Из печати вышло обновленное издание книги «История ГУЛАГа. 1918–1958» Галины Ивановой, доктора исторических наук, главного научного сотрудника Института российской истории РАН, замдиректора Музея истории ГУЛАГа. В монографии исследуется ГУЛАГ как социально-экономический и политико-правовой феномен советского государства. Книга предназначена для специалистов и всех, кого интересуют сложные неоднозначные страницы российской истории.
Публикуем отрывок из главы «ГУЛАГ — карательная система нового типа».
Летом 1933 г. по инициативе А.М. Горького 120 писателей из Москвы, Ленинграда, Украины, Белоруссии и Средней Азии совершили экскурсионную прогулку по только что построенному Беломорско-Балтийскому каналу им. Сталина. Не покидая палубы теплохода, они знакомились с гидротехническими сооружениями, а заодно и с их строителями — заключенными, с которыми на глазах у местного начальства завязывали «доверительные» беседы, перегнувшись при этом через борт судна.
Пресса с восторгом освещала поездку писателей. Газета «Литературный Ленинград» писала:
Весь этот маршрут таит в себе неисчерпаемый арсенал поэм, романов, повестей и пьес — о несгибаемой воле большевистской партии, о чекистах, умеющих не только карать, но и воспитывать, о людях, которые были искалечены капиталистической мясорубкой и которые переделывались большевиками, преображая сумрачную страну лесов и озер.
(ГУЛАГ в Карелии: сб. док. и материалов. 1930–1941. Петрозаводск, 1992)
На долю известных советских писателей — М. Горького, В. Катаева, А. Толстого, В. Шкловского, Н. Погодина и многих других выпала сложная задача — дать убедительное, авторитетное идеологическое обоснование карательной политики социалистического государства. Особенно сомнительной во всей этой истории была роль Горького. От него требовалось не просто оправдать применение принудительного труда, но как бы благословить само существование лагерной системы, что он и сделал. Классовая идеология не позволила «пролетарскому» писателю сказать правду о жизни советских заключенных.
В очерке «Правда социализма» Горький с подчеркнутой симпатией писал о ворах и бандитах, которых советская власть почитала героями лагерного строительства. Совсем иным было его отношение к интеллигенции.
«Полуграмотные люди видели, — замечал писатель, — что рядом с ними работают ученые старики и пожилые инженеры, враги рабочего класса, и видели, как эти умные, образованные люди — враги — превращаются в энергичнейших сотрудников рабочих».
Читая эти строки, невольно задаешься вопросами: где писательский дар предвидения? Почему художник слова не ужаснулся перед раскрывшейся бездной репрессий? Для чего нарядил в тогу «врагов» цвет русской интеллигенции? Трудно однозначно ответить на эти вопросы.
ОГПУ откровенно эксплуатировало авторитет Горького. После похвал, высказанных писателем в адрес строителей Беломорско-Балтийского канала, от него потребовали таких же славословий в адрес строителей канала Москва — Волга. 13 сентября 1934 г. A.M. Горький обратился с особым письмом к начальнику Дмитровского лагеря С.Г. Фирину. В своем обращении к заключенным писатель льстил подневольным строителям, осыпая похвалами их принудительный труд:
Мы начинаем понимать труд как избавителя от всех несчастий, глупостей, подлостей жизни, и мы стремимся сделать его легким, праздничным. Вы, создающие дело такой огромной важности, каков будет канал Москва — Волга, можете гордиться успехами вашей прекрасной работы, а я, верный товарищ всех людей честного труда, который изменяет мир, я горжусь и радуюсь, видя, как этот труд на счастье родины перевоспитывает вас.
Не только в работах советских авторов, но и в отдельных произведениях наших современников можно встретить попытки, иногда завуалированные, а подчас и явные, восхваления лагерного труда, признания его полезности и общественной целесообразности. Против любых поползновений героизации принудительного труда, в том числе и в лагерных мемуарах, категорически возражал замечательный русский писатель В.Т. Шаламов. Он считал вопрос об отношении к принудительному труду главным вопросом, который должен быть «делом чести и совести» для всякого пишущего о ГУЛАГе.
Можно ли славить физический труд из-под палки — палки вполне реальной, палки отнюдь не в переносном смысле как некий род тонкого духовного принуждения. Можно ли говорить о прелестях принудительного труда? И не есть ли восхваление такого труда худшее унижение человека, худший вид духовного растления? Лагерь может воспитать только отвращение к труду. Так и происходит в действительности. Никогда и нигде лагерь труду не учил. В лагерях нет ничего хуже, оскорбительнее смертельно-тяжелой физической подневольной работы. Нет ничего циничнее надписи, которая висит на фронтонах всех лагерных зон: “Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства”,
— таково мнение писателя, прошедшего все круги лагерного ада.
Формально исправительно-трудовые лагеря осуществляли свою деятельность на основании «Положения об исправительно-трудовых лагерях», принятого СНК СССР 7 апреля 1930 г. Этот документ представлял собой одну из самых трагических страниц в истории пенитенциарной политики Российского государства. Согласно Положению, в ИТЛ направлялись лица, приговоренные судом к лишению свободы на срок не ниже трех лет, а также лица, осужденные во внесудебном порядке постановлениями Коллегии или Особого совещания ОГПУ. Лагеря находились в ведении ОГПУ, которое руководило их деятельностью на основе внутриведомственных нормативных актов, утверждало организационную структуру и штатный состав работников каждого лагеря. Этот политический орган наделялся неограниченной властью над судьбами заключенных, которые, попав в сферу его полномочий, фактически выпадали из юрисдикции действующего законодательства.
«Положение об ИТЛ» классифицировало всех заключенных по трем категориям в зависимости от их социального положения и характера совершенного преступления. К первой категории относились заключенные из трудящихся (рабочие, крестьяне и служащие), пользовавшиеся до вынесения приговора избирательными правами, осужденные впервые на сроки не выше 5 лет и не за контрреволюционные преступления. Ко второй категории относились те же заключенные, но осужденные на сроки выше 5 лет. К третьей — все нетрудовые элементы и лица, осужденные за контрреволюционные преступления.
Документ устанавливал для заключенных три вида режима: первоначальный (наиболее жесткий), облегченный и льготный. Заключенные, переведенные после отбытия части срока наказания (для первой категории — полгода, для второй — год и для третьей — два года) на облегченный и льготный режим, имели право работать в учреждениях, проживать в общежитиях, выходить за пределы лагеря и даже занимать административно-хозяйственные должности в управлении лагерем и на производстве. Однако наряду с вводимыми правилами, Положение строго предписывало:
Нетрудовые элементы и лица, осужденные за контрреволюционные преступления, не могут занимать административно-хозяйственных должностей.
(СЗ СССР. 1930. № 22)
Из всех установленных в лагерях правил и запретов названное предписание нарушалось, пожалуй, чаще всего. Хронический недостаток кадров всех специальностей вынуждал лагерное начальство использовать на административно-технических и хозяйственных должностях, в том числе и в аппарате лагерных управлений, специалистов, осужденных, как правило, по контрреволюционным статьям Уголовного кодекса.
Заказать книгу «История ГУЛАГа. 1918–1958» с доставкой по России