Попробовать мемуары составлять, что ли?
1). Однажды мы задумали издавать журнал. Решили не мелочиться. Будущим читателям сообщили, что наши корреспонденты будут заниматься политической и художественной публицистикой. Что такое художественная публицистика? А шут его знает. Это было мнение издателя и главного редактора.
— И обязательно будет тема дня, — сказал я. Редактор кивнул.
Не поскупились мы и на название: «VIP-premier». Значит, у нас должны быть представлены только первые персоны. Так появился в прицеле нашем Евгений Евтушенко. Он тогда, если помнит кто, в первых поэтах ходил. Был нашим всем. С чем категорически не соглашались ещё два-три тогдашних солнца русской поэзии.
— А не пишете ли вы уже, Евгений Александрович, прозу, — спросил я по телефону.
— Да, мы пишем уже прозу, — сказал телефон, — но деньги за прозу мы берём вперёд, поскольку имеем уже большой по этой части опыт…
Мы всей редакцией, два человека, посчитали все наши наличные средства. По расценкам автора их оказалось на пять с четвертью страниц означенной прозы.
Дальше я сижу уже в низком кресле на переделкинской даче. И мы ведём, как полагается в таких случаях, вынужденный литературный разговор. Перед тем Евтушенко скрылся в некое смежное помещение и вдруг выкатил оттуда, вспыхнувший на солнце бриллиантовыми лучами, столик на колёсах. Столик во все два этажа уставлен был невиданными мной в большинстве своём бутылками с умопомрачительными надписями на многих басурманских языках, недоступных мне и тогда и сегодня. Столик остановился и нежный стеклянный звук раздался.
Вот с тех-то самых пор я и знаю, что враг рода человеческого существует на самом деле и вводит в соблазн и скверну слабых людей вроде меня. После этого нежного чудотворного хрустального звона мой язык вдруг стал независимо от меня лепить нечто, что я с трудом поспевал осмысливать.
— Можно я вас называть буду — тёзка, — сказал я поэту Евтушенко, когда отдал денежку. Он чахло кивнул. — Я бы на вашем месте другой псевдоним взял. А то в этом ряду нет необходимой логики — Рождественский, Вознесенский и вдруг Евтушенко. Рождество, Воскресенье и вдруг совсем из другой оперы… Вот если взяли бы вы себе фамилию Христопродавцев, хотя, да, не звучит… Ну, или там — Синедрионский, Гефсиманский, Крестовоздвиженский, Воскресенский, Преображенский — появилась бы новозаветная логика: рождение, вознесение, предательство, суд, гибель. Вся жизнь Христа как на ладони…
Евтушенко стал смотреть на меня со скукой. Лицо его стало совсем старушечье.
— Ну, дело не в фамилии, — вяло стал объяснять он суть творческого процесса. — Суть в том, что внутренние эманации требуют лингвистической точности и чёткого синтаксического обрамления… Ну, вы же читали мои стихи?..
— С детства, — неожиданно и нагло соврал я, — с детства я читаю ваши стихи и насчёт эманации не согласен…
Тут почуял я, конечно, какими гибельными последствиями чреват этот вполне никчемный разговор двух интеллектуалов, но с некоторым ужасом понял, что не могу остановится. Тяга к глубокомысленному пустозвонству вдруг одолела меня и положила на обе лопатки.
— Я её, эту эманацию, в таком виде просто не принимаю. Если, к примеру, старый друг к вам не ходит, значит это, скорее всего, что вы ему пакость сделали... Иначе он не перестал бы к вам ходить. А сказать о тех, кто продолжает по простоте душевной к вам ходить, что это «разнообразные не те в праздной суете» это, простите меня, прямо оскорбление какое-то. К вам ходит вообще кто-нибудь после этого?..
Именно в этом месте моей литературоведческой глубины Евтушенко вдруг повернулся к означенному выше столику с сияющей благодатью и, обещавший многое свет, угас для меня. Живительный сок в так и не раскупоренных бутылках уехал туда, откуда прибыл. В укромные недра таинственного чудесного чулана. Жестокий он оказался всё-таки человек.
Давно это было. С тех пор я и отношусь к стихам Евтушенко (как бы это сказать поумнее опять же, соответственно теме) индифферентно, пожалуй. Гений и злодейство несовместны. Хотя, при чём тут Евтушенко? Язык мой — враг мой, ведь это же оказалось ясным, как божий день.
Впрочем, проза евтушенковская оказалась слабенькой. А, может, это он мне специально тогда брак какой подсунул, чтобы научился я владеть языком…
