Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Мне, признаться, как-то жаль зимы! С годами вообще начинаешь чаще сожалеть об уходящих явлениях: людях, эпохах, сезонах... И хоть сама по себе весна традиционно - это замечательно, но сам процесс скоротечной смены одного на другое, если задуматься, пугает. Зимы, вёсны... годы... десятилетия... Так и вспоминается финальный монолог Михаила Козакова в "Покровских воротах": "Отшумели 60-е ,70-е пролетели, 80-е проросли. Оба мы меняемся в возрасте - Москва молодеет, а я старею. Где вы теперь, друзья моей юности? Вы, бескорыстные подружки? Молодость, ты была или не была? Кто ответит, куда ты делась? И только ветер в аллеях Нескучного сада заметает твои следы" Однако, не будем грустить, сколько нам отпущено - всё наше. Давайте лучше проследуем в Одессу марта 1824 года и узнаем - что там происходит?
... Господь всемогущий! Матерь Божия!.. Значит, можно таки в богоспасаемом Отечестве прожить пером! Март 1824-го для Пушкина - месяц счастия. Он ежели не богат, то как минимум не беден. 8 марта поэт получает от князя Петра Андреевича письмо и - по-видимому - некоторую часть денег из целых трёх тысяч, вырученные эффективным менеджером (я бы назвал это так) Вяземским за издание "Бахчисарайского фонтана" с предисловием самого князя. Собственно, "предисловием" это назвать можно лишь относительно. О самой поэме там почти ничего нет. Одно название чего стоит - "Вместо предисловия. Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова". Ум яркий и оригинальный, Вяземский воспользовался предоставленной ему возможностью, и написал нечто прямо противоположное тому, о чём просил его Пушкин. Сложно сказать, что думал поэт, получив оригинал издания, но... более услугами князя он не пользовался, предпочтя в дальнейшем вести дела или сам, или через верного Плетнёва. Однако не станем строго судить Петря Андреевича. Хоть он и не удержался от того, чтобы ещё раз сверкнуть своими дарованиями на чужом празднике, но свои задачи выполнил изрядно: убедил Пушкина, что дар его вполне способно конвертировать в звонкую монету, и очень выручил финансово. Едва ли сам Пушкин полагал, что его "Фонтан" может стоить так дорого. На минуточку: 3000 рублей ассигнациями на сегодняшние деньги - порядка трёх миллионов! Ах, как кстати!..
- "От всего сердца благодарю тебя, милый европеец, за неожиданное послание или посылку. Начинаю почитать наших книгопродавцев и думать, что ремесло наше, право, не хуже другого. Одно меня затрудняет, ты продал все издание за 3000 р., а сколько ж стоило тебе его напечатать? Ты все-таки даришь меня, бессовестный! Ради Христа, вычти из остальных денег, что тебе следует, да пришли их сюда. Расти им не за чем. А у меня им не залежаться, хоть я, право, не мот. Уплачу старые долги и засяду за новую поэму. Благо я не принадлежу к нашим писателям 18-го века: я пишу для себя, а печатаю для денег, а ничуть для улыбки прекрасного пола. Жду с нетерпением моего «Фонтана», то есть твоего предисловия..."
Впрочем, сам Вяземский тоже доволен своею сделкой: "Каково продал я „Фонтан“! За три тысячи рублей 1200 экземпляров на год, и все издержки печатания мне заплачены". Так что Пушкин может не тревожиться: князь не остался за свои хлопоты ни в убытках, ни с моральными издержками: его "вместо предисловия" хвалят едва не больше самой поэмы!
Радуется Пушкин и просьбе своего спасителя сыскать на лето дом "и не дорого". Спрашивает - что такое "не дорого"? Это вообще - сколько? Вяземский, хоть и обременён долгами (вспомним "прокипячённые" им десять лет назад полмиллиона, пребывание в отставке и затеянный ремонт в Остафьево), но он всё равно - богат. Во всяком случае - уж точно по сравнению с Пушкиным, который от семьи не имеет ровно ничего, отец Сергей Львович и сам - тот ещё телепень. Впрочем, встретиться летом им так и не удалось, Вяземский приехать не смог, зато с его женою Верой Фёдоровной... Но - не станем торопить события, жизнь и так чертовски скоротечна, чтобы раскидываться без толку целыми сезонами!
Видимо, на радостях Пушкин затевает в марте поездку в Кишинёв - его давно ждут и старый добрый Инзов, и служащий там Вигель, расположенный к поэту чрезвычайно тепло (без комментариев... Филипп Филиппович давно уже понял, что Пушкин - "по другой части"... их дружба - именно что дружба, не более). Не было его без малого три седмицы, а за это время... Да, пока Пушкин в дорогах, да встречается с друзьями (между прочим, - снова с экзотической и удивительной гречанкою Калипсой Полихрони), да, верно, раздаёт старые долги, в Одессе над его головою сгущаются тучи...
В тот самый день, когда Пушкин въезжал в Кишинёв, вдогонку ему правитель воронцовской канцелярии Александр Иванович Казначеев (господин, в общем, не вредный, к Пушкину вполне лояльный, чиновник - дельный, можно сказать, в целом - вполне приличный человек, кабы не жена его Варвара Дмитриевна, сующаяся во все мужнины дела, причастная одновременно и ко взяткам, и к собственным литературным вечерам, искренне полагая, что и на то, и на другое имеет законные права) пишет кишинёвскому полицмейстеру Радичу.
- Молодой наш поэт Пушкин с позволения графа Михаила Семеновича отпущен на несколько дней в Кишинев. Он малый славный и благородный; но часто во вред себе лишнее говорит, любит водиться с ультралибералами и неосторожен иногда. Граф пишет ко мне из Крыма, чтобы я тебя просил невидимо присмотреть за пылким молодяком: что где он вредное говорит, с кем водится и какое будет его занятие или провождение времени. Если что узнаешь, намекни ему деликатно об осторожности и напиши мне о всем обстоятельнее
Думается, что сам "молодяк" о такой докучливой опеке был, что называется, "ни сном, ни духом" - как и много позже, когда в один прекрасный день узнал вдруг, что письма его к жене... читаются "третьими лицами". Пару слов о Казначееве. Любопытнейший персонаж, сделал изрядную карьеру, дойдя до таврического губернатора, одесского градоначальника и сенатора. Век прожил неимоверно долгий... 91 год, родившись при ещё Екатерине в 1788-м, а скончавшись уже при её правнуке в 1880-м. Великих потрясений, начиная с убийства Александра II, бог миловал - не застал.
Поручение Воронцова Казначееву можно было бы трактовать как проявление отеческой заботы о не в меру несдержанном подчинённом... "намекни ему деликатно об осторожности"... кабы не пара писем, отправленных наместником в конце марта, буквально перед самым возвращением Пушкина из Кишинёва. Сперва - начальнику штаба 2-й армии Павлу Дмитриевичу Киселёву. Это был ответ на несохранившееся письмо самого Киселёва, в котором тот намекал Михаилу Семёновичу на причины недовольства Петербурга Воронцовым. Снова обошли в чинопроизводстве, всё никак не ходят дать полного генерала. Дескать окружил себя сомнительными людьми, с Пушкиным едва не служебные дела обсуждает... Хм...
- "...я говорил здесь с людьми, желающими добра Пушкину, и результат тот, что я напишу Нессельроде, чтобы просить его перевести Пушкина в другое место. Здесь слишком много народа, и особенно людей, которые льстят его самолюбию, поощряя его глупостями, причиняющими ему много зла. Летом будет еще многолюднее, и Пушкин вместо того, чтобы учиться и работать, еще более собьется с пути. Так как мне не в чем его упрекнуть, кроме праздности, я дам о нем хороший отзыв Нессельроде и попрошу его быть к нему благосклонным. Но было бы лучше для самого Пушкина, я думаю, не оставаться в Одессе..."
Незадолго до этого Воронцов оправдывался перед Киселёвым, даже защищая Пушкина:
"... Что же до Пушкина, то я говорю с ним не более 4 слов в две недели, он боится меня, так как хорошо знает, что при первых дурных слухах о нем я отправлю его отсюда и что тогда уже никто не пожелает взять его к себе; я вполне уверен, что он ведет себя много лучше и в разговорах своих гораздо сдержаннее, чем раньше, когда находился при добром генерале Инзове, который забавлялся спорами с ним, пытаясь исправить его путем логических рассуждений, а затем дозволял ему жить одному в Одессе, между тем как сам оставался в Кишиневе. По всему, что я узнаю о нем и через Гурьева, и через Казначеева, и через полицию, он теперь вполне благоразумен и сдержан; если бы было иначе, я отослал бы его, и лично я был бы этому очень рад, так как не люблю его манер и не такой уж поклонник его таланта – нельзя быть истинным поэтом, не работая постоянно для расширения своих познаний, а их у него недостаточно..."
Однако, сказано - сделано. Письмо к Нессельроде заставило себя ждать не более суток.
- "... Никоим образом я не приношу жалоб на Пушкина; справедливость даже требует сказать, что он кажется гораздо сдержаннее и умереннее, чем был прежде, но собственный интерес молодого человека, не лишенного дарований, недостатки которого происходят, по моему мнению, скорее от головы, чем от сердца, заставляет меня желать, чтобы он не оставался в Одессе. Основной недостаток г. Пушкина — это его самолюбие. Он находится здесь и за купальный сезон приобретет еще более людей, восторженных поклонников его поэзии, которые полагают, что выражают ему дружбу, восхваляя его и тем самым оказывая ему злую услугу, кружат ему голову и поддерживают в нем убеждение, что он замечательный писатель, между тем как он только слабый подражатель малопочтенного образца (лорд Байрон), да кроме того, только работой и усидчивым изучением истинно великих классических поэтов он мог бы оправдать те счастливые задатки, в которых ему нельзя отказать. Удалить его отсюда — значит оказать ему истинную услугу. Возвращение к генералу Инзову не поможет ничему, ибо все равно он будет тогда в Одессе, но без надзора. Кишинев так близко отсюда, что ничего не помешает этим почитателям поехать туда; да и, наконец, в самом Кишиневе он найдет в боярах и в молодых греках достаточно скверное общество. По всем этим причинам я прошу ваше сиятельство испросить распоряжений государя по делу Пушкина. Если бы он был перемещен в какую-нибудь другую губернию, он нашел бы для себя среду менее опасную и больше досуга для занятий"
Первый выстрел сделан. И он - отнюдь не предупредительный... А мы-то признаться едва не целый год трактовали Воронцова как вполне жантильома! Хотя - согласимся - Михаил Семёнович вполне вправе желать удаления Пушкина из Одессы... vous comprenez...
А мы продолжим наше путешествие по марту 1824-го прямо завтра, правда, - уже без Пушкина.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "Однажды 200 лет назад...", а также много ещё чего - в иллюстрированном гиде "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу