Отрывок из книги Владимира Мукусева "Черная папка"
...Однажды ко мне в гости в радиостудию "Эхо Петербурга" пришел Андрей Константинов, писатель и журналист, автор многих книг и сценариев к телевизионным сериалам. У нас в стране его хорошо знали как создателя знаменитого «Бандитского Петербурга», но деятельность его была куда многограннее, нежели просто писательство или продюсирование. В частности, в ту пору, как и сегодня, помимо всего прочего, он руководил в городе на Неве «Агентством журналистских расследований». Отмечу к слову, что сейчас он также является председателем Санкт-Петербургского Союза журналистов.
Обычное, короткое интервью в студии быстро переросло у нас с Константиновым в неподдельный человеческий интерес друг к другу, а мимолетное, чисто профессиональное знакомство — в дружбу. Однажды я рассказал ему о своем многолетнем расследовании дела Ногина и Куринного. Андрей выслушал меня, попыхивая сигаретой, поразмышлял о чем-то с минуту, и в конце концов задумчиво проговорил: — Знаешь что? Приходи завтра ко мне в агентство. Давай посмотрим, что тут можно сделать. Если не получилось с политиками, дипломатами, спецслужбами, СМИ… тогда, может быть, удастся зайти с другой стороны? Я тогда еще и представить себе не мог, о какой такой «другой стороне» он говорит. А речь, между тем, шла о художественном осмыслении трагической истории Ногина и Куринного, о создании литературного сюжета, который смог бы, в интересной и понятной форме, рассказать тысячам людей о том, что случилось под Костайницей 1 сентября 1991 года. Ведь на самом деле история эта изобиловала и яркими деталями, и детективными поворотами сюжета, и потенциалом готового триллера; если отвлечься от трагического личного восприятия дела, то она вполне могла стать основой для напряжённого литературного, а потом, может быть, и киноповествования. Впрочем, сначала мысль превратить реальную трагедию в роман показалась мне неправильной, дикой и даже кощунственной. Но, чем больше я размышлял об этом, тем больше понимал: это — лучший способ сделать полузабытую историю достоянием гласности. В конце концов, думал я, чем больше наших сограждан узнает об исчезновении Вити и Гены, тем больше шансов, что власть возьмется, в конце концов, за дело и выяснит правду о гибели наших журналистов… Так впервые родился замысел художественной книги, посвященной событиям в бывшей Югославии, которая вышла в свет уже год спустя, в 2002‑м. А тогда, в 2001‑м, все началось с того, что я приехал к Ан-дрею Константинову в Агентство журналистских расследований, на улицу Зодчего Росси. Мы просидели с ним часов пять; он «вытаскивал» из меня воспоминание за воспоминанием, факт за фактом, одно имя за другим. Его интересовали не только реальные события, но и предположения, эмоции, крохотные детали, нюансы впечатлений… Потом были еще встречи; к работе подключился соавтор Константинова, Александр Новиков, вместе с которым они написали немало книг. Ребята попросили подвезти им все документы, которыми я на тот момент располагал, и я поделился с ними содержимым моей черной папки. Несколько месяцев подряд наше общение было очень плотным. Все, что я знал, стало достоянием моих соавторов. Затем наступила некоторая пауза. Но в один по-настоящему прекрасный день раздался телефонный звонок, и я услышал голос Саши Новикова: «Володь, приезжай, у нас для тебя сюрприз!..» Даже не видя собеседника, я понял, что он улыбается; улыбка эта бежала по проводам так же явственно и бесспорно, как электрический ток.
Я помчался в агентство, бросив все дела, и торопливость моя оказалась не напрасной: уже в этот день я смог взять в руки новенький, еще пахнувший типографской краской пилотный экземпляр романа «Изменник».
Конечно, эта книга — лишь додуманная, художественная версия всего, что произошло 1 сентября 1991 года на дороге под Костайницей. Намеренно «подправленные» фамилии героев (например, Ножкин, Курнев, Мукусеев и телепрограмма «Взор»), сами по себе говорящие об условности текста, — конечно же, самая малая из вольностей, допущенных при пересказе событий. Между реальными фактами и людьми, с одной стороны, и их литературным воплощением — с другой, невозможно поставить знак равенства. Но в тот момент меня это не смущало. Мне было важно, что история трагического исчезновения наших коллег стала известна и интересна многим читателям; что о югославской трагедии вновь вспомнили и заговорили. И, хотя тела Виктора Ногина и Геннадия Куринного по-прежнему лежали где-то в безвестности, в чужой земле, памятник им уже появился. Это был первый, пусть литературный, но все же памятник Вите и Гене, напоминающий об их судьбе. И даже больше того — о судьбе всех журналистов, пропавших в горячих точках, погибших, но сумевших до конца выполнить свой профессиональный долг.
«Новая газета», быстрее всех других средств массовой информации откликнувшаяся на появление книги, провела в Санкт-Петербурге ее презентацию. В материале, посвященном выходу «Изменника» (15 октября 2002 года), его автор Николай Донсков писал: «Предназначение журналиста — нести людям правду. У него весь мир на ладони. Но при этом журналист — еще и обнаженный нерв. Людские и вселенские трагедии резонируют, усиливаются в его душе. Где грань между потрясениями и его личной болью?.. Название книги — «Изменник» — это ведь о нашем брате-журналисте сказано. В том смысле, что в стремлении донести до читателя правду нередко приходится идти против господствующего общественного мнения и «государственных интересов», которые на самом деле являются интересами лиц, стоящих у власти. Название — обманка, ибо имеет не привычный нам смысл, а взятый из сербского языка, где это слово означает: реформатор - человек, делающий жизнь лучше».
Книга разошлась довольно быстро и была неоднократно переиздана. Теперь не только специалисты, но и люди, далекие от политики, журналистики или дипломатии, узнали об исчезновении Ногина и Куринного и о той трагедии, которую пережили и продолжали переживать их семьи. Однако официальное расследование, широкое и независимое, так и не было возобновлено. К этому времени я успел уже написать несколько писем новому Президенту страны
В. В. Путину, пытаясь обратить его внимание на судьбу пропавших телекорреспондентов, однако ответа от него так и не дождался. Замечу здесь, что этот политик оказался единственным главой нашей страны, который ни разу не отреагировал, хотя бы формально, на мои обращения. Из канцелярии
Б. Н. Ельцина, не выполнившего мою просьбу о создании новой комиссии по расследованию дела, все же поступали официальные ответы. Д. А. Медведев, которому я также направлял послание, откликнулся сообщением о том, что мое письмо «принято к сведению»… И только Путин (хотя я обращался к нему не только как к президенту, но и как к бывшему сотруднику Госбезопасности — службы, много сделавшей для розыска Ногина и Куринного) сохранил полное молчание. По-видимому, масштаб гуманитарной катастрофы, напрямую касающейся всего нескольких человек, показался ему недостаточно серьезным.