Выставка-размышление о коллективном социальном теле в экспериментальном пространстве Музея AZ.
Когда: до 18 февраля
Где: AZ ART, ул. Маросейка, 11/4, стр. 1
Говорить про травматический опыт, не срываясь на крик и не умалчивая, сложно, но, как показывает Музей AZ, возможно. С осени здесь проходит цикл выставок «Системы мимикрии».
Название, с одной стороны, отсылает к защитному механизму различных организмов в ситуациях опасности и угрозы, с другой — намекает на подмену реального некой альтернативой. Так, одна эпоха может напоминать другую — история, как известно, предпочитает круги в своих маршрутах, поэтому в проектах «Системы мимикрии» картины художников советского нонконформизма выставлены рядом с работами современных авторов. В этих подчас неожиданных, эвристических соседствах обнаруживаются меткие рифмы, двойные и тройные смыслы, поразительное предвидение.
В первой выставке «Глаз видящий, всевидящий, невидящий» куратор цикла Александр Дашевский исследовал возможности зрения, феномен вынужденной и осознанной слепоты, парадигму надзора и слежения. В этот раз в центре его внимания оказалось тело.
Вся выставка располагается в одном зале, но, несмотря на камерность, проект получился концептуально и визуально насыщенным: здесь встретились работы 17 мастеров разных поколений. Учитывая, что речь идет о телесности, балом ожидаемо правит скульптура. Помимо привычных материалов — дерева, металла, камня, она решена в картоне, гипсе, бетоне и даже хлебе. Еще присутствуют точечные включения живописи, графики, фотографии и авторской техники поверх старого коврика.
Выкрас стен в глубокий красный иронично отсылает к масштабным музейным проектам и вызывает в памяти торжественные залы с царственными антиками. Но в этот раз на подиумах расположились руины руин: вместо величия — хрупкость, расщепленность и беззащитность. Драматизм подчеркивает филигранно выставленный теплый и холодный свет.
Экспозиция не имеет четкого деления — цикличность осмотра, доведенного до состояния обсессии, была и в предыдущем проекте «Мимикрии». И все же общее поле смыслов можно условно разделить на три части.
Сначала был миф. Миф про переход скульптуры в плоть — мраморная Галатея, ожившая под поцелуями своего создателя Пигмалиона, и обращение тела в твердь — жена Лота, ставшая соляным столпом. Так, на фотографиях Надежды Антышевой люди, теряя свою личность, представляют социальные типажи, в то время как скульптура, наоборот, индивидуализируется и очеловечивается. На картинах Елены Филаретовой то ли женщины, то ли куклы мерцают смутными пятнами, а у Елены Губановой прекрасные антики срезаются до состояния обмылка, жутко напоминая тела, утратившие свою комплектность.
Вторая часть повествует о жестком нарушении целостности, терзаниях и распаде тела. Это и образы инвалидности у Сидура, Красулина, Козина, и обрывочный переход виртуального в физическое у Селезнева, и тема насилия у Михайлова и Белого.
Кульминация — конструкция в центре зала, играющая роль реликвария. В ней собраны работы, напоминающие части некогда общего тела, ждущего трубного гласа, чтобы воскреснуть. Начинает этот нелегкий процесс «Проснувшаяся муза» Брускина: брутальный парафраз невинно спящей музы Бранкузи теперь свирепо таращит осоловелые глаза и угрожающе скалится на зрителя.
Поэтому третья часть концепции, предполагающая сращивание анатомированных фрагментов, оставляет в задумчивости. Каким будет новое тело культуры и общества после пересборки, пока, наверное, лучше не знать.