1 (14) декабря – день рождения замечательного советского писателя Виктора Драгунского. О нем и пойдет сегодня речь. О нем и о его дочери, писательнице и драматурге Ксении Драгунской, тоже родившейся в декабре, 20-го числа. Собственно, и статью эту вызвало достаточно случайное прочтение одной из книжек Ксении Викторовны – сборника рассказов «Честные истории». С удовольствием ее прочитав, я захотел познакомиться с этой писательницей подробнее, ну и перечитать любимые с детства книги ее отца, чтобы затем попытаться представить в одной статье творчество таких близких, таких разных, но в чем-то самом главном очень схожих людей и писателей.
Да, именно, это очень разные и очень близкие друг другу писатели. Близкие и потому, что они - отец и дочь, но прежде всего потому, что оба видят мир глазами клоуна. По-разному видят, и миры их совсем не похожи, как не похожи и не близки их времена, да и клоунады их тоже разные, хоть и оба, так сказать, от рыжих ковёрных. И жизнь у них сложилась по-разному, и по-разному не сложилась. И тема - главная тема - у них одна и та же, только отец писал преимущественно о любви, а дочь пишет о нелюбви. И высот они достигли разных. Все это естественно, особенно если учесть, что дочери было всего шесть лет, когда умер отец, и, значит, его самого, его книги и его миры ей пришлось открывать самостоятельно, много лет спустя после того, как его не стало.
Повлиял ли мир и взгляд на мир Виктора Драгунского на Ксению Драгунскую? Конечно. Так же, как повлиял и продолжает влиять он на всех читателей, формируя - впрямую или подспудно - наше собственное отношение к времени и окружению. Но живем-то мы все-таки в другое время и в другом мире. И видим так, как можем видеть сами - как устроены. И Ксения Драгунская, талантливый писатель и совсем другой человеком, нежели ее отец, конечно, не продолжала его дело и не шла дальше по пути, проложенному отцом. Но – «своей колеей», как сказал бы Владимир Высоцкий.
Вообще, в литературе не существует династий в обычном понимании - таких династий, какие существуют среди рабочих, учителей, врачей. Писатель, настоящий писатель, не может и не должен продолжать дело своего предка: в настоящей литературе существуют приёмы, но не существует шаблонов. И если литератор пользуется шаблоном, пусть даже идеальным, пусть даже изготовленным его отцом, большим писателем такой литератор никогда не станет.
Итак, настоящий писатель все открывает сам, все придумывает сам, больше того - творчество своих прямых предшественников он зачастую напрочь отвергает, хотя и вырастает из него, как дерево из земли. Такое отрицание необходимо и естественно, в философии оно называется диалектикой, в жизни же - проблемой отцов и детей. Все так, но без отцов детей не бывает, и, значит, в самом свободном, самом самостоятельном и даже самом блудном сыне всегда живет его отвергнутый отец.
Ксения Драгунская, конечно, никогда не отвергала своего отца, но и литературного героя Дениску вряд ли смогла бы создать, да и не захотела бы. Во-первых, потому, что один Дениска уже есть, во-вторых, потому, что его больше нет. Ведь в мире и времени, в котором живет и пишет дочь Драгунского, правят бал совсем иные идеалы, где простодушие, а тем более прекраснодушие, в общем, свойственное писателю Виктору Драгунскому, шансов выжить не имеют. Читатели старшего поколения, вновь и вновь открывая книжки отца, могут сколько угодно ностальгировать по былым временам и идеалам, но жить-то им приходится в эпоху дочери.
Недаром герой повести Драгунского «Сегодня и ежедневно» говорит о том, что для него, клоуна, совершенно немыслим номер с топором в голове, тогда как для персонажей Ксении Драгунской, по крайней мере, в текстах, не обращенных непосредственно к детям, топор в голове, а то и покруче - копье в глазу, вполне естественны, даже и необходимы. Тут, однако, не дилемма «хорошо или плохо», а, скорее, вопрос органики. Как сказано у Андрея Вознесенского: «Какое время на дворе - таков мессия».
Да вот вам другой, самый простой и наглядный пример. Где проводит все свободное (и несвободное тоже) время Дениска Кораблев, главный герой Виктора Драгунского? Как где? Да на улице же, во дворе, вместе со своими закадычным дружком Мишкой Слоновым и другими соседскими ребятишками. Там, на улице, они строят космические корабли из старых бочек, гоняют на велосипедах, запускают воздушные шары, пинают мяч - словом, живут полной, насыщенной и куда более интересной, чем у взрослых, жизнью. И беспокойство родителей ограничивается, пожалуй, лишь тем, чтоб ребятишки не попали под автобус да выполнили домашнее задание.
А где проводят время герои Ксении Драгунской? В идеале - на даче, где они еще могут гулять с приятелями за калиткой, но по большей части - дома, ведь не осталось уже ни дворов, где все тебя знают, и ты знаешь всех, где соседские пенсионеры и приглядят за малышней, а то и отшлепают за проделки. Правда, остается еще пространство сказки, и его-то можно населить благожелательными взрослыми и благополучными детьми, говорящими деревьями и строгими директрисами школ, по этим деревьям с удовольствием лазающими, когда никто не видит, а также, конечно, котами и собаками, которых так любишь и которых в реальности никто не позволит тебе завести в городской квартире.
Впрочем, сказки сказками, а в реальности какими бы глазами ты ни смотрел на мир - глазами клоуна или глазами писателя, - если смотришь честно и внимательно, то и видишь не только то, что хотел бы увидеть, но и то, что есть на самом деле. Потому, как представляется, веселые и одновременно лирические и обращенные непосредственно к детям рассказы и сказки Ксении Драгунской (собранные в сборниках «Суп с котом», «Честные истории», «Целоваться запрещено» и др., по составу не слишком друг от друга отличающихся) - столь похожие и столь отличные от «Денискиных рассказов» Виктора Драгунского, где тоже всё - правда и всё - сказка, хотя бы уже оттого, что такой правды больше нет, - быстро сменяются (становятся) пьесами, или, лучше сказать, повестями в лицах («Пить, петь, плакать»). Да, их успешно ставят во множестве театров, однако при чтении глазами вещи эти кажутся все-таки прежде всего художественной прозой, а уж во вторую очередь драматургией. И пьесы эти, в которых всё - как есть (или, по крайней мере, как может быть), обрабатывают, как бы обволакивают драматургическими портьерами те же самые грустные анекдоты - слезинки рыжего клоуна, что лежат в основе рассказов и сказок, в которых всё не как есть, а как хочется, чтобы было.
Но и пьесы скоро сменяются вновь прозой, уже совсем не детской, хоть по-прежнему и написанной той же самой одинокой рыжей девочкой. И в сердцевине автобиографического, сложного по конструкции, филигранного по мастерству, интонационно гораздо более разнообразного, нежели рассказы и пьесы, романа «Заблуждение велосипеда» лежат всё они же - печальные анекдоты, слезинки - одинокой, нелюбимой, рыжей девочки - дочери клоуна и писателя, умершего, когда ей было шесть лет, но живого и сорок лет спустя, как оно и бывает, если не с настоящими клоунами, то уж точно - с большими писателями.
Юмористы ли Драгунские? Он - несомненно. Юмор отца добрый, мягкий и лишь чуть грустный. Юмор дочери, порой уходящий в сатиру, куда более трагичен, нежели комичен. Это, я бы сказал, другой вид юмора – от противного. Это смех нахальный, эпатажный, и в то же время внутренне лирический, и даже порой просто грустный. Он пронизывает все творчество Ксении Драгунской, в частности, в большом разнообразии представлен в сборнике рассказов «Честные истории». Да ,эти рассказы так же и веселы, и остроумна, и лиричны и человечны, как рассказы Виктора Драгунского. Но не только совершенно на них не похожи, а откровенно им противопоставлены. Может быть, своего Дениску она не создала - такого, чтоб пяток поколений считали этого мальчишку своим любимым литературным героем, чтоб читали и перечитывали без конца рассказы о похождениях этого мальчишки и в детстве, и в отрочестве, и в юности, и в зрелости, и в старости, и даже напоследок, чтобы уйти легко и с улыбкой... Хотя… создала ведь Ксюху, лирическую героиню, alter ego, ужасно похожую на саму себя - и совершенно другую.
В чудесных ее рассказах смех и слёзы с первой же страницы берутся за руки, как лучшие друзья или родные братья, и неудержимо - навзрыд и до колик - влекут нас в мир придуманный и невыдуманный, в мир, где жила и живёт самая смешная, милая и добрая девчонка Москвы. Может, поэтому, дабы совместить реальный и придуманные миры, новеллы эти неизменно заканчиваются прямым обращением к читателю. Примерно так, как заканчивается самый последний в книжке рассказ:
«Дружочек мой дорогой! Наверное, тебе часто говорят: "Ах, как ты вырос!" Или рассказывают какие-нибудь истории про то, как ты был совсем маленьким. И, наверное, тебе это уже здорово надоело. Но ты не сердись, потерпи. Постепенно это кончится. Даже совсем быстро.
Просто тех, кто помнит тебя маленьким, будет постепенно становиться всё меньше и меньше. А потом они и вовсе кончатся».
И это истинная правда – они кончатся, и в этом, наверное, и заключается самая главная тайна творчества - помнить и воскрешать тех, кто помнил тебя маленьким. Ксении Драгунской было всего шесть лет, когда умер автор «Денискиных рассказов». Сама она покинула этот мир в одночасье, пятидесяти пяти лет от роду. Но Ксюха ее остается с нами, как остается с нами Дениска ее отца. А коли так, то и сами они, Драгунские, написавшие немного, но по-настоящему.
Виктор Драгунский - в молодости артист и клоун – в литературе работал недолго, кажется, не больше десяти лет, ибо человеческая его жизнь была нелегка и протекала в самую трагическую эпоху.
Как и Ксения Драгунская, ее отец писал не только для детей, однако «взрослые» его повести – «Он упал на траву» и «Сегодня и ежедневно» - в принципе, предназначены для всех, особенно первая из них. Пожалуй, «лирико-оптимистическая трагедия» (если так можно определить этот текст) «Он упал на траву» в первую очередь нужна именно молодому читателю, ибо нужно же ему, внуку и правнуку, попытаться влезть в шкуру деда и прадеда, чтобы понять, откуда есть пошла его собственная жизнь. А пошла она с того, может, и странного в наше время, когда своя рубашка ближе к телу, подвига молодого советского интеллигента, который, будучи по нездоровью вчистую негоден к военной службе, в лихую годину записывается в ополчение, роет окопы вокруг Москвы, а потом - в открытом финале повести - вероятно, уходит на фронт. Он, этот славный, хромой паренек, брошенный возлюбленной - актрисой, тяжело переживающий свою - как ему по молодости кажется - несостоятельность, на самом-то деле уже состоялся, и не только потому что пережил нелюбовь, тяжкий, непосильный для него труд, гибель друзей. Он состоялся потому, что увидел жизнь и смерть своими глазами, выдержал их безжалостность и бессмысленность, понял их правду и неправду и сделал единственно возможный для настоящего человека выбор. Тогда этот выбор был предопределен - служить народу головой и кровью.
Герой повести «Сегодня и ежедневно», кстати, рыжий клоун в цирке, живет в иные времена, но выбор предстоит сделать и ему. Это не выбор между «быть» или «не быть», однако, по-своему, не менее трудный. Это выбор между «служить» и «не служить», выбор между «быть как все» и «быть самим собой». Это еще не категорическое солженицынское «жить не по лжи», но, по крайней мере, девиз «не лги самому себе». Да, не лгать, даже хотя бы самому себе, получается не всегда, но если получается в самых главных случаях - это большая человеческая победа. Увы, иногда твоя большая победа над собой оборачивается несчастьем для твоих ближних, и триумфальных празднеств в этой вечной войне совести с бесами быта не бывает и быть не может, но победы (даже если они печальны) все-таки возможны. И к ним нельзя не стремиться, даже понимая, что тебе предстоит роковой выбор между совестью и благополучием, даже счастьем...
«Взрослые» рассказы Виктора Драгунского, составляющие наряду с повестью «Сегодня и ежедневно» сборник «Разноцветные рассказы», за исключением двух-трех по-настоящему удачных и потому ставших впоследствии замечательными фильмами («Волшебная сила искусства»), сегодня, пожалуй, устарели, слегка отдают архивной пылью. Это, преимущественно, сатирические тексты, какие в разгар советского времени любили печатать в журнале «Крокодил». Несмотря на то, что рассказывают они о вечных человеческих грехах - корыстолюбии, воровстве, взяточничестве, накопительстве - сегодня, когда корыстолюбие из греха непонятным манером превратилось в достоинство аж на государственном уровне, а взяточничество выросло до масштабов коррупции, мелкотравчатые воришки и «несуны» Драгунского вызывают у читателя не смех и не гнев, а разве лишь саркастическую усмешку и сожаление по тем, «почти былинным» временам.
И, конечно, главное и лучшее из того, что написал Драгунский, это «Денискины рассказы» - маленькие, законченные и навсегда незавершенные, ведь детство каждого из нас уходит быстро, но не кончается никогда, пока не кончается наше дыхание, неизменно интересные, прозорливые, весёлые и с непременной грустинкой истории про обычного московского героического мальчишку. Обычный он потому, что такой, как все, а героический потому, что мало кто способен жить так радостно, открыто и честно, так много любить и никогда никого не предавать, так не уметь врать и так громко петь, и так отчаянно веселиться, и так не любить грустить, и совершать так много добрых дел, хотя и не специально, даже и не помышляя о том.
Он потому и будет всегда с нами, этот Дениска, что теперь, в закрытом, запертом, затхлом мире, где все друг друга побаиваются и никто никому не доверяет, нынче, говорю, он стал не таким, как были все ребятишки 60 - 70-х, обычным московским школьником, ну, пусть не как все, а таким, как должны быть все, - он нынче стал таким, как все любимые литературные герои - как д’Артаньян, что ли, или как герои каверинских «Двух капитанов»... Но при этом, хотя бы для нас, его сверстников или младших братьев, остался просто соседским парнишкой, просто славным парнем, а не Робин Гудом.
Интересно, что веселых фильмов о приключениях Дениски Кораблева снято немало, а по большому счету хорошего, под стать рассказам – почти и нет. Почему? Потому, вероятно, что все самое главное - та самая слезинка рыжего клоуна, отчаянно смешащего народ, - в этих коротких, как ранние чеховские, рассказах, спрятана в слове, фразе, в интонации, которую передать на языке другого искусства невозможно. Можно только пересочинить по-своему, но для этого надо быть Драгунским в кино или в театре. Даже не Драгунской, а именно Драгунским, им самим, Виктором Юзефовичем, единственным и неповторимым.
И Ксения Викторовна Драгунская, потерявшая отца в шестилетнем возрасте и полвека в своем творчестве ежедневно его разыскивавшая, понимала это как никто другой. Ведь они же оба - клоуны, оба - рыжие.
И оба - настоящие писатели. Отец и дочь Драгунские.
Может быть, кому-то не понравится то обстоятельство, что я не стал здесь рассказывать биографию Виктора Юзефовича, как не стал подвергать сколько-нибудь глубокому анализу творчество Ксении Викторовны. Мне показалось интереснее не повторять написанное в другими критиками в предисловиях к книжкам писателей или цитировать «Википедию», а дать вместо того как бы общий набросок сравнительной характеристики этих авторов. Читателю судить, получилось ли у меня для него интересно и полезно.
© Виктор Распопин
Иллюстративный материал из общедоступных сетевых ресурсов,
не содержащих указаний на ограничение для их заимствования.
