Корбелин сидел в своей мастерской, окруженный ароматом кедра и масла. Стены, увешанные инструментами и чертежами, были свидетелями его долгих лет усердной работы и безупречного мастерства. Он потянулся за сигаретой и глубоко вдохнул дым, позволяя воспоминаниям охватить его.
"Неужели я тоже был таким?" — спросил он себя, вспоминая своего нового помощника — грубого и невежественного юношу.
"Неважно, что ты делаешь, важно как!" — он вспомнил свой резкий переход на крик сегодня во время обучения.
Душа Корбелина была не на месте. Покой растворился, а на его месте в сердце поселились холодная неустроенность и тревога. Старик стал терпеливо ждать, когда вернётся к себе.
Сигарета откликнулась нежным потрескиванием при очередной затяжке.
"Почему вокруг одни идиоты?" — спросил он сам себя.
"Это потому, что ты слишком умный и тонкий", — внезапно раздался голос внутреннего учителя Корбелина.
Сердце мастера было готово разорваться от счастья.
"Больше никогда не буду выходить из себя", — сказал он.
"Не зарекайся", — последовал спокойный ответ учителя.
"И то верно. Ты знаешь, почему именно он?" — молча задал вопрос Корбелин.
"Конечно. И ты тоже знаешь".
Мастер погрузился в слушание. Через несколько мгновений в его сознании начал проявляться ответ.
"Ты вознесся высоко в своём искусстве. Ещё немного, и ты перестанешь понимать и воспринимать простых людей, их заботы и желания. Ты хочешь уйти в чистое творчество, но время ещё не настало. Ты по-прежнему вспыльчив, раним и обидчив. Тебе кажется, что это ты и есть, но это не так. Вспомни себя в часы пребывания в потоке.
"Ты считаешь, что в обыденной жизни нет места творчеству. Вспомни, как ты сказал: 'Не важно что. Важно как'."
Корбелин понял, что это "как" относится ко всем ситуациям в жизни.
"Да, я разделяю творчество и жизнь", — говорил мастер, слушая себя. Он стал ясно понимать, что новый подмастерье пришёл в его жизнь, чтобы научить его воспринимать жизнь и творчество как единое целое.
***
Корбелин поднял взгляд, ощутив, что на него смотрят. Молодой военный из Консилиума смотрел на него мягко и спокойно. Мастер почувствовал желание собеседника поговорить о чём-то, но отвёл глаза. Ему не хотелось говорить ни с кем и о чём бы то ни было.
"Я вас понимаю и не собираюсь приставать к вам с вопросами. Тем более, у меня к вам вопросов нет. Мне показалось, что сегодняшняя игра вызвала у вас личные воспоминания", — сказал молодой человек.
Корбелин промолчал. Майор продолжил: "В рамках программы наставничества мы не обязаны говорить друг с другом. Но у меня есть ощущение, что моя история могла бы дать вам некоторые ответы. Если есть желание, то недалеко есть уютный паб. Можем туда переместиться". Военный встал и собрался уходить.
Корбелин, не раздумывая, встал и замер, нерешительно. Он сомневался и уже начинал терять покой. Наблюдая, как майор медленно направляется к выходу, не оборачиваясь, время для мастера словно остановилось. Он сделал шаг и не чувствуя ног пошёл за военным.
Несмотря на обычный шум голосов в пабе, Корбелин по-прежнему ощущал тишину и покой. Так было с ним в часы творчества. Чувствительный и эмоциональный итальянский мастер исчезал, а на его месте оставался кто-то неизменный, стабильный и точный в своих действиях. Сейчас происходило то же самое.
Майор вспоминал сегодняшнюю игру и немолодого участника, одержавшего победу.
"Не кажется ли вам, что, несмотря на победу, он сильно проиграл по сути?" — спросил он.
"Парадоксально, но это так", — ответил Корбелин.
"Так бывает, когда перестаёшь учиться", — продолжил свои наблюдения майор.
После паузы, наполнившей мастера приятным чувством целостности, военный продолжил: "Иногда возникает мысль: чему меня может научить этот юнец? Но дело в том, что несколько процессов всегда происходят одновременно. Один из них — обучение."
Корбелин внимательно слушал.
"Если в каждый момент быть в состоянии ученика, то как будто выходишь из самой ситуации, начинаешь искать и замечать новое и неизвестное в старом и хорошо известном. Всё всегда чуть-чуть другое."
Майор замолчал и потянулся за кружкой пива. Сквозь окружавшую их мягкую т
ишину доносились приглушённые голоса.
"Мне кажется, я перестал видеть новое", — подхватил мастер, осознавая хорошо знакомое внутреннее ощущение.
"Я настолько привык к творчеству, что совсем перестал думать о том, учусь ли я чему-то новому. Есть ли новизна в моей работе? Не знаю. Тонкость, мастерство, уникальность есть, но новизна... не знаю."
"Игра, которую мы видели сегодня, довольно далека от тонкости и мастерства", — мягко продолжил майор.
"Это понятно. Мы в круге наставников, чтобы поделиться своим видением и опытом. И до этого мы ничего не знали друг о друге. Мне кажется, мы можем извлечь гораздо больше опыта и знаний, будучи открытыми друг к другу."
"Наши миры довольно разные", — продолжал военный.
"Но опыт другого может оказаться крайне полезным при возвращении. Как минимум, изменится восприятие привычных вещей. В идеале мы станем видеть мир с разных точек зрения."
Корбелин вспомнил своего подмастерья и последний разговор с внутренним учителем. Очевидно, ему было чему поучиться у этого улыбчивого военного.
"Я с большим удовольствием и уважением приму от вас любые уроки и наставления", — сказал майор, как будто читая мысли мастера.
Вечер трудного дня подходил к завершению, но чувство новизны и вдохновения прочно поселились в сердце мастера.
***
Игрок наблюдал за членами Консилиума. Он победил, но радости не чувствовал. То, что он слышал о себе и своей игре в последние полчаса, было для него ледяным и отрезвляющим водопадом слов и смыслов.
Грубо. Агрессивно. За каждым казавшимся ему удачным ходом мастера видели скрытое стремление к саморазрушению. Он жил, чтобы не жить.
Слушая слова анализа и оценки, игрок невольно заглядывал в удивительные миры и опыт столь разных участников совета. С каждым их словом его видение себя и своей игры обогащалось новой глубиной понимания.
Теперь ему было стыдно за свои действия в игре. Но он понимал: что сделано, то сделано. Лучший способ что-то исправить в себе — это подвергнуть своего скрытого и сокровенного "я" рентгену игры и софитам Консилиума.
Первая игра и первая победа. Он ощущал сильное напряжение на протяжении всего игрового взаимодействия. Его доминирование было ощутимо с первых ходов. И вот теперь всё, чем он гордился в этой партии, не только поставлено под сомнение, но и внезапно обернулось в свою противоположность. Смелость превратилась в агрессию, инициатива — в доминирование, разумность — в глупость.
Агрессивный дилетантизм. Таков был единогласный вердикт. Победа обернулась поражением.
В опустевшем зале стоял игрок, держа в руках чистый бланк. Предстояло отразить на нём видение предстоящей игры, учитывая сделанную работу над ошибками. «Уверенный и мягкий профессионализм» — так игрок назвал свою будущую партию.