Продолжение. Начало 10.12.2023, 12.12.2023, 13.12.2023, 14.12.2023 г.
Подобные, в той или иной мере понятные и оправданные заимствования, привносились в отечественный лексикон довольно размеренно, успевали в нём осваиваться и адаптироваться не только в обиходном разговорном диапазоне, но и более или менее органично внедряясь в произведения литературы, находя своё определённое место в учебных программах и, в целом, общей самобытности и оригинальности русского языка, пусть даже и относительного, не нарушали, хотя некоторые тревожащие тенденции этого смысла и отмечались, как в профессиональном мире, так и в среде общественных деятелей, чиновничества и политиков, в том числе высокого уровня. Однако в последнее время русский язык, по всей видимости столкнулся с проблемами, которые требуют определённого, а может быть и пристального внимания. Это связано с массивным, если не беспрецедентным вторжением в отечественный язык, так называемых англицизмов. Термин, который в настоящее время широко используется, касается не просто внедряющейся в русский язык английской терминологии, а, в основном, тех новых и специфических баз, терминологических групп, которые объединяются по тому или иному признаку, виду деятельности, специфике общения в различного рода и типов группировках, в том числе, и нередко, в вариантах, которые правильнее по их сути относить к субкультурам. При более пристальном рассмотрении речь, в значительной части случаев идёт не только, и даже не столько о англицизмах, сколько о американизмах. Большая часть этих внедрений соотносится со сленгом и его вариантами. Сленг, понятие и обозначение, которое пришло к нам во второй половине прошлого столетия и быстро и довольно широко распространилось в определённой части населения, тяготеющей к красивой, «современной» и как им представляется, интеллигентной и престижной лексике, как относительно молодого, так и не особенно, в основном людей умственного труда. Обосновавшись в русском языке, оно изрядно потеснило термин «жаргон», заимствованный несколько ранее из французского. Отождествлять ли эти термины, жаргон и сленг, как и стоящие за ними понятия, вопрос открытый, и решаемый неоднозначно. В учебной литературе между ними обычно ставится знак равенства. Однако в специальных работах (Руденко М.Ю., Ласкова М.В. и Гудкова Т.А.) в которых обобщаются мнения многих компетентных и авторитетных учёных, указывается на то, что, хотя в целом достаточно убедительно обозначить принципиальную линию разграничения между жаргоном и сленгом особых оснований скорее всего нет, однако определённые акценты и нюансы в их наиболее общепринятых характеристиках можно пытаться обозначить. Наиболее признаваемые из них, но, наверное, всё-таки с определённой долей условности, следующие. Жаргон специфичнее, его пользователи представляют собой более закрытые сообщества, он хуже социализируется, становится приемлемым для широких слоёв населения, с неудовольствием воспринимается носителями действительно культурной традиции речи, людьми, уважительно относящимися к отечественной литературной классике, хорошо её знающими и с ней сроднившимися. Сленг легче находит пользователей, распространяется шире, не так «режет слух», особенно активно не отторгается, чаще и органичнее ассимилируется с современной литературой и речевой практикой. Последнее, как и проникновение в сложившийся русский язык и более традиционной, не жаргонной и не сленговой лексики в ряде случаев вполне оправдано и неизбежно. В быт из внешнего мира может приходить что-то новое, уже обросшее своей специальной терминологией, либо нарождается что-то отечественное, но с определёнными зарубежными аналогиями, из того или иного, не обязательно нынешнего времени и реальности, а, например, из мифологии или научной фантастики, также со своими, часто уже достаточно известными обозначениями. Притягивать, или изобретать что-то своё, только для того, чтобы сохранялось «исконное русскоязычие» по меньшей мере наивно. В этой связи можно вспомнить некоторые этого толка поползновения, которые были предприняты, но не получив общественной поддержки безрезультатно ушли в прошлое, и воспоминания о которых обычно вызывают улыбку. Например, это достаточно серьёзное и настойчивое предложение отказаться от слова галоши, имеющего французское происхождение - galoche, возможно заимствованное в России через немецкое galosche и заменить его более уместным по мнению людей, которые вошли в историю как славянофилы, настаивавших на справедливости и необходимости «возвращения к истокам», обозначением этого полезного и в определённые времена весьма распространённого и востребованного предмета гардероба на такое несколько курьезно воспринимаемое в современный период, и, наверное, и в пору, когда эта история происходила, обозначение как мокроступы. Слов, которые вошли в отечественный речевой обиход, как из английского, так и из многих-многих других языков в самые разные времена достаточно органично, много. Но серьёзного влияния на самостоятельность русского языка это не оказало и может быть в определённой мере было и вполне прогрессивным. Но то что происходит сейчас, наверное, можно рассматривать как явление, которое носит черты некоей экспансии. Убедительных доказательных оснований видеть здесь какой-то умысел, сознательную «рукотворность» происходящих процессов пока не находится, и, наверное, следует искать причины складывающегося положения дел в более прозаических обстоятельствах. В основном они очевидны, но определённого обсуждения всё-таки требуют. Во-первых, намного шире, и в иных чем прежде вариантах открылась страна. За рубеж в массовых порядках стали ездить простые люди, туристы, сотрудники туристических агентств и фирм, на временные работу, например, российские моряки, которые плавают сейчас едва ли не под всеми флагами мира, мелкие торговцы, предприниматели, работники сельского хозяйства, в том числе сезонные рабочие, гостиничного бизнеса, сферы питания. Выезжают и работают они в самых разных странах мира, в каждой из которых естественным образом существует свой язык для общения. Далеко не всегда это язык коренного населения. Есть немало стран, в которых последнего нет вообще, либо оно настолько непредставительно, что его лексическое присутствие практически не ощущается. Это либо малочисленные изоляты, либо глубоко ассимилированные, в том числе за счёт поколений смешанных браков, люди. Гаити, Доминиканская республика, это примеры стран, которые заселены практически исключительно потомками тех, кого судьба переселила в эти места обетованные из Африки, причём это изначально в основном разноплеменное, и, следовательно, разноязычное население. Иные регионы, например, Индия, Латинская Америка, другие прежде колониальные страны глубоко впитали в себя языки тех, кто прежде там господствовал и многое определял, например, организовывал в своих интересах обучение местного населения, насаждал свои религиозные практики и прочее. Соединённые Штаты Америки в целом англоязычная страна, но с определёнными проблемами, которые привносятся длительным совместным проживанием с другими народами, в том числе и иной расовой принадлежности. В европейских странах также достаточно мигрантов, существенная часть которых переехала туда из бывших их колоний, например, в Англию из Индии после её деколонизации. Переселения этого типа большой угрозы языкам бывших метрополий обычно не несли, потому, что стремились перебраться в бывшие господствующие державы в основном те, кто надеялся, что их там хорошо примут, им найдётся чем заняться, и в целом для них есть те или иные ниши, в которых они достаточно просто социализируются. Одним из условий этого было знание языка, которым эти люди обычно изучили в довольно приличных вариантах, выполняя на родине те или иные функции, которые этого требовали, например, работа в туземных администрациях, непосредственное обслуживание колониалистов, пребывание в местных военных формированиях. Совсем иное дело это современные волны миграции, когда люди, особо ничего не просчитывая просто бегут от войны, насилия, разрухи и голода туда, где от всего этого надеются укрыться и имеются шансы, что их там примут. Здесь вступает в действие нынешний европейский механизм квот, в котором вопросы владения теми или иными языками не учитываются. Во всех тех взаимодействиях, на которые указывается и в которых людям приходится между собой общаться, как бы к этому не относились стороны, происходят процессы смешивания языков в тех или иных пропорциях и вариантах. Известно также, что существует язык, который по факту уже достаточно давно, нравится это кому то, или нет, стал языком межнационального общения. Это английский. В этом своём качестве он особенно преуспел после второй мировой войны, когда по понятным причинам были потеснены другие, достаточно популярные прежде европейские языки, например, немецкий, и по существу беспрецедентно стала нарастать и приняла глобальный мировой уровень деловая экспансия англоязычных Соединённых Штатов Америки. Параллельно американским деньгам по свету стал растекаться и тот достаточно заметно модифицированный язык, который называется американским сленгом и который не совсем понятен и носителям традиционного английского языка. Проникая в разные страны, он сталкивается с местной лексической реальностью и что-то из неё черпает. Таким образом в мире в целом в последние времена происходят некие турбулентные процессы, в которых в принципе нет ничего особенно нового, за следующими исключениями. Это высокая их активность, напор и опять-таки глобальный характер. Всё это довольно быстро создаёт некую особую, отличную от более-менее хрестоматийного английского языка лексическую среду – довольно динамичный сленг для обыденного общения и, если позволительно использовать следующую формулировку – не самой высокой пробы. Английский язык пока ещё остаётся для него базой, но эти его позиции постепенно ослабевают. В первом приближении это та языковая реальность, носители которой становятся учителями для наших простых соотечественников в их перемещениях по миру. Изначально последние, за малым исключением, это люди, лишь немного знающие иностранные языки, что касается и того же английского, часто это только ограниченные языковые курсы непосредственно перед выездом, простенькое интернет обучение, либо надеющиеся на то, что для начала как-то объяснятся, а затем будут осваивать язык в ходе общения. На самом деле так и происходит, язык тем или иным образом становится доступным, но это нередко, как минимум, уже не совсем тот традиционный английский язык, на котором писали Чарльз Диккенс, сэр Артур Игнейшус Конан Дойл (Дойль), и скорее всего говорил Оливер Кромвель.
Продолжение следует.