Не наша Перестройка. О папе римском и Лехе-электрике. Продолжение продолжения
Проверили работу телефона, разложили бумаги-карандаши-клей-ножницы. Получили первую вводную, и пошло веселье.
Вообще-то, веселье началось дня на два раньше. Руководство объекта, который должен был изображать пункт управления на учениях, пригласило представителей ведомств, родов войск, соединений и частей для ознакомления с местом будущей совместной работы. Наш генерал отправил туда меня.
Группа генералов и полковников – всего человек 12-15 – осматривали здания, защитные сооружения и бункеры, остававшиеся там со времен Второй мировой и принадлежавшие когда-то вермахту, содержались в прекрасном состоянии: дороги, дорожки, кусты-деревья-подстриженные газоны, и даже небольшое заросшее озерцо на периферии. Для настоящей войны объект уже тогда не мог представлять хоть какую-то реальную ценность, а для учений лучше не придумаешь: удобно, красиво, похоже не настоящее... Начальник объекта объяснял, пояснял, показывал и рассказывал. Гудели моторы каких-то автомобилей, суетились отличники боевой и политической подготовки, наводя последние штрихи к идеальному порядку.
Я на объекте бывал несколько раз (там располагалось на постоянной основе наше небольшое подразделение), поэтому мне было не особо интересна эта экскурсия. То, что мне нужно было узнать и доложить своему генералу, я выяснил довольно быстро, и теперь брёл позади всех, ожидая окончания мероприятия. Вдруг услышал оклик:
- Товарищ старший лейтенант!
Поскольку старлей там был только один, я понял, что это ко мне, и оглянулся. Замороченный до последней степени лейтенант действительно обращался именно ко мне, выбрав из всех того, к кому, по его мнению, не страшно было обратиться.
- Чего?
- Куда туалеты выгружать?
- Чегооо? Какие туалеты?
- Генеральские. Вон, привёз…
В кузове ЗИЛа, остановившегося метрах в пятидесяти позади, виднелись некие изделия, которые и были, видимо, генеральскими полевыми туалетами.
Сочувственно улыбнувшись, я посоветовал лейтенанту обратиться с этим вопросом к генералу, проводившему экскурсию.
Обреченно вздохнув, лейтенант махнул рукой и пошел в сторону своей машины – очевидно, набираться храбрости. А я так и не смог увидеть чудо полевой сантехники, ибо наша кавалькада свернула куда-то в сторону, и мне пришлось поспешить за ней.
Однако, вернемся к учениям. Водная была понятной, задача вполне посильной, времени на оформление штабных документов отводилось с избытком, и мы, недолго посовещавшись с Николаем, приступили. Единственной сложностью было лишь то, что штабных писарей из числа бойцов-срочников, которые обычно под нашим руководством оформляли карту красиво, в помещение не пускали. Пришлось всё делать самим. Пару раз забегал на минуту Иваныч, хватался за голову, и со словами: «Не буду вам мешать» исчезал.
Нанести на карту обстановку, условные знаки с помощью фломастеров и офицерской линейки было, в общем-то, несложно, а вот надписи-подписи сделать красиво – это, пожалуй, самое трудное, что нам предстояло сделать. Давным-давно зная, что я не сумею хоть сколько-нибудь пристойно написать несколько букв, Николай, тем не менее, высказал в мой адрес пару ласковых слов, причем оба – нецензурные. А потом взял в руки пузырек с тушью, коробочку с плакатными перьями…
Получилось более или менее сносно. Если издалека смотреть, то даже почти вполне.
Мы закончили, и оставив тушь просыхать, пошли смотреть, как дела у коллег. К иностранцам подходить не стали, а у соотечественников работа кипела: пара майоров работала рукам, и штук пять полковников руководили процессом. Ну, это понятно: задача этой группы штабников, хоть и была похожа на нашу, но гораздо масштабнее. Потому и людей для ее решения было не двое, а побольше. И если мы рисовали на карте флажки, стрелочки, треугольнички фломастером по трафарету через офицерскую линейку, то у коллег всё было гораздо капитальнее: условные знаки, изготовленные типографским способом, яркие, красивые, были разложены по коробочкам. Треугольнички, флажки и стрелки, а также танки, самолетики и прочие картинки брались из соответствующей коробочки и приклеивались в нужном месте. Карта получалась не просто красивая, а ярко-праздничная, выставочная! Ну, именно такая, какую положено предъявлять высокому начальству.
Коллегам хоть и не нравилось, что мы заглядывали к ним через плечо (а кому это нравится?), но нас они не прогоняли, явно гордясь своей работой. Конечно же, и они на нашу карту смотрели, и пришли к правильному, в общем-то выводу, что их карта смотрится намного эффектней, чем наша.
Незадолго до назначенного времени доклада Очень Высокому Начальству прибыл наш генерал вместе со своим первым замом по прозвищу Лёша-Лёша и московским полковником, назначенным на время учений то ли для помощи, то ли для надзора. Генерал для порядка покачал головой, сделал пару несущественных замечаний, и приказал делать доклад Лёше-Лёше. Причину, почему он сам этого не желает или не может сделать, он не называл. Просто приказал – и всё, а Лёша-Лёша, естественно, ответил «есть». Подозреваю, что генерала кто-то по-дружески предупредил, что ожидается не столько доклад, сколько образцово-показательная порка, а порку он не любил. Потому и направил на экзекуцию заместителя.
Мы растолковали Лёше-Лёше всё, что нужно было ему для доклада, повесили карту в соседнем помещении – зале для докладов, и… были изгнаны вместе с остальными отечественными и зарубежными штабистами куда подальше, ибо вход в комнату для докладов был через штабной зал, и негоже, чтобы Очень Высокие Начальники лицезрели мелкую штабную шушеру.
Издалека наблюдали, как в наш домик прошествовала большая группа товарищей с лампасами на штанах, а через какое-то, довольно продолжительное время они вышли и отправились в свои резиденции. После этого кто-то махнул рукой нам всем: мол, можно возвращаться на рабочие места.
Лёша-Лёша сидел за нашим столом совершенно никакой. Таким я его еще не видел.
- Товарищ, полковник! Ну, как доклад?
Полковник слабо взмахнул рукой и ткнул пальцем в угол карты, где в реквизите «Утверждаю» шариковой ручкой была выведена кучерявая подпись соответствующего Очень Высокого.
- Нам утвердили. Остальным дали столько-то часов на исправление ошибок.
Тяжело поднялся и ушел отдыхать и приходить в себя.
Уффф! Значит, всё это время дополнительных вводных, по идее, быть не должно, и можно чуток побездельничать. Неплохо, неплохо для двух пацанов!
Но почему всем остальным так не повезло? К иностранцам заглядывать было как-то неловко, а коллеги-соотечественники были чересчур раздраженными и метали молнии.
Ответ пришел от немцев.
Но об этом – позже.