Учебная практика в Саблино, часть 4, Владимир Кирьянов

Учебная практика в Саблино

Историческая справка:
Саблино (ныне поселок Ульяновка,  переименованный  в 1922 году, за два года до смерти В. И. Ленина, по просьбе местных жителей) расположено в 40 километрах к юго-востоку от Санкт-Петербурга.  С Саблино связаны имена князя Александра Невского (здесь останавливался он в 1240 году перед битвой со шведами). Здесь находилась «Пустынька» – имение графа А.К.Толстого, писателя, поэта, драматурга, историка. Сюда приезжали Тургенев, Фет, Гончаров, Полонский, Владимир Соловьёв. Но самое привлекательное в Саблино – это глубокие каньоны рек Саблинки и Тосны, крупнейшие в области (до трёх метров высоты) водопады, красивые скалы известняков и песчаников, целебные глины, прекрасные луговые цветы, заповедный лес и, конечно же, Саблинские пещеры.
Именно у слияния рек Саблинки и Тосны, с 1920 по 1925 г. г. располагалась учебная станция географического факультета Ленинградского университета. По инициативе академика А. Е. Ферсмана и профессора Я. С. Эдельштейна было использовано имение знатного рода Кейзерлингов под общежитие для студентов. Имение находилось на правом берегу р. Саблинки, у водопада. В 1925 году учебная станция была переведена от места слияния двух рек на 1150 м. выше по течению р. Тосны, где она располагается и сегодня.
Организация Саблинского учебно-научного полигона связана с деятельностью Географического института. Это уникальное учебное и научное учреждение было создано в 1918 г. на основе Высших географических курсов, а в 1925 г. включено в состав географического факультета Ленинградского университета. Полевые практические занятия рассматривались как основа для будущего участия студентов в научных и производственных экспедициях. С этой целью был введен третий, летний семестр (триместр), насыщенный полевыми учебными практиками. Читался даже курс техники путешествий и полевых исследований.
Первая полевая учебная практика была проведена с июля по сентябрь 1919 г. на временной базе в районе г. Павловска, а летом 1920 г. полевая практика проводилась уже на временной базе в окрестностях ст. Саблино. При выборе места практики в этом районе был учтен опыт предшествующих многолетних исследований окрестностей Петрограда. Приведем высказывание Ф. Странгвайса, относящееся к 1830 г.: «Из числа, всех речек в Санкт-Петербургских окрестностях отличается романтическая Тосна. Берега ее представляют живописную картину. Ботанику - прелестные цветы и редкие растения, геологу - совершенные образцы органических остатков и поучительные разрезы устилок... Желаю обратить на сей предмет внимание того путешественника, который после меня посетит сии места».
Успешное проведение практики способствовало решению Совета института о превращении Саблинской станции в постоянно действующую. В1921 г. на полигоне первокурсники проходили практики (продолжительностью от 8 до 20 дней) по геологии, геоморфологии и почвоведению, ботанике и зоологии, не инструментальной метеорологии, фотографии и рисованию. Проводились практики по ботанической географии, топографии (с мензульной съемкой в течение 1 месяца), метеорологии (включая инструментальные наблюдения), геоморфологии (маршрутная и площадная съемка, дальние экскурсии по востоку Петроградской губернии). По воспоминаниям К. К. Маркова, И. И. Бабкова и других, особой популярностью пользовалась геоморфологическая практика. В 1925 г. станция, как одно из подразделений Географического института, вошла в состав Ленинградского университета и стала учебно-научной базой географического факультета ЛГУ. В дальнейшем, кроме студентов-географов, Саблинской базой стали пользоваться также геологи, геофизики и биологи ЛГУ.
В конце 1930-х гг.. учебно-научная станция в Саблино достигла своего расцвета, здесь имелся постоянный штат обслуживающего персонала (23 человека) и научных сотрудников (19 человек), не считая преподавателей, проводивших учебную практики. В этот период база принимала до 500-600 студентов.
После войны первая практика на полигоне состоялась уже летом 1945 г. Кафедры факультета пересмотрели и уточнили программы практик по 8 дисциплинам (топография, геология, геоморфология, ботаническая география, почвоведение, метеорология, гидрология, фотография); были составлены новые методические руководства.
В настоящее время практика в Саблино проводится по перечисленным выше дисциплинам (кроме фотографии) со студентами I курса дневного и вечернего отделений, а также со студентами-заочниками II курса. Кроме того, студенты кафедр гидрологии суши и картографии проходят здесь специальную практику. По-прежнему базой пользуются геологи, биологи и почвоведы С.-Петербургского университета. Пропускная способность базы сократилась до 250 человек.
Из студентов, прошедших на берегах Тосны школу полевых исследований и сделавших здесь свои первые научные открытия, можно назвать И. П. Герасимова, С. В. Калесника, К. К. Маркова, И. И. Бабкова, Я. Я. Гаккеля, А. И. Дзенс-Литовского, М. Н. Карбасникова, И. И. Краснова, Н. И. Маккавеева, З. А. Сваричевскую, Н. Н. Соколова и многих других, ставших впоследствии видными учеными-географами. Почти все преподаватели и научные сотрудники нынешних факультета географии и геоэкологии и НИИ географии СПбГУ прошли практики в Саблино.
(Отрывок из статьи - "Роль Учебно-Научных станций в географическом образовании" Г. А. Исаченко, Т. В. Николаева, 1999 г.)

У нас началась первая учебная практика. Мы, географы, и геологи переезжаем жить на нашу базу в поселок Саблино под Ленинградом. Начальник базы, маленький круглый, и вечно всем недовольный дядечка, живет здесь постоянно с семьей в своем доме и является еще одновременно сторожем и завхозом.
В первый же вечер мы устраиваем с геологами небольшую, по нашим понятиям, но достаточно шумную вечеринку. Наутро начальник базы вывешивает на доске приказов Приказ №1, где всем объявляется выговор за то, что мы сильно буянили, всю ночь орали песни и утопили в пожарном водоеме (поросший тиной пруд расположенный в центре базы) все пожарные ведра.
Андрюша, отведя меня в сторону, вполголоса рассказывает мне, как весело провел эту ночь. Он познакомился с одной геологиней, и они ночью решили продолжить знакомство на сеновале начальника базы. Чтобы не проспать, Андрей захватил с собой большой металлический будильник. Среди ночи на сеновал пожаловала другая парочка геологов, и в полной темноте у того парня возник спор с Андреем, кто должен уйти, а кто остаться. В результате, в качестве последнего аргумента Андрей засветил тому геологу будильником в глаз и отстоял свое право на сеновал. Наутро было смешно наблюдать, как один из геологов с подбитым глазом, объясняет всем, в том числе и Андрею, как несправедливо с ним поступили,  и понятия не имеет, кто именно это сделал, поскольку была кромешная темень, а Андрей сочувственно ему поддакивает и, не выдавая себя, переживает вместе с ним.

***

Наша учебная практика мне нравится все больше и больше. Днем мы изучаем всякие премудрости по геодезии, гидрологии, геологии и геоморфологии. Мы лазаем по разрезам песчаников и смотрим, как залегают геологические слои, таскаем геодезические приборы, и с их помощью делаем различные съемки. А вечерами обследуем Саблинские пещеры, которые расположены прямо под нашей базой на обрывистом берегу реки Тосны.
Саблинские пещеры или правильнее сказать - катакомбы включают в себя 8 пещер, общей протяженностью ходов более 15 км. Средняя высота потолков 100-150 см, местами до 3-5 м. Они были созданы в связи с добычей кварцевого песчаника для стекольных заводов в период с конца 18 - до начала 20 веков. Из этого песчаника после его переплавки в стекло выдували императорский хрусталь.
На высоте примерно метр над уровнем р. Тосны лежит слой водоупорных глин кембрийского возраста. Выше лежат песчаники с большим содержанием глинистых частиц, их мощность около 1 м, еще выше залегает белый кварцевый песчаник. Именно для добычи последнего с целью использования в стекольной промышленности и были вырублены пещеры. Мощность этого горизонта составляет от 1 до 4 м. В зависимости от мощности слоя и наличия линз и утолщений зависит высота и ширина выработок. Еще выше цвет песчаника становится кремовым и розоватым, вплоть до красного. Верхние темно-малиновые слои, мощность которых достигает 10 и более метров,  уже непригодны для производства стекла. Над песчаниками идет слой известняков в виде плит, общей мощностью до полуметра. В некоторых местах выше известняков залегают слабосцементированные пески и песчаники и четвертичные грунты. Именно изучение и детальное описание этих слоев в их непрерывной последовательности и является главным предметом геологической практики для студентов
Из доступных самых больших каменоломен в Саблино две: Жемчужная на правом берегу реки Тосны и Помойка – на левом (иногда ее называют Левобережная). Обе расположены практически друг напротив друга.
Самая известная пещера в Саблино конечно Жемчужная, или как ее иногда называют – Жемчуга. О ней сложено много преданий, в частности, что кто-то залез в пещеру, и изрядно в ней поплутав, вылез в 3 км от входа посередине чистого поля. Точно такие же истории рассказывают и о Помойке, по которой под землей добираются якобы то до Колпино, под Ижорским заводом, то под поселком до почты у железнодорожной платформы Саблино. Хотя эти истории и вызывают улыбку у спелеологов, но тем не менее, по контуру Жемчужную невозможно обойти. Это факт, внешние границы лабиринта определить невозможно. А раз так, то значит это не замкнутая пещера, и где-то она продолжается. До настоящего времени считается, что общая длина ходов Жемчужной пещеры составляет 5,5 км, а это около 10 гектаров шахтного поля. В недрах пещер живут летучие мыши, в пещерных озерах – тритоны, почти слепые из-за отсутствия дневного света.
Розыгрышей у пещерников всегда предостаточно и мы иногда использовали некоторые из них, когда лазали в пещеры с новичками, для которых эти розыгрыши и проводились. Поскольку почти в каждой пещере есть так называемая могила Белого Спелеолога, причем происхождение его могил часто довольно разное, в зависимости от фантазии рассказчика, большинство «страшилок» связано именно с его призраком, который ходит по пещере. Для этого или надувается белая резиновая перчатка, которая закрепляется на стену и торчит из-за угла, как кисть Белого Спелеолога. Или же  поперек хода натягивается нитка на уровне груди, к которой крепится горящая свеча. Поскольку нитку издали не видно, то возникает эффект парящей в воздухе свечки. Любителей лазать в пещеры с натянутой от входа веревкой или бечевой, всегда приятно отучить от этого занятия, незаметно отвязав веревку от входа и направив ее конец в другое место или найдя свежую и достаточно длинную веревочку, по которой кто-то ходит, незаметно соединить начало и конец веревки, заставляя людей ходить по кругу.
Андрея к этому времени уже наказали за нарушение режима и запретили жить на базе. Чтобы не ездить ежедневно на занятия из Гатчины, он перебирается жить в одну из пещер, и я время от времени бегаю туда его будить по утрам. Передвигаться в пещере одному, освещая дорогу узким лучиком фонаря, когда вокруг тебя полная темнота, довольно неприятно, в голову лезут всякие страшилки. Правда довольно быстро я  выучил, точнее запомнил ногами дорогу в зал, где спал Андрей, и неторопливым шагом двигаясь знакомым путем, проходил 100 метров от входа  думая не о пещерных страхах, а о том как в этой самой пещере скрывался от царской охранки Ленин (поэтому поселок впоследствии и был переименован в Ульяновку), что где то неподалеку мной стоял лагерем Александр Ярославович перед битвой со шведами или о том хорошо ли здесь Андрею ночевать одному в полной темноте и абсолютной тишине?
Иногда мы в нашем клубе на территории базы устраиваем вечеринки, на которых слушаем рок-музыку. Начальнику базы все это не нравится, и он ищет очередной повод нас наказать. Один раз мы ночью пугали наших девчонок, я нарядился привидением и в белой простыне скакал под окнами их спальни. Они подняли такой визг, что проснулся и начальник базы. Прибежал, но подойти ко мне не решается, держится на расстоянии, может потому, что в одной руке у меня геологический молоток, а в другой горящая свеча. Мне казалось, что привидения должны непременно с молотком и свечкой бегать по ночам, хотя, наверное, я больше был похож на маньяка. Я к нему приближаюсь, плавно, как настоящее привидение, а он – от меня отбегает и кричит, что все равно узнает, кто я и накажет. И надо сказать, позднее узнал, видно кто-то все же меня заложил, а через год он воспользовался случаем и наказал так, что меня чуть не отчислили университета. Но об этом позднее, а пока я лунной ночью в белой простыне, накинутой на голову, гоняюсь за начальником базы с молотком в руках под хохот сидящих в кустах однокурсников. Хорошо я тогда его погонял, а потом  умудрился незаметно смыться.

***

Продолжается летняя практика на нашей университетской базе. На очереди геодезия. Практику проходим, как я уже упоминал, мы и студенты с Геологического факультета. Все разбиты на бригады по четыре человека, у каждой бригады есть нивелир и две геодезические рейки. Каждая бригада делает или правильнее сказать - ведет свой собственный нивелирный ход, то есть двигается от начальной, заданной преподавателем точки с уже известной высотой, до конечной, тоже с известной высотой, измеряя по дороге с помощью нивелира и двух реек превышения по точкам маршрута, и записывая их в специальный журнал.
Одна бригада геологов в процессе этих утомительных своей однообразностью работ решает ненадолго прерваться и сгонять в магазин за вином. Тем более, что отличная солнечная погода и свежий воздух к этому явно располагают. Но чтобы процесс измерений не останавливался, им надо кого-то временно найти на подмену. Они видят невдалеке незнакомого невысокого щуплого мужичка, наверное, из местных жителей поселка, и предлагают ему включиться в увлекательный процесс измерений, пока один из геологов сбегает в магазин. Мужичок, на удивление быстро соглашается. Пока гонец бежит за вином, остальные объясняют местному жителю, почему изображение, когда смотришь в окуляр нивелира перевернутое, зачем на рейку нанесены риски с отметками в сантиметрах, почему ее надо держать вверх ногами и прочие геодезические премудрости. Мужик проявляет неподдельный интерес к геодезической науке, что-то переспрашивает, исправно стоит с рейкой и почти час перемещается по маршруту вместе с бригадой до тех пор, пока не приносят вино. Выпить со студентами он категорически отказывается и, выслушав благодарности за помощь, ретируется восвояси. Через две недели эти же студенты сдают зачет по геодезии заведующему кафедрой геодезии и картографии нашего Географического факультета. Каково же было их изумление, когда они видят, что зачет у них будет принимать тот самый помогавший им незнакомец, который и является заведующим кафедрой. Мы то своих всех преподавателей знали уже в лицо, а вот геологи, особенно те, кто пропускали его лекции – нет. Вот такой вышел конфуз. Зачет они получили, поскольку на многие вопросы, сами того не ведая, ответили преподавателю еще во время совместной съемки.

***

Практика по гидрологии прошла для меня как-то незаметно быстро. Я работал в паре с симпатичной однокурсницей с кафедры климатологии. Большую часть времени мы загорали на берегу реки Тосны. В перерывах между загоранием определяли профиль речного дна, делая замеры поперек речного русла. А чтобы определить скорость течения реки, я просто бросал в воду окурок и быстро шел вслед за ним по берегу с секундомером, предварительно шагами отмерив десять метров, в пределах которых все это и замерялось. Любопытно, что результаты почти совпали с теми, кто измерял то же самое другими способами. А вообще гидрология –  очень интересная наука. Если бы я не пошел на геоморфологию, то, наверное, хотел бы стать гидрологом суши.

***

У нас зачет по климатологии на Саблинской базе. Преподавательница сидит в своем климатологическом доме, куда все заходят по одному и сдают ей зачет. Подходит очередь нашего студента Игоря, который за неделю до сдачи зачета стал очень добрым и внимательным к сиамской кошке преподавательницы, живущей в том же доме. Он гладил кошку за ухом, угощал колбасой, причем все это на глазах ее хозяйки, которую все происходящее очень умиляло. Уже до того, как он вошел в дом сдавать зачет, все знали – пятерка ему обеспечена. Так и получилось, буквально через пару минут он вышел довольный с пятеркой в зачетке. На крыльце к нему подходит прирученная им кошка и мурлыкая трется ему об ноги. Игорь некоторое время с недоумением смотрит на нее, затем убирает зачетку с отметкой на всякий случай глубже в карман и, схватив кошку за крючковатый сиамский хвост, одним взмахом закидывает ее на крышу дома, из которого он только что вышел. А она от неожиданности и такого коварства даже не мяукнула. За всем этим через окно, открыв рот, в беззвучном крике, наблюдает преподавательница.

***

В конце лета мы с моим приятелем Колей уезжаем рабочими в экспедицию в Архангельскую область. Коля попадает к буровикам на ударно – канатное бурение, а я к геофизикам на электромагнитное зондирование. Моя работа заключается в том, что я тяну от базового прибора измерителя по прямой два электрода, к которым привязан кабель, по которому время от времени пускают ток. Как только кабель перестает разматываться, и я не могу тянуть его дальше, мне нужно остановиться и быстро воткнуть электроды в землю, поскольку через минуту по ним будет пущен импульс электрического тока. Так по скорости электромагнитной проводимости в каждой точке определяют состав подстилающих пород. Всего мне нужно отойти с электродами примерно 700 - 800 метров от центра, где посылают ток. И через каждые сто метров останавливаться и втыкать электроды в землю. А в противоположную сторону от измерительного прибора так же по прямой (на 180 градусов в от моего направления идет другой рабочий с такими же электродами). Работа с одной стороны простая, а с другой – не очень, поскольку сворачивать никуда нельзя, и приходится продираться сквозь кусты, растущие, как назло, прямо на пути, идти по болоту, а однажды мне пришлось втыкать электроды прямо посередине укатанной грунтовой дороги. Они не втыкались и я, чувствуя, что вот-вот по ним пойдет сильный разряд тока, просто взялся за изолированные провода и  придерживал, таким образом электроды, чтобы они просто касались своими кончиками земли и не упали. Что там они намеряли, когда электроды не были воткнуты, как положено на 10 см в землю – не знаю. Вообще историй забавных происходило много. Сколько раз я, думая, что иду по прямой, описывал круг и приходил к тому же месту, откуда начинал движение. Рассказывали, что однажды один из рабочих, воткнув электроды в чистом поле, захотел пописать (ударение на второй слог), и как собачка решил, что ему надо обязательно помочиться на дерево или на какой-нибудь столбик. Этим единственным столбиком поблизости оказался один из его электродов, по которым как раз пустили ток…. А моча, говорят, прекрасно проводит электричество. Какой силы электрический удар он получил, история умалчивает. А однажды сотрудники, делающие измерения на базе, заинтересовались, почему электроды тянутся все дальше и дальше, а показания проводимости тока одни и те же. Пошли вдоль провода проверять и видят, что рабочий, который должен тянуть электроды сидит на одном и том же месте около воткнутых штырей и никуда с ними не идет, а читает книжку, сидя на пеньке. А когда ему дергают за провода, чтобы он шел дальше, он просто наматывает восьмеркой эти провода на соседние пни, пока не выберет слабину, чтобы не отрываться от увлекательного чтения.
Еще там же в Архангельской области я впервые увидел заключенных. Их привозили из лагеря на открытых грузовиках и пересаживали в другие машины, чтобы везти на лесоповал. И эта пересадка была как раз у нашего лагеря. Автоматчики с собаками, заключенные в ватниках, все это происходило каждое утро, именно тогда, когда мы завтракали, и сильно всех впечатляло. Заключенные просили у нас чай в пачках, и когда мы кидали его им прямо в кузов машины, они в ответ кидали нам самодельные ножи с красивыми цветными наборными плексигласовыми ручками. Охрана закрывала глаза на наш обмен, наверное, заключенные с ними тоже делились сваренным из нашего чая чифирем. Меня очень удивило, как это охрана возит заключенных, можно сказать вооруженных ножами.
В заброшенной деревне с немецким названием Киндера, где мы в завершении наших работ остановились почти на неделю, я нашел в пустующих домах икону, старинные прялки, ручные жернова для перемолки муки, ящики из под пряников с надписью: «Жоржъ Борманъ. Императорские пряники». Себе на память я забрал оттуда старинный медный безмен, медный рукомойник, наклейку от ящика и одну икону в окладе. У меня не было ощущения, что я беру чужое. Все равно в деревне никто не жил, всех давно переселили в райцентр. А раз хозяева это с собой не увезли, значит, это все им уже не было нужно. Я взял бы и больше, да в рюкзаке уже не было свободного места.
Работники экспедиции, взрослые мужики первые пару дней без конца пили водку, и я, чтобы не слушать их бесконечные пьяные разговоры об одном и том же, уходил подальше от деревни в поле, забирался на стог сена, и зарывшись в него поглубже, чтобы было теплее, часами сидел и смотрел на близлежащий лес.
Стояла замечательная, безветренная и чуть подмороженная осень. Лесная жизнь, на минуту замерев в ожидании, пока я перестану ворочаться в стогу, устраиваясь поудобнее, снова оживала, убедившись, что я уже стал частичкой этого леса.  Вот из-за дерева выбежала ярко-рыжая лисица, повертела немного головой и понюхав воздух принялась с детским азартом ловить в поле невидимых мне мышей-полевок. Желто-красный березово-осиновый подлесок напоминал пешки на шахматной доске поля, на котором стоял мой стог. За пешками стояли величественные фигуры темно зеленых елей. Все замерло в ожидании так и не разыгранной партии. Холодное небо накрывало все это своим ровным бледным покрывалом. Морозный воздух делал все вокруг очень контрастным и был таким плотным, что было желание черпать его ложкой, набивать воздухом рот и жевать.  Хотелось взять краски и кисти и попытаться все это изобразить на холсте. А потом дома темными зимними вечерами долго смотреть на эту картину, пытаясь вспомнить ощущение этой величественной тишины и спокойствия. Жалко, что я совершенно не умею рисовать, да и ложки у меня с собой не было. В глубоких сумерках я с неохотой возвращался в дом, где в прокуренной комнате за заляпанным объедками и окурками вонючим столом сидели экспедиционники и продолжали свой начатый еще днем пьяный мужской спор по поводу какой-то их общей знакомой
Там же в окрестных лесах я впервые увидел огромные подосиновики, шляпки которых были размером с огромную супную тарелку. Все грибы были старые, шляпки гнилые и поэтому были нанизаны до самой земли на свою же грибную ножку, как будто кто-то это сделал руками. В небольшой речке неподалеку было полно раков, и мы ловили  их руками, просто хватая за спину, когда они лениво и не спеша переползали отмель.
В деревне Надпорожский Погост, недалеко от города Каргополь, в заброшенном доме, который стоял на противоположном от всей деревни берегу реки Онеги, мы с Колей жили несколько дней, и нашли под стропилами крыши огромную икону. Она была прекрасной сохранности и изображала двух святых, один из которых был Сергий. Оба стояли вполоборота друг к другу и держали в руках свитки со старославянскими письменами. Икона была почти метр высотой и очень тяжелая. Мы хотели забрать ее с собой, когда вернемся на это же место, но так и не вернулись. Возможно, ее уже кто-то нашел или она до сих пор там лежит под стропилами, если тот дом еще цел. Позднее мы узнали, что эта икона была безвозвратно утрачена собором города Каргополя, где хранилась до этого. Как она оказалась под крышей заброшенного дома, в котором мы с Колей временно жили, никому не известно.
Вернувшись на занятия на следующем курсе, мы с Колей в перерывах между лекциями уже не курили сигареты, как все, а с деловым видом скручивали себе самокрутки из махорки, которую привезли из Архангельской области из этой экспедиции. Махорка была 1956 года выпуска, моя ровесница. Мы купили ее в каком то сельском магазине, где она тихо и мирно пролежала на полке более двадцати лет. Наша поездка в  экспедицию была очень полезной, поскольку это вообще был наш первый в жизни опыт экспедиционных работ, и такая работа нам обоим понравилось.