- Утро обещало быть славным. Медленно поднималось солнце, согревая своими нежными лучами продрогшие за ночь колосья пшеницы, которые, чувствуя проявленную к ним доброту и ласку, все выше и выше тянулись ввысь, к небу. Лениво плыли облака. Принимая разнообразные формы, они будто бы соревновались между собой в причудливости и оригинальности. Где-то недалеко слышалось успокаивающее, постепенно водившее в дремоту пение цикад.
Этот день был создан Творцом для того, чтобы люди хоть на какое-то время смогли позабыть свои будничные заботы, перестать задумываться об тяжелых, угнетающих проблемах бытия и вспомнили, как чудесен мир, окружающий их.
Но Габриэль Майер и Джеймс Тейлор, находясь в самом эпицентре развернувшегося перед ними взрыва природных чудес, вдали от оглушающей городской суеты и любопытных, проникающих в самую душу глаз, были увлечены лишь друг другом. Но не стоит их осуждать, мой дорогой друг, ведь любовь, как и созерцание природы, отвлекает человека от собственного самолюбования и делает его чуть менее эгоистом, хоть и на непродолжительный срок.
Но было ли здесь место любви? Или же всё ограничивалось лишь попыткой самоутверждения и глупым, детским желанием обладать человеком, словно он занимательная игрушка в супермаркете?
— Ну же, говори своё желание, - Джеймс беззаботно потянулся, но чувствовалось, что его терпение убывает с каждым уходящим мгновением. В его движениях скользила какая-то звериная напряженность, хотя он пытался всеми силами её скрыть и притвориться лишь слегка заинтересованным.
Девушка находилась в состояние некоторой прострации, отдавшись потоку собственных мыслей, она полностью ушла в себя, ей будто бы стало совершенно безразлично на его присутствие здесь.
Габриэль была невыносимо сомневающимся человеком. Она усиленно пыталась проанализировать все, что только могло прийти ей в голову, но, к ее большому сожалению, это не часто удавалось. Чувства ее были быстротечны и неуловимы, а ум не так остр, чтобы принимать верные решения. Жизнь для нее была сплошной игрой с неким подтекстом, поэтому она только и делала, что следовала собственным желаниям и искала какой-то потаенный смысл между строк.
Говорят, что глаза – зеркало души. Если так, то её душа была сродни океану, бездонному, необъятному, вызывающему то ужас и опасение, то надежду на умиротворение и покой.
Притворившись, что разглядывает окружающие окрестности, Джеймс начал проклинать себя за то, что подписал сделку с этим золотоволосым дьяволенком. Ну, или же поспорил на желание, что, в сущности, было одно и то же. В конце концов, он был уверен, что выиграет.
Он не знал, что можно от неё ожидать. В любую минуту её настроение могло кардинально поменяться: счастливо смотрящий на тебя взгляд, беззаботная, плавная речь, но стоило сделать что-то не так... Мгновенно пропадали эти волшебные искорки в её глазах, и вот на тебя смотрели мерзлотно-серые угольки, в которых более не отражалось того безмятежного счастья; голос становился хрипловатым, растянутым и так и резал по ушам, ища куда бы побольнее ударить, чтобы причинить неудобство и боль.
Её поступки были необъяснимыми. Но при этом девушку нельзя было назвать неразумной или легкомысленной. Он понимал, что все намного проще: она просто делает то, что ей хочется.
Она была ребенком: искренним и порывистым, порой слишком капризным и эгоистичным, но он понимал, что в этой инфантильности есть и плюсы.
Дети умею любить по-настоящему. Взрослые же теряют веру в любовь.
Себя он считал взрослым.
Оторвавшись от этих размышлений, он взглянул на циферблат часов, висевших на запястье. Он никуда не спешил, но ему не терпелось узнать её желание. Бездействие утомляло и действовало на нервы.
Посмотрев на девушку, он не смог сдержать себя.
Эти глаза. Он взглянул в них: дыхание перехватило, он вновь очутился в этом льдисто-голубом океане на краю пропасти, и достаточно было бы одного движения, чтобы раствориться в окружающем, стать его частицей, слиться в одно целое...
Отвёл взгляд. Он не мог. Она же, похоже, даже не заметила его порыва, продолжая все так же безотрывно поглощать взглядом - пространство.
Вскоре Габриэль очнулась от своих раздумий. Джеймс был необыкновенно рад этому, ему казалось, что прошли годы, если не столетия ожидания, и он с любопытством и некоторым опасением ждал, что же она от него потребует.
— Хорошо, - она глубоко вздохнула, решившись идти до конца, пока не заполучит того, чего хочет, - посмотри на меня.
Пара секунд.
Подумайте, сколько мыслей проносится в вашей голове за пару секунд... Они бессвязны, да: отрывки воспоминаний, какие-то размышления, наблюдения, внутренние замечания.
Лишь пара секунд.
— Я люблю тебя.
Время застыло, но в то же мгновение разбилось на тысячу осколков.
Каждый человек хочет услышать эти слова хотя бы раз в своей жизни. Но никто не понимает, насколько сложно их произнести, когда действительно любишь.
Мужчина застыл. Его глаза остекленели. Казалось, что он возводит невидимую стену, которая могла бы помочь ему совладать с чувствами, не выдать себя...
— Говори, говори все, что думаешь! - она приблизилась к нему настолько, что их дыхания соприкасались, но у неё оно было тяжелое, как после очень быстрого бега, а у него оно будто бы замерло.
Он закрыл глаза. Стена была возведена.
— Ложь. Зачем ты это делаешь? – откуда-то издали раздался мой опустошенный голос, более похожий на предсмертный стон, и действительно, он чувствовал, как что-то там, внутри, сжимается в комок, судорожно пытаясь удержать крики боли и отчаяния. - Это уже не игра, Габи.
Он поднялся с земли и окинул девушку каким-то странным, ничего не выражающим взглядом, но она, не шелохнувшись, продолжала сидеть на том же месте. Мужчина почувствовал, как в его груди трусливо заскреблось чувство страха, подсказывая ему, что стоит уйти, как можно дальше сбежать, забыть то, что произошло и никогда, ни при каких обстоятельствах об этом больше не вспоминать. Но он не мог сделать ни шагу, будто был связан с ней нитями, окутывающими с ног до головы, из которых невозможно вырваться.
— Почему ты так думаешь? - она едва шевелила губами, но он уловил каждый звук, каждую интонацию, которая сопровождала этот вопрос.
— А разве это не так?
Она перевела взгляд и разрушила стену.
Волна боли, отчаяния и бескрайной, искренней любви захлестнула меня, не давая возможности выбраться.
Я сорвался с пропасти: растворился в окружающем, стал его частицей, слился в единое целое...
Тогда я ещё не понимал, что мне суждено утонуть.