Оттого ли, что начинался вечер, либо по той причине, что именно здесь произошло преступление, но в комнате было зябко и неуютно.
- Каждый раз, как только я об этом подумаю, у меня все вокруг начинает кружиться… Мне кажется, что я ничего не понимаю и никогда ничего не пойму. И вдруг картина становится ясной, четкой, как будто я вижу все собственными глазами…
Аля вытащила из сумки маленькую полупрозрачную коробочку, в которой лежала одна-единственная таблетка.
- Вот так было и в тот день. Такая же коробочка с таблеткой. Это новый препарат от простуды. Его нужно растворять в воде и пить. Девчонки в терапии дали. Эпидемия гриппа идет, а прививки я не делаю. Боюсь. Одна таблетка у меня тогда осталась. Одна, понимаете? И я эту коробочку с таблеткой положила вот сюда. Вот как сейчас кладу. На эту полочку. С этого края. Я всегда так делала. Можете у Киры спросить, она знает. У вас, наверное, вопрос – почему не в сумочке хранила? Да потому, что если таблетка не будет у меня на глазах, то я забуду ее принять. Забуду! А потом, потом…
А потом был поток слез, который мы еле-еле остановили. И внимательно слушали дальше Алин рассказ, прерываемый рыданиями. Прежде всего мы чуть ли не хором поинтересовались, что еще стояло на этой полочке. Оказалось, много всего. Была и похожая коробочка, но она стояла в некотором отдалении. Внимательности Али нельзя было позавидовать – она не могла сказать, что, например, на их полочке появилось нового – по сравнению, скажем, с предыдущим днем.
Итак, Аля поставила себе стакан, открыла бутылку с минеральной водой – ею она всегда запивала лекарства, но именно тогда в открытую дверь увидела, как прошла к себе старшая медсестра, и отправилась за ней, чтобы попросить себе таких же таблеток, а также и успокоительного. Проще говоря, чтобы не тратиться на лекарства в аптеке. А когда вернулась, то увидела, что стакан и часть минералки исчезли, а ее коробочка с таблеткой стоит довольно косо и дальше от края… И что-то ее при виде этой коробочки вообще смутило, только она никак не могла понять, что именно.
А далее события развивались таким образом. Аля взяла другой стакан, налила в него минеральной воды, открыла коробочку, бросила в воду таблетку и удивилась – вода не запузырилась, как обычно. Но осмыслить, почему, у нее не оказалось времени – в сестринскую вошла Кира, а потом вбежала Лина Георгиевна с перекошенным ртом, бормоча что-то про обморок с Аллюр, схватила стакан с водой, спросила: «Можно?» и, не дождавшись ответа, залпом опрокинула его в себя. И мгновенно упала, уже бездыханная. И у нее из кармана вылетели ключи от двери, ведущей на лестницу…
А дальше в отделении все загрохотало, затопало, захлопало, появилось много людей. Аля стояла как ватная и не могла сообразить, что же случилось… Ведь она приготовила это лечебное питье для себя! От простуды! Почему же это лекарство так подействовало на Лину? Аля тупо смотрела на уже пустую коробочку, продолжавшую стоять на полке, и вдруг заметила, что она не такая уж и прозрачная… То есть – стенки ее собственной коробочки были чисты как стеклышко. Эти же – как запотевшее стекло… К тому же ее коробочка была строго квадратной. А у этой две стороны – чуть длиннее других. Словом, прямоугольничек. В котором было невесть что, отправившее Лину на тот свет… И на котором, кстати, остались ее, Алины отпечатки пальцев… Срочно взять коробочку и стереть их? Но тогда следует надеть перчатки, а то останется еще больше отпечатков! Резиновых перчаток у них было хоть отбавляй, но Аля не решилась к ним прикоснуться – это сразу бросится всем в глаза. Вот если бы она готовилась к какой-то процедуре… Попался обыкновенный бинт. Стерильный. Пока все бегали туда-сюда, уносили Лину, она, прижав к себе бинтом коробочку, вытерла ее с четырех сторон, затем перевернула, прошлась бинтом по дну и по той стороне, которая касалась стены. И все это – одной рукой, не касаясь поверхности коробки пальцами. И успокоилась. А потом стала говорить и следователям, и во время вроде бы неофициальных бесед то, что мы уже знаем.
- А уж как я свою-то коробочку искала, вы не представляете! Она как сквозь землю провалилась!
- Да нет. Думаю, ее просто спрятали, - предположила Зоя Алексеевна.
- Как раз в это время Нина пришла со своим цементом. Меня так и подмывало спросить, не видела ли она моей коробочки…
- А что Нина делала с этим самым цементом?
- Да она его тогда несла из магазина. А потом, уже на следующий день, и в палате, и в туалете щели заделывала. Чтобы Альберту Валентиновичу не дуло. И в коридоре щели замазала. Видно, больных пожалела – там же курят некоторые. Кому удается проникнуть на лестницу. Ну, дверь-то туда обычно заперта. Была. Сейчас вот уже и не запирают ее. Но и курить теперь нельзя – штрафы большие учредили.
Зоя Алексеевна села за стол, положила перед собой листы бумаги, ручку – все это она захватила из дома, идя сюда, и стала рисовать очередную схему, уже во многом осмысленную нами.
- Вот здесь – две коробочки. В каждой – по одной таблетке. В этой, Алиной – лекарство от простуды, для профилактики гриппа. Я, кстати, знаю это лекарство, очень действенное. С виду – обычная белая таблетка. Так ведь, Аля?
- Да. Обычная.
- И на этой же полке – другая коробочка, и тоже с одной таблеткой. Предположительно – такой же, белой, мало отличающейся от Алиной. И эти две коробочки стоят почти рядом…
- А вот не стояли они рядом! Не стояли, - запротестовала вдруг Аля. – Я бы удивилась. А меня тогда на полке ничего не удивило. Единственное, что можно предположить – в какие-то роковые перед смертью Лины минуты, а, может, секунды что-то на этой полке искали. Сдвигали. И могли эти коробочки переставить.
- Аля, а вы долго были у старшей медсестры?
- Да уж не помню. Ну, во всяком случае, не минуту и не две. И мне кажется, что когда я шла обратно, то видела нашу сестру из перевязочной. Надо у нее спросить, не заходила ли она к нам в тот день. А сейчас спросить можно?
- Можно, если осторожно, - сыронизировали мы почти все вместе.
Зоя Алексеевна, узнав все координаты сестры из перевязочной, которые были обозначены тут же, на столе, под стеклом, позвонила этой женщине, рассказала ей о цели разговора и задала вопрос, на который мы все с нетерпением ждали ответа. Он тут же и последовал, а наша главная детективщица с удовольствием объявила, что эта медсестра тогда чуть ли не все на полке перевернула, отыскивая свой пластырь, который давала кому-то из медичек на время. Вот поди ж ты, угадай, что именно пластыри были тогда здесь в большом дефиците! И больных, приходящих на перевязки, просили приносить свои. А кто-то не принес, и перевязочная сестра кинулась в комнату своих коллег… Так коробочки – Алина и чья-то еще – оказались переставленными. Вернувшаяся Аля не увидела стакана со своей минеральной водой. Очевидно, его унесли. А поскольку Алла Юрьевна перед смертью пила именно минералку, то логично предположить, что это и был пропавший Алин стакан с минеральной водой. И… Взглядом, наверное, убить все-таки можно. Тем более, если предполагаемый убийца уверен, что в стакане – таблетка с ядом… Лина явно волновалась – не каждый день убиваешь человека, и руки, скорее всего, тряслись, и глаз был не таким острым, а эти коробочки так похожи друг на друга… И Алина безвредная таблетка полетела в стакан с водой, предназначенной для провинившейся в молодости Аллюр… Уверенная, что таблетка ядовита, Лина решила избавиться и от коробочки, на которой остались ее отпечатки пальцев. То есть – сначала, скорее всего, она побежала в палату к Альберту Валентиновичу – приводить в исполнение свой смертный приговор, а потом быстро избавилась от коробочки, и скорее всего, судя по выпавшим из кармана ключам, сделала это где-нибудь на боковой лестнице. Либо сначала было второе действие, затем первое. И после, зайдя в сестринскую, выпила стакан минеральной воды с чувством исполненного долга, не подозревая, что в стакане растворена ее собственная таблетка с ядом… Вот уж поистине – не рой другому яму, сам туда попадешь…
- Могла бы просто стереть с коробки свои пальчики, - заметила я. – Незачем было бы ее и прятать, тратить время. Всё ведь решали мгновения…
- Тут важен психологический момент, - начала Настя. – Лина издергана, измучена, она решилась на крайний шаг. А когда шаг – крайний, запомни это, писательница ты наша, то и поступки совершаются экстремальные, не всегда поддающиеся логике. Человек балансирует на краю обрыва. Он знает, что сам может сорваться и оказаться в пропасти. Она его незримо уже затягивает… Там и коробочку-то вытереть было невозможно – руки, уверена, ходуном ходили…
- Интересно, она спрятала коробочку до того, как отнесла Аллюр минералку, или после содеянного? – спросил только что подошедший на наше совещание Серженко.
- Думаю, после, - уверенно ответила Зоя Алексеевна. – То есть коробочку она сразу забрала с собой, в карман положила, скорее всего, а на обратном пути спрятала. Аля, а ведь у вас дверь была открыта - не помните, откуда она вбежала в сестринскую-то? Из палаты, так это вошла бы с правой стороны, а если с лестницы, так это почти напротив вас…
- О, господи! Да из коридора же, с той лестницы! Я вспомнила, что это меня еще тогда удивило. Подумала – чего она там делала-то? Ну, первая мысль – курила, хотя там курить было не в ее привычке. А уж дергалась-то как она! Смотреть было страшно!
- А пока она дергалась, Алечка приготовила ей прощальный напиток, - сыронизировала Настя.
Мы все на нее обрушились. Аля снова заплакала.
- Ну откуда, откуда же мне было знать, что это яд? Я ведь для себя все приготовила, сто раз вам говорила. И если бы она не вбежала, не выпила – я бы это сделала через минуту. Даже через секунду. И сейчас меня не было бы среди вас. Это бог меня спас за все страдания.
Мы молчали. Мы были с ней согласны. Рисунок Зои Алексеевны на столе, который она для наглядности расцветила фломастером, пестрел извилистыми линиями и был все еще во многом загадочен. Вопросы оставались. А так ли все было? И не покончила ли уважаемая Лина Георгиевна с собой, устав от бессмысленности существования? Факты говорили одно – Лина бросила в стакан с водой, предназначенной для Аллюр, Алину таблетку и потом спрятала Алину коробочку из-под лекарств. Наверное, она нечасто в жизни ошибалась и не привыкла сомневаться в своих действиях. А так ли уж одинаковы были те две таблетки – невинная, от простуды, и с ядом? И я, всегда ругая себя за подозрительность, все-таки волочу за собой тяжкую ношу-вопрос: кому была выгодна смерть Лины Георгиевны и кто теперь окажется владельцем прекрасной московской квартиры и прочего имущества, завещанного погибшей родителями Али? Ей и выгодна. Но, глядя на нее, измученную, явно постаревшую за эти дни, не могу я задать этого вопроса! Однако чувствую, что он прямо витает в воздухе. И она, Аля, это тоже чувствует. И потому лихорадочно ищет зацепки, чтобы мы ей поверили. Берет со стола схему, нарисованную Зоей Алексеевной, внимательно ее разглядывает и вдруг говорит, что надо найти свидетеля. Какого? Оказывается, того, кто мог видеть, как Лина прятала коробочку.
- Хм… Если она ее действительно прятала, - все-таки заметила я, не выдержала.
- Конечно, прятала! Иначе бы моя коробка не исчезла!
- Да у вас в сумочке – такая же. Может, это она и есть?
Ах, как я себя ругаю за несдержанность! Потому что всегда и всех подозреваю в плохих поступках. Иногда мне кажется, что и себе-то я верю с оглядкой.
Аля подошла ко мне близко-близко и тихо сказала:
- Я ту коробочку выбросить хотела. По одной причине. У нее края – порезаться можно! Как об нож. А у этой моей – смотрите, все нормально.
Да. Нормально. Так за чем же дело стало? И оно, это дело, не только в свидетеле, который мог видеть, как прятали коробочку. И кто прятал. Никакого свидетеля может и не быть. Надо найти саму коробочку. В коридоре так в коридоре! В день убийства обыскали все отделение – никаких коробочек! Значит, и правда что-то может скрывать лестница. Но там некуда ничего спрятать. Хотя… Там работала Нина. Довольно наблюдательная Нина. И она заделывала щели в стене. Замазывала их цементом. Может, она что-то заметила? Хотя если бы заметила, то давно бы сказала об этом. Но это же все просто. Стоит только позвонить Нине, и, возможно, все встанет на свои места.
Оказывается, такая мысль посетила не одну меня. Щели и цемент… Большие щели.
- Аля, а там могла поместиться коробочка? – спросила Зоя Алексеевна.
- Конечно, могла. Это я уж потом сообразила, когда Нина самые большие щели заделала.
Так - расколотить весь цемент в этом загадочном боковом коридоре, и все дела! Сразу увидим, что он там скрывает, какие коробочки. И я огласила свое предложение.
- Ага! Нина-то тогда только основные щели замазала, две-три. А потом, после нее, все остальные уже рабочие заделывали. Там этих дыр было – не счесть!
- Так ведь Нина может нам показать, над чем она трудилась тогда.
- Ты права, Наташа. И сейчас мы потревожим нашу молодоженку. Пусть летит к нам из своего гнездышка, - сказала Зоя Алексеевна.
У нее было очень довольное лицо. И я сделала вывод, что наша предводительница считает это сложное дело практически уже законченным.
Леонид Гаврилович Серженко попросил не гнать лошадей. Он доложил своему начальству, хоть и временному, ибо находился здесь в командировке, что удалось достичь частному детективному агентству в раскрытии запутанного дела. Там были довольны – наверняка думали, что будет висяк. Серж попросил коллег прибыть на место, а именно в хирургическое отделение, и документально оформить изъятие коробочки, если таковая действительно найдется. Все всё поняли. И пока все были довольны.
Зоя Алексеевна начала переговоры с Ниной, однако потом переключилась на ее сыночка. Разговор с ребенком нас всех заинтересовал. Особенно встрепенулась Аля.
- Когда Нина с цементом возилась, он тут крутился, ее Васенька! И он мог видеть…
Мог, конечно. Но мог и не видеть. Что ж, поживем – увидим!
На снимке - картина Петра Солдатова.
