Привет всем на канале Птица-муха!
Вот вам ещё сказка от деда Митрофана.
Учебный год подходил к концу, Стёпка, Дашкин сынишка, заканчивал первый класс. Он как раз шёл из школы, а дед Митрофан выходил из магазина после приятной беседы с продавщицей Зиночкой. Там они и встретились. Стёпка был явно не в настроении.
– Здарова, Стёпка! – первым поздоровался дед Митрофан. – Ого! А чаво энта у тибе? Фингал?
– Фингал, – вздохнув сказал Стёпка.
– А чаво случиласи? Подралси с кем, чи не?
– Ага, подрался. С Борькой Буровым.
– А чаво ни поделили?
– А он учительнице наврал, что я матерился. А я не матерился! Это он мне мстит, потому что я вместо него стал командиром октябрятского звена. А я виноват, если меня назначили?
– О как! Значитьси, подсидел ты Борьку, Стёпка?
– Не подсиживал я! Он сам виноват.
– Энта не важна, сам – не сам. Важна, что энта он тибе сичас будить оговаривать, чтобы и тибе из командирав попёрли. Я таких деятелев знаю. Да и ты, наверна, знаишь. Никаку сказку не напоминаить?
– Не-а.
– Ну, ты чаво? Конька-горбунька не читал что ли?
– Ф-у-у! Стихи. Не стал читать. Не люблю стихи.
– Здря. Дельна сказка. Хочишь я тибе не стихами перскажу?
– Хочу.
– Ну, тады давай до маёй лавки дойдём, посидим, и я расскажу.
– Ну, слухай, Стёпка сюды, – сказал дед, садясь на лавку. – В некатарам царстве-государстве жил мужик и евойные три сына: Данила, Гаврила да Иван.
– Дурак?
– Чаво?
– Иван-дурак?
– Вроде да, хотя так сразу и не скажишь. Вота. И повадилси кто-то у их пшаницу жрать. Жрёть и жрёть, жрёть и жрёть, как ни в сибе, качарыжку ему в рот. Решили, значитьси, они зладея излавить. Превы два сына ево проваронили, а младшанькай спаймал. Энта оказаласи кабылица. И как взмалиласи энта кабылица, мол, отпусти мине, добрай человек, а я тибе завтри двух сынков сваих на службу приведу. Хочишь, продай их, озолатишьси хоть чутка. Ну, Ванька и согласилси.
Вота. Приводить она ему на завтри двух жеребцов. Один – красавиц с гриваю из чистава золата, копыты с брульянтав, жемчугами обсыпаны, а второй – чёрти чаво, а сбоку бантик. Верблюд карликавай – не верблюд, осёл – не осёл, и росточкам чуть выше маво борова в холке.
– Не серчай, – говарить кабыла. – Ты на мине, Ваня. Такой уж он у мине уродилси. Папаня евойнай дурачком был. Но ты не гляди, дюжа он у мине шустрай оказлси. Ты ево не продавай, у сибе оставь. Он тибе ещё не одну службу справить. Тот так и сделал. А братья Ванины дюжа завистливы были.
Украли у ево чудо-жеребца и загнали по спекулятивнай цене на царскай двор. А жеребец дюжа горячай был. Конюх с им не справляицца. Тута и пошёл слух, что царь тамашний клич кинул, мол, кто с чудо-конём справицца, всю жиздню будить в дорогих кафтанах ходить и есть с золотой тарелки.
Вот Ваня и пошёл к царю за сваим жеребцом-красавцам ухаживать. Сел на сваво непутёвава конька и поехал во дворец. Едуть, едуть. Чаво тако? Вроде сено в поле горить, полыхаить. Подъехали поближе, а энта перо жар-птицы лежить, сияить. Ванька ево хвать – и за пазуху. А конёк как взбрыкнёть, как крикнить человечьим голосам, мол, брось, где взял, не то беда будить! А Ваня ему дулю вывернул, мол, будуть тута надо мной всяки говорящи ослы камандавать, туды её через карамыслу! И не послухалси конька-горбунька.
Значитьси, приехали они к царю. Тот, как увидал, что Иван с горячим чудо-жеребцом на раз справляицца, так и дал пинка стараму конюху, а Ивана взял на службу, выдал ему золату тарелку, дорогой наряд, мол, вота, чаво обещалси бери и дуй, Иван, на конюшню, навоз гребсти.
А старай конюх начал за Иванам следить, мол, всё равно, чаво-нибудь не так сделаить, дурак же. А я, мол, царю докладу, тот и попрёть ево. Ещё и золота тарелка достанитьси.
А тута как-то решил Иван-дурак, качарыжку ему в рот, полюбоватьси сваим пером жарптицыным. Старай конюх увидал, да и стащил у ево, пока тот спал. Стащил – и к царю.
Мол, гляди, чаво у энтава Ивана-дурака есть. Он вабще хвастаить, что цельну жар-птицу тибе во дворец припереть можить. Во, как обозлилси, что он ево подсидел. А ты, Стёпка, говоришь – материлси. Энта ещё ничаво.
Царь, как услыхал про жар-птицу, так сразу Ивана до сибе и призвал. Говарить, мол, хвасталси, так ступай и без её не возвращайси, а то на кол посажу! А тибе, Стёпка, чаво учитильша сделала?
– Двойку за поведение поставила и в дневнике замечание написала. Теперь от мамки достанется.
– Ну, на кол она тибе садить не будить, ремнём она тибе не бьёть, ну, можа, в угол минут на десить поставить. Не развалишси, постоишь. Вота. Приходить Иван до сваво конька-горбунька и жалитьси на царя. Мол, где я ему, душегубцу, жар-птицу найду? Мол, не найду, грозитьси на кол посадить. А ему конёк-горбунёк отвечаить, мол, ой, делов-то, как два пальца… ой, как нечава делать, враз ему доставим, мол, тольки если меня ослом говарящим больша обзывать не будишь и слушатьси будишь. Ну, куды Ивану-дураку деватьси, пришлоси обещатьси.
Ну и научил горбунёк ево, как жар-птицу излавить. Поехали они на поляну, Ваня поставил корыто, туды самогонки налил, сам рядышкам в травке спряталси, лежить, не отсвечиваить. Туды-сюды, прилетають, значитьси, жар-птицы. А одна из них выпить не дура была, что наш дед Григорий, как кинуласи, морду в энту самогонку сунула, пшик и сгорела вся.
А пока втора, непьюща, на энто дело пялиласи, Иван её кафтанам и изловил и до царя припёр. Царь радаваитьси, Ваню хвалить, а старай конюх, качарыжку ему в рот, на гав&но исходить. А энта жар-птица, как об пол грохнитьси и превратиласи в Царь-девицу.
Старай царь, как её увидал,так умом и поехал. Мол, жанюси и всё тута. А Ваня на её смотрить, чаво он в ей нашёл? Бледна, как поганка, худюща, одни маслы торчать, и задарам така не сгодиласи бы. А девица энта у виска пальцам царю крутить, мол, чаво болтаишь-то, какой жанюси? Тибе лет скольки? А мине пятнадцать, пасодють тибе, дурня старава.
Да и вообче я за такова старика замуж ни жалаю. А царь её уговариваить и так, и сяк, мол, чаво капризничаишь, тибе мине не варить же, да и сама чай не красавца, чаво-то я за табой очередь с жанихов не наблюдаю. А та ни в каку! Мол, омолодиси сперва, а патома жанись на мине, скольки угодна, а так я кричать буду и всем расскажу, что несовершенналетняя, ни один сельсовет не распишить.
А царь и спрашиваить, мол, да как жа я омоладюси-то? Где энта видана? А она ему, мол, ставь три котла. Один с молоком толька что скипячённым, второй – с ключевой водой кипящай, а третий с водой студёнай. Скупайси в их поочерёдна – и омолодишьси.
Царь ей и говарить, мол, а ты в сваём уме, лахудра? Я жа сварюси! А она ему – не сваришьси! А тута как раз старай конюх, ну тот, котораму дюже насолить Ивану хочитьси, царя и науськал. Мол, ты, кочарыжку тибе в рот, на Ваньке сперва спытай! Ежели ни сваритьси, то апасля ево и прыгай.
Ну, думаить Иван, вота же – чучундра на мою голаву! Придумала же, как от замужества отмазатьси. А я тута при чём? И говарить царю, мол, идити вы лесам, маладажёны. Вам нада, вы и прыгайти по котлам. А царь одно – на кол посажу.
Ну, чаво делать? Нада прыгать. Тольки оттолкнулси, чтобы прыгнуть, а конёк-горбунёк к котлу с молоком кипящщим подбежал и как плюнить в ево, апосля в котёл с кипятком. Из первава котла Иван – во второй, из второва – в третий. А уж из третива вылез, ну, пряма, царевич. Красавиц! Царь поглядел на всё энта, да как сиганёть в котёл с кипятком и всё! Сварилси, туды ево через карамыслу.
А энта прохиндейка и говарить, мол, типреча я буду вашай царицай. Всё одно бы скора помер, а я по праву наследница. Хотел жа на мине жанитьси. А ты, Иван, будишь моим мужам. А Иван ей, мол, ага, сичас, тольки шнурки поглажу, а то дюжа мяты. Я типерича такой красавец, что люба девка за мине пойдёть, нужна ты мине больно, туды её в качелю. А ежели хочишь за мине замуж, прыгай сама в котлы, можа хочь похорошеишь чутка, можа хочь мясо на кости нарастёть.
А она ему, мол, не буду прыгать в котлы, в их твой осёл наплевал. Упёрласи, значитьси. И Иван упёрси, мол, не возьму таку, костями у мине под ухом греметь. А тута конёк-горбунёк ему, дураку, на ухо шепчить, мол, соглашайси, дебил, царём же будишь! Откормишь её до размерав, каких захочишь. Ни век же тибе со мной в конюшни жить!
Тут-то до Ивана и дошло! Правда же, царём будить! Ладна, говарить он девахе, тольки, мол, жрать ты у мине на первых порах за пятерых будишь! Так, Стёпка, Иван-дурак и стал царём.
– А старый конюх?
– Чаво старай конюх?
– Его снова на работу взяли?
– Зачем? На кол посадили, чтобы не гадил! Вот так, Стёпка, и подсидели, и на кол посадили! А потаму, как заразай не нада быть, туды её в качелю!
Спасибо, что прочитали.
Все материалы канала можно посмотреть здесь.
Весь дед Митрофан здесь.
Заходите на мой телеграм канал там тоже интересно.