Об этом в своем докладе на V Международной конференции «Мировое большинство в новых реалиях: региональное измерение» рассказал научный руководитель Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ, профессор департамента зарубежного регионоведения Тимофей Бордачев.
Начало интеграции в 1950-х — середине 1960-х годов, по мнению Тимофея Бордачева, стало попыткой европейских государств сохранить суверенитет в изменившихся после Второй мировой войны условиях, когда правящие элиты провалили решение задачи защиты суверенитета и частично или полностью (как Германия и Италия) утратили его в пользу США в рамках НАТО и трансатлантических отношений в целом.
Тем не менее, отметил эксперт НИУ ВШЭ, интеграция предполагала, что ключевые элементы суверенитета оставались прерогативой государств, а не союза, а первичные договоры, в том числе о создании Евросоюза, заключались по соглашению всех государств-участников. Интеграция развивалась благодаря расширению суверенитета по всем аспектам деятельности государств, кроме обеспечения безопасности, выведенной на трансатлантический уровень.
Европейцы так и не распространили сотрудничество на сферу безопасности, но одновременно укрепляли устойчивость Европы как сообщества. Ее основными элементами стали создание общего рынка, единой валюты, общей миграционной политики и размышления об общей внешней и оборонной политике. Наиболее решительным шагом стала попытка создания политического союза, предпринятая в 1990-е годы и продолжавшаяся в течение 20 лет. Она встретила сопротивление США и одновременно государств, стремившихся сохранить собственный суверенитет.
Из-за расширения ЕС на Восток, экономического кризиса 2008–2009 годов и отчасти пандемии ситуация изменилась. Включение в ЕС группы государств Восточной Европы, которые выстраивают свою внешнюю политику в глобальном контексте противостояния США и России, и борьба с кризисом привели к тому, что интеграция становится фактором внутренней дестабилизации Европы.
Совет ЕС, пояснил докладчик, получил право управления базовыми вопросами макроэкономической политики стран-участниц, произошло резкое укрепление суверенитета одних государств и ослабление суверенитета других. Среди первых оказались Германия и ее союзники, среди вторых — экономически слабые государства ЕС, особенно Южной Европы, сильнее других пострадавшие от кризиса. Далее произошли кризисы беженцев 2014–2015 годов, когда проблемы миграции, по мнению Тимофея Бордачева, решались странами-лидерами через волюнтаристское распределение квот, а не через межгосударственные соглашения, как ранее.
ЕС также ослабил выход Великобритании, а кризис, связанный с пандемией COVID-19, показал: в союзе действует механизм распределения помощи, работающий на основе фактического ограничения суверенитета части государств и привилегированного положения отдельных стран. При этом, уверен эксперт, не происходило укрепления общего суверенитета сообщества и его институтов, например Европейской комиссии, суда и Европарламента. Так, попытка сделать Европарламент более самостоятельным через избрание председателем представителя лидирующей партии была заблокирована Германией и Францией.
«В результате ЕС подошел к событиям 2022 года с ослабленным суверенитетом большинства стран (кроме Германии) и всего сообщества, атомизацией элит и граждан, усилением зависимости от более стабильных юрисдикций и суверенитетов, попаданием в зависимость от внешнего контекста, утратой контроля над своими действиями», — подытожил Тимофей Бордачев.
Какие выводы следуют из примера ЕС для мирового большинства? Суверенитет государств остается единственным способом сохранить независимость от более сильных юрисдикций, интеграция не работает как инструмент укрепления суверенитета, необходим поиск институтов поддержания баланса среди участников сотрудничества, опасность представляет реальное и формальное ограничение суверенитета, возникновение феномена лидерства.