставить институт и пойти работать. Зарплата ее была маленькой, но все-таки больше, чем стипендия.
После окончания академии в августе 1924 года Лев был направлен в Разведывательное управление Красной Армии, под начало Яна Карловича Берзина. И вскоре Маневич – оперативный псевдоним Этьен - уехал в свою первую заграничную командировку. Почти полтора года – с ноября 1925 по март 1927 – Лев Маневич выполнял ответственные задания в Германии, действуя под оперативным псевдонимом «Этьен». Когда вернулся, нашел дочь уже «взрослой девицей» – Тане шел пятый год. Счастливый отец сразу занялся ее воспитанием: научил кататься на лыжах, поставил на коньки – жили ведь рядом с Чистыми прудами, начал обучать немецкому языку. После возвращения из командировки Лев был направлен на учебу в Военно-воздушную академию имени профессора Н.Е. Жуковского, которую ему предстояло окончить за один год. Возвращался домой поздно, уставшим, и снова приступал к занятиям. Лев Ефимович, помимо теоретических занятий, еще и учился летать, но, чтобы не волновать жену, скрывал от нее это. Маневич прошел стажировку в 44-м авиаотряде и был аттестован как «летчик-наблюдатель» с опытом ночных полетов. В его выпускной аттестации значится: «Отличных умственных способностей. С большим успехом и легко овладевает всей учебной работой, подходя к изучению каждого вопроса с разумением, здоровой критикой и систематично. Аккуратен. Весьма активен. Обладает большой способностью передавать знания другим. Дисциплинирован. Характера твердого, решительного; очень энергичен, иногда излишне горяч…»
А затем ему предложили выехать в Австрию, с последующей легализацией в Италии. Перед «Этьеном» ставилась задача найти доступ к секретам итальянской военной промышленности.
Однако тут же возник пресловутый семейный вопрос...
Неожиданные препятствия возникли у Маневича дома. Его жена Надежда Дмитриевна, узнав о предстоящей длительной командировке, чувств своих сдерживать не стала. И поставила вопрос ребром. «С меня достаточно твоих отлучек! Или ты остаешься, или берешь нас с собой!» – потребовала она.
Лев Ефимович добился, в конце концов, компромисса и в семье и на работе. Было решено, что сначала он поедет один, а затем возвратится и заберет семью с собой: жена и дочь тоже выедут за рубеж, но поселятся отдельно, а в Вене «Этьен» будет периодически их навещать.
Дело осложнялось тем, что Надя не знала ни одного иностранного языка. «Ехать мы должны были вместе с отцом, но жить отдельно от него, в Вене, куда он сможет время от времени приезжать, – вспоминала о том времени дочь «Этьена» Татьяна Львовна. – Дело осложнялось тем, что ни мама, ни я не знали иностранных языков…». Хотя 7-летняя Танюша, благодаря занятиям с папой, немецким владела весьма уверенно.
Куратор, идя навстречу настойчивым просьбам разведчика, дал добро на этот рискованный эксперимент. Первым за границу выехал «Этьен». Устроившись в Вене по документам австрийского гражданина Конрада Кертнера, он через несколько месяцев вернулся в Москву за семьей.
По легенде, Надежда Дмитриевна была теперь гражданкой Финляндии, уроженкой Выборга, что в определенной степени объясняло ее склонность к русской речи. Она, конечно же, прошла ускоренный курс некой общей подготовки. А вот обучить малолетнюю Танечку, ставшую «финкой» «Айно», правилам конспирации, было нереально. Особенно опасались взрослые за поведение своей дочери. И, как вскоре выяснилось, совсем не напрасно.
Из воспоминаний Татьяны Львовны Маневич: «В вокзальном ресторане сидящие неподалеку от нас пассажиры с удивлением повернулись на мой громкий возглас: «Ой, папа, смотри, они налили нам суп в чашки и еще туда яйцо бросили!... В Берлине, в гостинице, произошел еще один маленький эпизод, который мог стоить нам очень дорого. Я, как и отец, ужасно любила петь и распевала целыми днями. И вот однажды я бежала по коридору гостиницы и распевала какую-то песню, которая заканчивалась словами: «Ура, ура, Советская страна!». С этими словами я и влетела в наш номер… До сих пор помню побелевшие лица родителей, бросившихся ко мне. Мама, со свойственной ей горячностью, начала меня упрекать. «Надя, оставь ее, – сказал отец. – Она ведь еще ребенок…»
Доставив не без приключений своих женщин в Вену через Берлин, и поселив их на съемной квартире, разведчик провел несколько дней в кругу семьи, после чего отбыл по делам.
Однажды воспитательница, водившая «Айно» в церковь, вернулась с девочкой домой в совершеннейшем изумлении: «Скажите, фрау, как могло случиться, что ваша дочь ничего не знает о Христе?»
Вскоре Надежда Дмитриевна почувствовала слежку; затем в дом зачастили люди в штатском, которые расспрашивали о муже. С немалым трудом семью удалось вывезти обратно в Советский Союз.
«Этьен», он же Конрад Кертнер, приступил, между тем, к выполнению своего основного задания.
Открыв в Вене патентное бюро, он завязал знакомства с изобретателями, сделался завсегдатаем различных авиасалонов и воздушных гонок, входивших в Западной Европе в моду. Его интерес к авиации выглядел естественным, ведь он сам был пилотом, членом одного из аэроклубов.
Через некоторое время «Этьен» перебрался в Италию, открыв в Милане патентное бюро «Эврика». Здесь он создал обширную агентурную сеть, основу которой составили высококлассные специалисты, источники «горячей» информации по военной технике. Но фашистская контрразведка не бездействовала. "Этьен" видел, что "кольцо сжимается"...
В марте 1932 года Лев Ефимович сообщал в Центр:
«Считаю опасным для организации моё излишне долгое пребывание здесь. Слишком много глаз следят за мной с враждебным вниманием. Уже не один раз я стакивался на работе с довольно серьёзными неприятностями. Двое из числа тех, кого я пытался втянуть в антифашистскую работу, не оправдали доверия. Не нужно понимать меня так: грозит какая-то конкретная и немедленная опасность. Может быть, такой опасности нет, по крайней мере, я её пока не чувствую. Но зачем ждать, чтобы опасность, всегда возможная, обернулась бедой? Мне приходится без устали разъезжать, этого требует здешняя обстановка. На днях буду в Берлине. Прямой поезд сейчас не для меня, еду кружным путём. А есть поездки, которые при неотступной слежке за мной, связаны с риском и для тех знакомых, к кому езжу в гости. Организация расширилась, и в этих условиях я не чувствую себя спокойным за всех, кто мне доверяет. Жаль потерять плоды усилий двух с половиной лет, плоды, которые ещё могут принести большую пользу. Имейте также в виду, что по приезде нового товарища мне придётся пробыть с ним два-три месяца, чтобы устроить его здесь хорошо (что совсем не так легко) и ввести своего преемника в обстановку весьма сложную из-за разбросанности и пёстрого состава помощников… Живу и работаю в предчувствии близкой военной грозы. С комприветом, Этьен»
Москва обещала подготовить достойного преемника и сообщила:
«Мы не забыли о нашем обещании прислать замену. Но, к сожалению, в настоящее время лишены такой возможности. Сам понимаешь, как нелегко подыскать подходящего, опытного человека, который мог бы тебя заменить. Поэтому с отъездом придётся некоторое время обождать. Мобилизуй всё своё терпение и спокойствие».
Между тем, итальянская контрразведка не дремала. Был арестован один из членов группы «Этьена», который под давлением назвал имя своего резидента. А затем настал черед самого «Этьена». Его взяли с поличным (03.10.1932) в одном из кафе, спровоцировав передачу ему пакета с чертежами. На допросах наш разведчик факт получения чертежей объяснял особыми интересами своего патентного бюро. Для итальянского трибунала он так и остался австрийским гражданином Конрадом Кертнером.
Сообщение об аресте мужа стало для Надежды Дмитриевны страшным ударом – к этому времени она сама уже работала в Разведуправлении, куда пригласил ее Берзин. Она поняла, что больше уже никогда не увидит своего Левушки. Состояние Нади было таким тяжелым, что врачи и друзья стали опасаться за ее психику. Поэтому возле нее постоянно кто-то находился из близких ей людей. От поездки в санаторий Надежда Дмитриевна наотрез отказалась. А вот поехать в управленческий дом отдыха согласилась – там вокруг были все свои. Спустя годы, когда дочь была уже взрослой, она рассказала ей, как сразу после завтрака устремилась в лес и там, бегая по тропинкам, кричала и выла нечеловеческим голосом...
16 декабря 1935 года Льву Маневичу секретным приказом НКО СССР было присвоено звание полковника.
В январе 1937 Туринский суд констатировал: «Преступная деятельность Кертнера была обширна: он протянул свои щупальца также на Турин, Геную, Болонью, Брешию и Специю. Ему удалось привлечь ценных специалистов и опытных техников, которые состояли на службе на промышленных предприятиях, снабжающих итальянские и германские вооруженные силы».
09.02.1937 приговорен к 16 годам заключения. В приговоре отмечалось, что подсудимый, возможно, не тот человек, за которого себя выдает, но трибунал это не интересует.
В 1938 году в СССР был арестован и вскоре расстрелян Ян Карлович Берзин. Связь Центра с Маневичем в этот момент была окончательно утеряна, он мог теперь надеяться только на себя, да на естественный ход истории.
А в это время в Италии беда подкралась с нежданной стороны: Маневич заболел туберкулезом. Болезнь прогрессировала столь заметно, что весной 1941 года узника перевели на юг страны, в знаменитую тюрьму, расположенную на крохотном островке Санто-Стефано в Тирренском море. На острове не было ничего, кроме здания тюрьмы с 99-ю камерами, в которых содержались под стражей порядка тысячи узников, в основном, политических.
25 июля 1943 года Муссолини был арестован после визита к королю и заключен под стражу, фашистский режим рухнул. Новое правительство начало переговоры с американцами и англичанами о перемирии, а 8 сентября заявило о капитуляции Италии. В ответ взбешенный Гитлер приказал оккупировать северную часть страны. В итоге политические узники Санто-Стефано оказались в руках гестапо. Судьба Маневича повисла на волоске. Ведь его должны были доставить в Австрию, в ту общину, из которой он происходил, согласно своим документам, а это означало неизбежность разоблачения.
Но «Этьену» удалось, воспользовавшись неразберихой, выдать себя за другого человека – Якова Никитича Старостина, старого боевого товарища по Самаре (помните, у кого жили Маневичи в Москве?), якобы попавшего в плен на Западном фронте. Под этим именем он и кочевал по нацистским концлагерям: Маутхаузен, Мельк, Эбензее...
И только в австрийском лагере Эбензее Маневич, уже предчувствуя финал своего физического состояния и зная, что война выиграна, сказал своему товарищу:
– Я не Старостин, я – Этьен. Скажи, чтобы не трогали семью. Я ни в чем не виноват.
В начале мая 1945-го лагерь Эбензее освободили американцы. Политических узников поселили в скромной гостинице. Маневич вышел на свободу – через 13 лет заключения! Но жить ему оставалось уже немного: 11 мая 1945 года он скончался в гостинице «Штайнкогель», где были размещены бывшие узники Эбензее.
Американцы похоронили «полковника Старостина» с воинскими почестями, с ружейным салютом. Похоронили его как советского полковника Якова Никитича Старостина. Почти два десятилетия прах разведчика покоился под плитой с этим именем.
После известия об аресте «Этьена» руководители военной разведки позаботились о трудоустройстве и учебе членов его семьи. Надежда Дмитриевна после возвращения из Вены была зачислена в кадры Красной Армии. С середины 1930-х находилась в распоряжении военной разведки. К этому времени она в совершенстве овладела немецким языком. В период Великой Отечественной войны служила в Разведупре Генштаба. После войны подполковник Надежда Дмитриевна Маневич работала в военно-теоретическом журнале Генерального штаба «Военная мысль». В отставку вышла в этом же звании. О муже и отце дочери она молчала...
В субботу 21 февраля 1965 года Надежда Дмитриевна была одна дома, занималась хозяйством, потом села в кресло почитать. Из радиоприемника тихо лилась музыка. Стали передавать последние известия. И вдруг книга выпала из Надиных рук: «За доблесть и мужество, проявленные при выполнении специальных заданий Советского правительства перед второй мировой войной и в борьбе с фашизмом, присвоить полковнику Льву Ефимовичу Маневичу звание Героя Советского Союза. Посмертно».
А это означало, что его имя рассекречено...
В 1965 году, после опубликования в газете «Правда» Указа о присвоении звания Героя Советского Союза, официально рассекретившего имя Маневича, в Австрию прибыла советская делегация для поисков его могилы. Останки разведчика были эксгумированы и затем перезахоронены в Линце, на мемориальном кладбище Санкт-Мартин-Зюд, где похоронены советские воины, павшие при освобождении Австрии. На могильной плите была выбита надпись: «Здесь покоится прах Героя Советского Союза полковника Маневича Льва Ефимовича. 1898—1945».
Надежда Дмитриевна Маневич умерла в Москве в 1986 году.
Дочь Маневича Татьяна Львовна окончила немецкое отделение военного факультета при 2-м Московском педагогическом институте иностранных языков и до конца войны прослужила военным переводчиком в Управлении войсковой разведки ГРУ. Через ее руки прошли тысячи подлинных немецких документов, многие с грифом «совершенно секретно». На исходе 1943 года Татьяне и двум ее коллегам поручили задание особой важности: срочно перевести весьма объемный документ под названием «Fall Barbarossa», добытый нашей разведкой.
Позднее, в 1945–1946 годах, работала переводчицей оперативных отделов лагерей военнопленных под Ригой и Калининградом. Окончив факультет английского языка 1-го Московского института иностранных языков им. М. Тореза, преподавала английский язык в Военной академии Генштаба и в Высшей школе КГБ имени Дзержинского. Позднее, выйдя в отставку в звании подполковника, Татьяна Львовна Попова-Маневич подготовила воспоминания о своем горячо чтимом отце.
P.S. Вышенаписанный текст полностью основывается на опубликованных документах, на опубликованных воспоминаниях Татьяны Львовны Маневич со слов Надежды Дмитриевны, на воспоминаниях знакомых семьи. Но...
В 2006 году башкирский журнал "Бельские просторы" опубликовал статью Юрия Узикова "Уфимская анкета разведчика". Привожу отрывок:
"Во время работы в Уфе двадцатидвухлетний Лев Маневич встретил и полюбил русоволосую курсистку-медичку Надю Михину, которая стала его женой, верной боевой подругой. Летом 1970 года Надежда Дмитриевна, вдова разведчика, и ее дочь Татьяна Львовна приезжали в Уфу. Здесь они увидели сохранившийся дом по улице Белякова, 49, куда приходил Маневич к своей будущей невесте и жене. Сохранилось и здание бывшей второй женской гимназии, где училась Надя Михина.
Рассказала Н.Д. Маневич уфимцам о первом знакомстве с будущим легендарным разведчиком. Ее беседу записал журналист Александр Зиновьев, первооткрыватель уфимских страниц Л.Е. Маневича.
...Встретились они на станции. Надя получила письмо от тетки из Москвы, которая писала, что осталась она с детьми одна, больная. Кормиться нечем. В Уфе с хлебом было тогда получше, чем в Москве. Надя набрала, какой сумела, провизии и на станцию. Но попасть в поезд, идущий в Москву, было невозможно, все теплушки были переполнены, и ни в один вагон девушку не пускали. У нее слезы навернулись на глаза от отчаяния, и, тихо всхлипывая, она шла вдоль состава:
Тут и столкнулся с ней Маневич. Поинтересовался, почему девушка плачет. Быстро понял причины, взял Надю за локоть одной рукой, а другой подхватил ее узел и решительно повел в головную часть состава. И уже когда сидела в теплушке и поезд тронулся, девушка все еще не верила в свою удачу и все вспоминала своего покровителя, располагавшего такой властью над железнодорожниками.
В другой раз она увидела его на митинге, тоже проходившем на станции и посвященном неделе труда. Маневич выступал на нем. Горячо, проникновенно, обращаясь к присутствовавшим, говорил он о том, в каком положении оказалась молодая республика, обескровленная интервенцией, гражданской войной, что нужно, чтобы победить тиф, голод, разруху, банды спекулянтов. Надя слушала его и думала о своем участии в этой борьбе.
А он, окинув взором слушателей, вдруг задержал взгляд на ней и, как ей показалось, узнал ее. И не ошиблась в своем предположении.
После митинга он подошел к ней, спросил, как доехала тогда до Москвы.
Двадцатилетняя Наденька Михина, стройная девушка с пышными косами и точеными чертами лица, стремительно вошла в жизнь Льва Маневича, и с первых же двух-трех встреч каждый из них почувствовал в другом родственную душу. Молодой комиссар увидел в ней не только привлекательную внешность, а нечто большее: революционный порыв, стремление быть полезной народу. Ее отчим — Дмитрий Михин — работал фельдшером на железной дороге и был известен своей чуткостью к чужой беде, бескорыстием, смелостью и проницательностью. За все эти качества его избрали председателем железнодорожного комитета. Его знали и ценили Цюрупа, Брюханов, Юрьев. Лев Маневич знал родителей Нади, они вызывали в нем глубокое уважение. Он стал часто бывать в доме Михиных.
— Приходил он всегда усталый, голодный, — вспоминала Надежда Дмитриевна. — Работал Лев чуть не круглые сутки. Но всегда был веселым, остроумным. В один из таких приходов он, смущаясь, признался мне в любви и сделал предложение. Никакого торжества по этому поводу не было — время было не такое, чтобы устраивать свадьбы. Просто мой жених остался жить у нас...".
В 2008 году в Самаре в канун Дня работника органов безопасности на здании регионального управления ФСБ РФ была открыта мемориальная доска, посвященная Льву Маневичу.
6 мая 2021 года на железнодорожном вокзале Уфы состоялось торжественное открытие мемориальной доски Герою Советского Союза полковнику Льву Маневичу. В церемонии принял участие Глава Республики Башкортостан Радий Хабиров. В своем обращении к присутствующим Глава Башкирии отметил, что «судьба героя тесно связана с Уфой. Именно здесь он состоялся как лидер, познакомился со своей будущей женой, а его брат многое сделал для здравоохранения республики, организовав тогда борьбу с тяжелой вспышкой эпидемии тифа». В преддверии 76-летия Великой Победы в Уфе вышло в свет издание «На страже Родины. Органы государственной безопасности Башкирии в годы Великой Отечественной войны», где в публикации «Земля, до востребования. Уфа в биографии Льва Маневича», подготовленной председателем Совета отделения Российского исторического общества в Уфе Маратом Мардановым описан трудовой путь Льва Ефимовича Маневича на станции Уфа Самаро-Златоустовской железной дороги, в качестве заведующего районным политотделом, инструктором Главного политического управления путей сообщения с 15 мая 1920 года по 15 июня 1921 года.
Я не ставлю задачей выяснить истину в расхождении данной истории. Лев Маневич в те бурные годы был и в Уфе, и в Самаре. И не суть важно, где встретились Лев и Надежда. Пусть это остается загадкой. Как загадка вся жизнь великого разведчика Льва Маневича...
ИСТОЧНИКИ:
- Нечипоренко В. "Этьен" и его дочь. Секретные материалы 20 века, №8(342), 2012
- Зигуненко С.Н. Разведчики и шпионы. Москва : АСТ : Астрель, 2007
- Зиновьева Алла. Этьен и Надежда. Красная Звезда, 2002, №№ 115, 116, 117, 118
- Горчаков О.А. Ян Берзин - командарм ГРУ. С-Пб., "Нева", 2004
- Алексеев М.А., Колпакиди А.И., Кочик В.Я. Энциклопедия военной разведки. 1918-1945 гг. М., 2012 с. 508-509
- https://s30101856711.mirtesen.ru/blog/43688937048/Zemlya,-do-vostrebovaniya.-Manevich-Lev-Efimovich
- https://historyrussia.org/otdeleniya/ufa/imya-legendarnogo-razvedchika-lva-manevicha-uvekovechili-v-ufe.html
- Попова-Маневич Т. Л. Отец, каким я его помню // Неман. Минск, 1984. № 5
- Воробьев Е.А. Земля, до востребования. Книги 1, 2. Терра. 2005
- Колпакиди А. И. ГРУ в Великой Отечественной войне. — М.: Яуза, Эксмо, 2010
- Узиков Юрий. Уфимская анкета разведчика. Бельские просторы. № 06'06
