120 лет назад родился Михаил Калатозов – режиссёр, во многом изменивший мировое кино. Он был советским киночиновником, был пропагандистом. Но главное – он умел снимать поражающее свой силой и поэтичностью языка кино.
Князь, рабфаковец, романтик
120 лет назад, 15(28) декабря 1903 года, родился один из самых талантливых советских кинорежиссёров XX века. Михаил Константинович Калатозов был уроженцем Тифлиса и происходил из знатной грузинской семьи. Гостями дома Калатозишвили (такова его настоящая фамилия) становились многие представители грузинской интеллигенции. Отец Михаила был агрономом, а сам мальчик учился в техническом училище, однако Революция 1917 года всё изменила. В возрасте 14 лет Михаил начинает работать, а затем, чтобы иметь возможность закончить образование, поступил на рабфак.
Молодым человеком Калатозов перепробовал массу профессий, но все они вращались вокруг кино – начинал он как шофёр Тифлисской киностудии был склейщиком лент, ассистентом, помощником оператора, вторым режиссером, монтажёром, а также актёром и сценаристом. Словом, в кино он попробовал всё, и это дало молодому человеку бесценный опыт. А главное, научило его поиску новых, нешаблонных путей в киноискусстве.
В 20-е годы Калатозов пишет сценарии и сам снимается в фильмах, которые выпускались в Тифлисе. Его режиссёрским дебютом стала лента 1928 года «Их царство» («18 — 28»), снятая совместно с Нино Гогоберидзе, одной из первых женщин-кинорежиссёров СССР. А спустя два года случился первый громкий «выстрел» в карьере молодого кинематографиста: Калатозов выпускает художественно-документальный фильм о жизни сванов «Соль Сванетии» (1930), который был хорошо принят критиками.
Уже в этой картине хорошо просматривается узнаваемый стиль Калатозова: большое внимание к бытовым подробностям, к жизни рабочего человека, но всё это подано предельно поэтично – экспрессия напряжённого в рабочем усилии тела на фоне огромного неба и гигантской природы Кавказских гор.
Романтизация природы, высокие горы, бескрайние просторы и героизм маленького на их фоне человека, напряжённые лица крупным планом и динамика сцен бешеного движения – все эти темы и приёмы станут сквозными для творчества Калатозова. Особенно показательными в этом смысле стали следующие фильмы режиссёра – фильм о покорителях неба «Мужество» (1939) и «Валерий Чкалов» (1941), повествующий о знаменитом советском лётчике.
Значительно позже Михаил Калатозов снимет картину «Неотправленное письмо» (1959), посвящённый молодым геологам – покорителям неохватной сибирской Тайги. В этом фильме, несмотря на достаточное количество крупных планов, практически нет статичных сцен. Даже когда два главных героя беседуют вдвоём в кадре, их волосы развевает суровый сибирский ветер, и такие приёмы придают особый динамизм и драматизм всему фильму.
«По крупицам – по эпизодам и кадрикам – кропотливо монтируется сейчас образ суровой северной природы. Этот образ внушительный, впечатляющий. Он целостный и единый, хотя натурные съемки велись в нескольких местах – где-то в бассейне Енисея, в районе стройки Красноярской ГЭС, в таежных ущельях Саянского хребта, на Усинском тракте…», - писал об этом фильме биограф Калатозова Г. Кремлев.
Да и сама таежная киноэкспедиция во время съемок «Неотправленного письма» стала событием крайне незаурядным. «Для новых съемочных точек корчуем деревья, ворочаем камни. Кажется, всю тайгу перекопали. Тащим на высоченный бугор сухой лес… С самого рассвета, с пяти утра, выкладываем стометровую огненную панораму…
Оператора Урусевского, после долгих уговоров «закутываем» в асбест, чтобы снимать огонь в огне. Ватник вспыхнул, несмотря на асбест, с трудом сбили огонь. А он злился, что били по спине – помешали доснять», - записал в дневнике один из участников съёмок. Таков был режиссёрский стиль Михаила Калатозова.
Кстати, во время съемок этой сцены исполнительница главной роли актриса Татьяна Самойлова, получила ожоги ног и рук. Однако коллектив подобрался молодой, энергичный и с хорошим чувством юмора, который помогал съёмочной группе в этих суровых условиях. К примеру, на актерских вагончиках, стоявших в тайге, были шуточные надписи: «Огнеупорный Смоктуновский», «Водонепроницаемый Ливанов».
В годы войны совместно с Сергеем Герасимовым Калатозов снимает драматичный военный фильм о ленинградской блокаде «Непобедимые» (1942). Чтобы понять, какая атмосфера царила на экране, достаточно сказать, что картина снималась прямо в Ленинграде во время блокады, в которой оказались режиссёры, работавшие в то время на «Ленфильме».
Пощёчина Голливуду
В 1943 – 45 гг. Калатозов был направлен в союзническую Америку для установления деловых связей с голливудскими студиями и достижении договоренностей о взаимном прокате фильмов. Забегая вперёд, скажем, что договориться ни о чём так и не удалось – американские «партнёры» были не прочь войти на обширный советский рынок, однако прокатывать у себя советские фильмы категорически не хотели под предлогом того, что их тематика-де слишком специфична и будет непонятна американскому зрителю.
Тем не менее за время поездки Калатозов встречался со многими выдающимися и влиятельными представителями киноиндустрии , такими как Чарли Чаплин, Орсон Уэллс, Уильям Хейс, Луис Майер и др. и очень хорошо изучил, как устроена американская кинопромышленность. Об этом он оставил крайне интересные воспоминания в книге «Лицо Голливуда» (1949).
Калатозов с интересом присматривался к тому, как было устроено в США само производство фильмов и считал необходимым перенять американские технологии. Он признавал огромное влияние, которое оказывает кинематограф на массы в Америке. Однако многое в Голливуде он принять не мог и подверг резкой критике.
«За время своего пребывания в Голливуда я просмотрел четыреста семьдесят три фильма. Из них заслуживали внимания только шесть», - напишет Калатозов в своей книге.
Советский режиссёр подверг критике низкий культурный уровень продюсеров и самих актёров Голливуда, засилье мейнстрима и штампов. «Немногие из голливудских кинорежиссеров стремятся избавить картину от автора, влюбленного в собственное стандартное остроумие, - писал он, - от актеров-исполнителей, влюбленных в самих себя и в свое однообразие, от оператора, влюбленного в стандартный свет, и главное – от продюсера, влюбленного в свои пошлые вкусы».
Ситуация с бродвейскими театрами была лучше, но далеко не всегда и не везде:
«Все советское общество окружает искусство и литературу исключительным вниманием и заботой. В Америке диаметрально противоположное, чисто спекулятивное отношение к искусству. Эту невеселую истину я впервые постиг, когда смотрел в Нью-Йорке театральные представления.
<…>
сенсацией Нью-Йорка в те дни было выступление Мей Вести в роли Екатерины II.
Мей Вест – популярнейшая “вамп” времен раннего кинематографа. Созданному ею образу авантюристки и “королевы любви” много лет подражала молодежь американского кино.
Театральные дельцы в поисках наживы решили воскресить мощи немого кинематографа и попытать счастья на старушке Мей. Ее отправили в институт красоты, подмассировали, подмазали, и она вновь сверкнула на подмостках Сорок третьей улицы в своем амплуа. Все действие водевиля происходит в одной декорации, представляющей собой огромную постель императрицы. Сбрасывая постепенно одну деталь туалета за другой и в конце концов оказавшись совершенно нагой, Мей Вест – Екатерина II, решая попутно “государственные” дела, развлекается при этом на своем ложе со всеми являющимися к ней русскими вельможами и иностранными послами. Совершенно непристойный текст кое-ка связывает этот несложный сюжет
<…> над кассой театра, где шел “исторический” водевиль, неизменно висела табличка: “Аншлаг на весь год”. Билеты можно было достать только у дежурного полисмена, конечно, втридорога» (М. Калатозов. Лицо Голливуда, 1949).
Калатозов не мог не признавать могущество Голливуда, его высокую эффективность в производстве огромного числа фильмов и влияние на умы. По его мнению, послевоенная киноэкспансия США привела к удушению национальных кинематографов в ведущих до того момента культурных странах – Франции, Италии, Англии...
НЕ случайно, что именно Калатозов в 1946-м возглавил советскую делегацию на 1-м Каннском кинофестивале. Это было, по мнению Калатозова, чем-то вроде прямого столкновения советского и американского кинаматографов – за влияние в поствоенной Европе. Столкновения идеологий и художественных принципов.
В той борьбе победил Советский Союз, получивший в Канне восемь премий, в том числе «Премию мира». У США было три премии, и, когда вручали призы, делегация США демонстративно покинула зал. «Никогда еще Голливуд не представал перед миром в таком творческом убожестве, как на Каннском фестивале», - писал Калатозов и предлагал срочно решать вопрос о пропаганде советских идей за рубежом средствами кино.
Триумф в Канне
Ну а личным триумфом режиссёра стал фильм «Летят журавли» (1957) - первая из советских картин, получивших главный приз Каннского кинофестиваля – Золотую пальмовую ветвь. Ставшая классикой не только советского, но мирового кинематографа.
Фильм, снятый в соавторстве с выдающимся кинооператором Сергеем Урусевским, отличался новаторским киноязыком, который позволил создать проникновенное, драматичное, но и лиричное одновременно повествование о непростых судьбах людей в годы Великой Отечественной войны. Прежде о войне таким языком никто в мире не говорил.
В Европе картина произвела огромное впечатление. Он заставил Клода Лелуша заняться кино, а Пикассо после просмотра сказал, что «за последние сто лет не видел ничего подобного».
В 1964 уже сложившийся творческий тандем Михаила Калатозова и Сергея Урусевского отправился в Латинскую Америку. Спустя примерно 40 лет после путешествия Сергея Эйзенштейна и Эдуарда Тиссэ в Мексику советские кинематографисты уже нового поколения задумали снять фильм о борющемся за свободу народе. Замысел фильма был поистине эпическим – на экране разворачиваются события Кубинской революции. Сценарий для картины написал поэт Евгений Евтушенко.
«Я – Куба» – последний великий фильм Михаила Калатозова, поэтически осмысливающий события революции. Однако современниками он не был понят и принят – ни в СССР, ни на Кубе. Фильм практически забыли. Только в середине девяностых благодаря Фрэнсису Форду Копполе и Мартину Скорсезе, понимавших значение наследия, оставленного Калатозовым, картина была отреставрирована и возвращена зрителям. Так парадоксальным образом уже новый Голливуд расписался в своём преклонении пред советской школой кинематографии и одним из её выдающихся представителей.