оглавление канала
Дядя Слава, приняв сверток, потянул носом и проговорил:
- Спасибо, уважили… - Но вид имел при этом какой-то не очень радостный.
Тут встряла Валька:
- Дядь Слав, прости, водки не принесли. Как-то не подумали… - Голос почти виноватый.
Мужичок замахал на нас руками.
- Какая водка!! Девки, вы чего… Я ж на службе…
Но в его словах я не услышала искренности, хотя, он очень старался. Вообще-то, я не помнила, чтобы хоть раз видела его пьяненьким. Но, кто его знает теперь? Время идет, все меняется.
Дядя Слава несколько суетливо стал убирать свою берданку за плечо, а сверток под мышку, приговаривая:
- Чего это мы тут стоим? Айда за мной… Я сейчас чай вскипячу. Поговорим, покалякаем. А то одному тут совсем тоска. Я было газеты приноровился здесь читать, да только в тех газетах одно сплошное расстройство. И, опять же, служба… Обхожу каждый час территорию, за порядком гляжу. Все, как полагается…
Мы направились за ним, а мне почему-то сделалось тоскливо. Разбираться в смене своего настроения было некогда, но я уже начинала жалеть, что мы сюда пришли, и стала поглядывать на Вальку со значением. Подруга делала вид, что моих взглядов не замечает. И я смирилась. Пускай все идет, так, как идет.
Дядя Слава завел нас в свою коморку, которая, судя по всему, раньше служила дворницкой, и была расположена в полуподвальном помещении. Потолки здесь были высокими, сводчатыми, стены широкими, никак не меньше полутора метров, и сложены из больших камней белого цементного известняка, издревле добываемого в этом районе. Такое помещение, пожалуй, и бомбовый удар выдержит. Небольшое окошечко под самым потолком, старенький топчанчик, застеленный аккуратно чистеньким одеялом, деревянный добротный стол, с краю старенький электрический чайник, две чашки, накрытые чистой салфеткой, две табуретки, в углу печка-буржуйка. Три довольно крутые ступеньки вели вниз, и рядом стояла старая, слегка погнутая эмалированная темно-коричневая миска, надо полагать, для Жучки и расстелена какая-то дерюжка, заменяющая для собачонки подстилку.
Насколько я помнила, дядя Слава жил бобылем. Жена его когда-то очень давно умерла при родах вместе с ребенком, и он с той поры так и не женился. Но в его доме всегда царил образцовый порядок. Обихаживал он себя всегда сам, чему завидовали многие местные бабы, не раз подбивавшие к нему клинья. Но дядя Слава был как утес на морском берегу, тверд и непреступен. Помню, та же бабка Клава, провожая взглядом проезжающего мимо нее на неизменном стареньком велосипеде дядю Славу, поджав губы, неодобрительно бросала ему вслед: «Ишь ты, какой однолюб выискался…»
Дядя Слава принялся суетиться, включать чайник и накрывать на стол нехитрую снедь, состоящую из баночки малинового варенья и сушек, лежащих в старой консервной банке из-под томатного соуса. Заваривая чай, он приговаривал:
- Это тебе не какой-нибудь магазинный мусор, это наш, Рязанский, собранный листочек к листочку, цветочек к цветочку. Скоро вон липа зацветет, ох и духмяно будет тут, пчелки жужжат… Красота. А мед с липового цвета ох и душистый, сладкий. Ты там в своем городе поди, уже и забыла какой он бывает на вкус, настоящий-то…
Мы с Валькой дружно кивали головами, в нужных местах делали изумленные глаза. В общем, вели себя сообразно обстановке. Наконец, он разлил ароматный напиток, от которого дух, и вправду, стоял по всей комнатушке. Нам в кружки, себе, как хозяину, в старую консервную банку из-под зеленого горошка. Сделав для приличия несколько глотков, Валька приступила с вопросами.
- А скажи-ка, дядь Слава, ты ведь много всяких историй знаешь про здешние края. Может и про этот дом чего вспомнишь?
Наш радушный хозяин, словно ждал от нее этого вопроса. Усевшись поудобней на топчане (табуретки, как гостям достались нам), хитро на нас поглядел, и солидно ответил:
- Само собой, знаю, и немало… Вас что-то конкретное интересует, или про старину охота послушать.
Мы с Валькой переглянулись многозначительно. Нужно было начинать издалека. И подруга, изображая некоторое равнодушие, слегка пожав плечами, произнесла:
- Да, нам, собственно, все равно… Что хочешь, то и расскажи. Нам все интересно будет.
Наш хозяин приосанился, поставил свою банку-кружку с чаем на пол рядом, и начал свой рассказ.
- А слыхали ли вы, девки, рассказ о знаменитом разбойнике здешних мест Матвее Веревкине? – Мы опять переглянулись и слегка пожали плечами. Дядя Слава неодобрительно зацокал языком, словно моя первая учительница Ольга Михайловна, когда я не смогла ей ответить сколько будет трижды три. – Ну тогда слухайте. Был это самый Матвей Веревкин из нашего, Рязанского уезда. И был он человеком простым и честным. Землю пахал, с сельчанами добром обходился. Было это дело во времена правления Анны Иоановны. Была у Матвея сестра старшая, Варварой звали. Заместо матери Матвею была по причине их раннего сиротства. Говорят красоты неимоверной. И влюбился в нее местный барин. А Варвара-то была уже и сговорена за местного кузнеца, и, говорят, промеж них любовь была страсть какая сильная! Только барин хотел сам девицу заполучить. Выкрал он Варвару, да снасильничал, а кузнеца в солдаты на двадцать пять годков отдал. Варвара после того и утопилась. Так с высокого берега в реку-то и сиганула. А Матвей, ему тогда осьмнадцатый годок уж шел, не стерпел обиды. Убил он того барина, а усадьбу спалил. И утек в леса Мещерские. Сколотил он ватагу и стал озоровать по дорогам, купцам тутошним перышки выщипывать. И никто не мог того Матвея изловить. Ловок уж больно был, да знал много того, чего простому человеку и неведомо вовсе. Говорили, поймали его один раз, да на казнь повели. А он попросил перед смертью стакан вина из своей бутылки заветной, которая всегда при нем была. Последнюю волю идущего на плаху никто нарушить не осмелился. Налили ему из его бутыли, а он стал пить, да в том вине и исчез. И пуще того стал по дорогам да богатым селам разбойничать. Только, бедного люда он не трогал, а наоборот, что у богатых отымет, то беднякам раздаст. – Дядя Слава замолчал на мгновение, чтобы чайку отхлебнуть, а Валька тут и встряла.
- Значит, Веревкин этот местный Робин Гуд был.
Дядя Слава чуть чаем не подавился. Глянул укоризненно на подругу и проговорил назидательно:
- Вот сколько тебе говорить, Валентина. Не гоже тебе ругаться всякими нехорошими словами! Ведь, вроде всем ты хороша, и образованная, и красавица, а как скажешь чего… Тьфу! Слушать неприятно!
Валька вроде бы собралась начать оправдываться, но я ее под столом легонько пнула по ноге. Молчи, мол… Она поморщилась, ушибленное место потерла и на меня зыркнула, словно поленом швырнула. Но, рот закрыла, и виноватую рожицу скорчила. А я обратилась к дяде Славе:
- Ты дальше рассказывай, она больше не будет.
Тот головой только покачал, но воспитывать больше Вальку не стал, продолжил:
- Однажды, совсем было его изловили. В селе Сельцы дело было. Только над домами вдруг огонь невиданный словно полыхнул, и исчез Матвей в пламени том. Старики поговаривали, что знался Матвей со старыми Волхвами, которые по лесам, да скитам от царского гнева прятались. А иначе бы откуда у него такая сила взялась…
Тут у меня уже терпение слегка закончилось. И я встряла:
- Дядя Слава, а какое отношение этот Веревкин имеет к нашему краю и к этому дому? Тут тогда, наверное, и дома этого в помине не было…
Дядя Слава неодобрительно глянул на меня, ну и Валька стала корчить зверские рожи, мол, куда лезешь и все такое. Но слово было сказано, его ведь обратно в рот не затолкаешь. Поэтому, на пантомиму подруги я ответила пожатием плеч, и состроила виноватый взгляд для дяди Славы. Он задумался на минуту, не забывая прихлебывать остывший чай, и проговорил задумчиво:
- Да, этого дома тогда не было. А место-то было! И деревня была. И жил на ту пору в этой деревне барин один. Из не шибко богатых, так, говорили, тоже от царевой «милости» сюда убегший. Дом его стоял как раз вот на этом самом месте. Не каменный, деревянный, но большой и справный. И была у того барина дочка-красавица. Как уж звали, теперь и не упомню вовсе. Только случилась у нее с Веревкиным любовь. Тайком встречались. Батюшка-то за такое по головке бы не погладил. И сказывают, что все богатства награбленные, какие раздать не успел, Матвей здесь где-то и припрятал. Только, клад этот заговоренный, не каждому в руки дастся. И только потомки его, в ком хоть капля крови Матвеевой течет, могут этот клад достать и проклятие их не тронет.
Валюха аж рот приоткрыла, когда дядя Слава про клад начал рассказывать. А когда замолчал, она с придыханием спросила:
- И что…? Никто тот клад не искал? Быть того не может! Или ты, дядь Слав все это придумал?
Тот обиженно надулся, и пробурчал.
- И ничего я не придумал! Так старики рассказывали. А старики – они знают, что к чему. – А потом хитро так на подругу глянул, и протянул. – А ты чего это, Валентина…? Никак клад собралась искать? Так, забудь. Говорено же! Только наследникам Матвеевым он в руки дастся!
Валентина как-то сразу сникла, но опасный огонек продолжал гореть в ее кошачьих глазах, что несколько настораживало. Уж слишком хорошо я ее знала. Если ей чего в голову втемяшится, все, туши свет и собирай манатки! Меня же тема клада совсем не интересовала, и я спросила:
- А скажи, дядь Слава, ты не помнишь, чтобы кто-то в наших краях пропадал?
Он глянул на меня остро и проницательно.
- А тебе, девонька, я вижу, та, старая твоя история, покоя не дает?
Я покаянно проговорила:
- Не дает, дядь Слава, никак не дает…
Старик покачал головой:
- Понятное дело, такое в малолетстве увидишь – до конца дней не забудешь…Тогда милиция-то не шибко искать кинулась…
Я решила за наших стражей правопорядка заступиться.
- А чего искать? Когда они пришли, то здесь уж ничего и никого не было. А кто я тогда была? Девчонка сопливая. Вот они и решили, что придумала все. А разве ж такое придумаешь? Так что, насчет пропавших?
Дядя Слава пожевал губами и с сожалением проговорил:
- Наши-то все, вроде на месте были. Дак, тут дачники тогда на лето приезжали. Может у них кто? Теперь -то разве ж дознаешься… Ты, вот что, девонька. Историю эту из головы выкинь, ни к чему хорошему мысли такие не приведут. А я вам еще чего скажу. - Он вдруг перешел на таинственный шепот. - В доме этом что-то нечисто…Только, я пока не разобрался еще, что тут к чему. Надо бы еще маленько поглядеть… - закончил он совсем загадочно и непонятно.