Николай Захаров — советский и российский альпинист, заслуженный тренер России, «Снежный барс», председатель федерации альпинизма Красноярского края.
Он загорелся идеей взойти на Южную стену пика Коммунизма за 11 лет до того, как попал туда вместе с командой. Ситуация на горе сложилась экстремальная. Нужно было головы беречь от летящих с вершины камней и мириться с голодом — продукты, примус и бензин улетели вниз на второй день восхождения. Несмотря на это Захаров принял решение идти вперед.
«С туриками не пойду — западло»
На первом курсе в декабре 1972 года мы с Володей Лебедевым случайно познакомились с нашим будущим тренером. Это было пятого декабря в День Конституции. Праздничный день, мы не учились. На Столбах все в снегу, во льду -35°С, -37°С, мороз.
Мы с Володей в валенках, в полушубках лезли на Второй столб по обледенелой скале. Смотрю, там мужик сидит обмотанный верёвками. С ним лезут 15 молодых ребят, он им страховку организовывает. И мы тут мимо в валенках пролазим. Он говорит: «Вы! Вы кто такие? Откуда вы?». Мы отвечаем: «Да мы с политеха».
Он был преподавателем в политехе, альпинист. Владимир Александрович нам говорит: «Куда лезете без страховки?». Мы говорим: «Да что тут страховаться ещё? Зачем?».
Он пригласил нас на лекцию про горы. Мы пришли. Я скептически посмотрел, веревки там какие-то. Вообще, у столбистов принято лазить без страховки. Мы все уже знали без лекций, по книжкам, но пришли еще раз.
На лекции Владимир Александрович сказал, что летом нам дадут путевки в альпинистские лагеря. Бесплатно, на 20 дней. Это была государственная система подготовки, причем военизированная. Дисциплина в альплагерях была железная, обучали хорошо, выдавали снаряжение.
«Летом поедете в лагерь, но пока другое дело есть. Тут туристы идут в горы, они просят альпинистов. Вот вы, — показывает на меня и моего друга Володю Лебедева, — самые здоровые у меня в секции. Я вас порекомендовал».
— С туриками я не пойду. Западло, — сказал я.
— Знаешь, на Центральный Тянь-Шань найдутся желающие.
— Куда-куда? На Центральный Тянь-Шань? Это где Пик Победы? Хан-Тенгри? И что, они прямо до туда дойдут?
— Конечно.
Пик Победы — это пограничная зона. Там надо идти от Пржевальска десять дней в одну сторону пешком, через три перевала. Огромные высоты, Южный Иныльчек — второй по длине ледник в мире. Я про это всё уже начитался.
— Меня записывайте, я иду. Лебедь, идешь?
— Иду.
Мы сходили на Центральный Тянь-Шань, на это ушло больше 20 дней. Увидели Хан-Тенгри, пик Победы. Прошли 12 километров по леднику «Звездочка», это один из притоков к Южному Иныльчеку. Многому научились. С этого все началось. Я увидел большие горы, семитысячные высоты, как хотел, в первый же год. С тех пор Хан-Тенгри стояла у меня перед глазами.
У меня была мечта, что я залезу на эту гору и там будет мой маршрут — маршрут Захарова.
Южная стена пика Коммунизма, 7 495 метров. 1990 год
Первый раз я услышал про пик Коммунизма и эту стену в 1979 году. Это было на Кавказе, где я учился в школе инструкторов альпинизма. Из Ростова-на-Дону к нам приехал известный альпинист Валера Колышкин. Он нам рассказал, что за год до этого они пролезли по стене пика Коммунизма свой первый маршрут за 24 дня.
Я загорелся. Высота пика Коммунизма — 7 495 метров, стена отвесная, с перепадом высот 2 500 метров. Я тогда думал, что на большую высоту точно не смогу ходить. Высоко в горах меня тошнило, болело горло, на вершине Эльбруса раскалывалась голова из-за недостатка кислорода. Какие семитысячники-то?
После этого я регулярно тренировался, ходил на вершины все выше и выше. В 1986 году мы с командой стали чемпионами Советского Союза в высотном классе, прошли сложную стену — пик Московской Правды, на Памире на границе с Афганистаном. Это была гора высотой 6 075 метров. Для высотников не много, но для меня — рекорд. Я подумал: «В следующем году надо попробовать повыше».
В 1987 году я отобрал сборную России, очень сильную команду. Мы решили взойти на Южную стену пика Коммунизма, потому что это была высочайшая точка в Советском Союзе. Восхождение сложное и труднодоступное. Пик Коммунизма находится в Таджикистане. Сейчас он называется пиком Исмоила Сомони.
В тот год все лето над северо-западной частью Памира шел снег, кругом сходили лавины. Даже вертолёты не летали, под гору подобраться было невозможно. Пик Коммунизма отложился.
За следующие три года мы взошли на пик Революции, поднялись на Хан-Тенгри, где нас сбросило лавиной и мы чудом остались живыми, сходили на пик Победы.
В 1990 году, спустя 11 лет, я добрался до пика Коммунизма. Сейчас я очень доволен, что мы в 1987 году не дошли до него. В альпинизме все нужно делать постепенно и набираться опыта: как себя вести на стене, как ночевать, как выстраивать тактику восхождения. Тогда мы могли не залезть, я еще был не готов.
Мне было 37 лет. Я был тренером и капитаном команды Красноярского края для восхождения на пик Коммунизма. В нее вошли мои друзья — Сергей Антипин, Николай Сметанин, Владимир Лебедев, Алексей Гуляев и Александр Кузнецов.
Один из членов команды, Александр Кузнецов — очень известный фотограф. Он еще в начале 80-ых годов попросился с нами в горы, пофотографировать. Потом говорит: «Что я буду ходить снизу? Мне надо с вами лезть в горы». Мы стали его брать. Он на Столбах очень хорошо лазал. Он спортивный, в футбол играл, начал тренироваться, стал мастером спорта и прошел Южную стену пика Коммунизма. Он стал очень сильным альпинистом, и везде с нами таскался, поэтому у нас есть хорошие фотографии. Он до сих пор говорит: «Я вообще-то пофотографировать шел». У каждого в альпинизме своя судьба. У него вот судьба фотографа.
Вместе с подготовкой у нашей команды ушло два месяца, чтобы подняться на Южную стену пика Коммунизма. Это целый сезон, всё лето практически.
Экспедиция финансировалась заводом Красмаш. Там был спортивный клуб «Енисей», в который мы входили. В Советском Союзе казна была одна, по всем заводам выделялись суммы от государства на развитие спорта. Своих денег мало вкладывали. Дороже всего тогда стоил вертолет, но за него мы тоже не платили.
На Южную стену пика Коммунизма мы лезли в немецком снаряжении. Оно попало к нам в 90-ом году. Мы принимали восьмерых немцев на пик Ленина. Они спросили, сколько с них марок в качестве оплаты за это. Я сказал: «Нам не нужны ваши деньги». Тем более тогда валюту нельзя было держать в руках. Это считалось уголовным преступлением. Я посчитал, восемь человек по две с половиной тысячи — двадцать тысяч марок. Составил им список снаряжения, и они привезли нам веревки, ботинки, кошки, карабины.
Тогда на Западе уже производили хорошее, легкое снаряжение. В Советском Союзе тоже, но оно было на порядок ниже по качеству. Мы на заводе копировали снаряжение с западных образцов. Конечно, это было довольно опасно, потому что потом его не испытывали. Где оно порвется, никто не знал. Одежду для восхождений шили сами на заводе. Я самостоятельно шил на ручной машинке, набивал пухом.
Нас забросили на вертолете на ледник у пика Коммунизма, где вообще люди не ходят. Там мы подошли под гору и пять дней смотрели в бинокли, откуда летят камни. Как правило, это происходило днем, когда стена освещена солнцем. Она оттаивала, и начинали лететь камни. Приходилось идти по ночам, потому что ночью камней почти не бывало.
Мы нарисовали схему, где полезем. Гора не сразу встает круто. Низ обычно более пологий, и все камни, снег, лед летят туда. Пролезть, чтобы тебя не убило, было сложно.
Первый день — самый опасный. Мы подошли под стену, поставили палатку и одетые, обутые, легли спать. Поспали до двенадцати ночи. Слышим, со стены грохот. Это камни. Когда они летят со стены с огромной скоростью и падают в снег — это выглядит и звучит так, как будто взрываются гранаты. Наша палатка стояла так, чтобы ее защищало от них.
Во второй день начались скалы. Самое главное там — выбрать правильный путь. Это на фотографии ты смотришь и все понятно, а на горе же 3D. Все сливается и ты не понимаешь, куда попал. Я в такие моменты вспоминал характерные места, которые отметил на фотографии, допустим, большую снежную полку. Когда находил ее, то с этого места вспоминал, как лезть дальше.
В конце дня мы поставили две палаточки по три человека, хорошо поели, довольные. Уже собрались спать, потому что на стене завтра придется работать, она отвесная.
Леша Гуляев лежал в соседней палатке. Он сложил в мешок все продукты, примус, бензин и выставил его на полку, чтобы не мешал спать. Я слышу, как что-то улетело, подумал, что это человек упал, и мне аж жутко стало. Леша говорит:
— Ко-о-оля, надо вниз спускаться.
— Что уронил?
— Продукты, примус, бензин.
Если вниз, то это все. Это только домой. Второй раз ты уже не полезешь. Я так разозлился. Три года я этого ждал, с того момента, как мы впервые заявили эту стену. Я говорю: «Лезем вверх, легче будет лезть».
У нас в карманах остались орехи, сало, у кого-то колбаса. Мы жили впроголодь. В глазах мутилось от голода. Самое главное — надо было пить воду. Чем хороша Южная стена? Хотя там и холодно, но когда солнце пригревало, снег на черных скалах начинал таять. Оттуда можно было набрать воду. Мы топили лед небольшим импортным газовым баллончиком на 300 грамм.
После третьего дня было проблемой пролезть разрушенную стену. Здесь нужно проверить камень, прежде чем его нагрузить. Он мог быть просто вмерзший. На такой высоте это было очень тонкое лазание. Нужно было не улететь с камнем, за который ты берешься.
На горе не так, как в скалолазании, когда ты ползешь на скорость и хватаешься за что попало. Самое главное на горе — это голова. Если все продумаешь, то тогда тебе повезет, и живой останешься. Следующие три дня мы лезли по отвесам.
Уже потом под верх стены, на высоте где-то семи тысяч, стена начала выполаживаться. Снова полетели камни. Сашу Кузнецова прямо в палатке стукнуло. Он был в каске, но потерял сознание. Мы сделали ему укол, откачали.
Вдвоем с Володей Лебедевым мы полезли, чтобы веревки провесить до темноты. Это был седьмой день. Я пролажу еще чуть-чуть и вижу, отвесная еще стеночка, а потом раз — идет снег и где-то видна вершина. Полого. Закрепил веревку. Мы вернулись в палатку и говорю:
— Мужики, все, завтра на вершине будем. Практически дошли.
Все члены команды во время восхождения чувствовали себя нормально — были уставшие, работали, держали себя в руках. В альпинизме все бойцы, все воины.
Бывало, что за день так устанешь, что заснуть не можешь. Это скорее нервное перевозбуждение после опасной ситуации, например, шли по лавиноопасному склону полдня, а лавина могла сойти в любую секунду. Оставалось морально тяжелое ощущение. Ты не можешь уснуть, потому что в мозгах стоит картина: сейчас почва уйдет из-под тебя, и вы все вместе с командой свалитесь. Когда мне нужно было уснуть в горах, я представлял себя птицей: как я сижу на камне, вижу свои лапы, а потом взлетаю. Тогда я засыпал.
На следующий день до обеда мы вылезли на вершину. Управились за три часа. На вершине был такой интересный эффект, я такого больше никогда не видел. По ее границе два потока воздуха, видимо, так сошлись, что на одной стороне шел снег, а на другой солнце и ни одной снежинки.
Вид оттуда был как из космоса. Внизу ледники — они похожи на реки. Вокруг стоят горы, и ты как будто паришь над ними.
Мы на вершине связались с нашей красноярской командой по рации. После стали спускаться на север к леднику Фортамбек, где нас ждала экспедиция, с которой мы связывались. Сил уже не было. Мы все тощие, потому что почти не ели. Однако нам не было страшно, что не сможем спуститься. Мы рассчитывали, что всяко-разно сделаем это.
Главная точка в альпинизме — та, из которой ты вышел, потому что туда же ты и спустишься. Домой надо приехать. Обязательно.
На спуске такое плечо было — пик Душанбе. Смотрим, палатка стоит на высоте 6 900 метров. Наша палатка. Это красноярская команда нас встречала. Открываю, а там сидит Ваня Гордеев, наш друг, в одних плавках. Он весь такой мохнатый, волосами поросший, в кучеряшках. Рядом с ним примус и варится кастрюля борща литров на восемь.
Нам нельзя было много есть, поэтому пришлось по ложечке, постепенно. Переночевали и пошли вниз. Там уже ужин был шикарный, барана зажарили, в самодельной палаточной бане сидели, парились. Вспоминали, как лезли. На все вместе со спуском ушло десять дней.
Домой ты возвращаешься победителем. Альпинизм — это еще и самоутверждение. Ты же мужчина, ты должен сделать что-то, не просто существовать. У нас в команде были такие мужчины.
Я занимаюсь альпинизмом, потому что мне это интересно. Я живу маленькими открытиями, стараюсь делать их каждый день.
Горы — это красота, это другой мир. Там настоящая жизнь. Нет никого вокруг, ты автономен. У тебя связи нет ни с кем, скорая помощь и МЧС туда не залезет. Никто кроме тебя. Вот в чем свобода заключается. Ты свободен жить, свободен умереть. Как хочешь — так и будет.
Спасибо за прочтение! Другие истории альпинистов об экстремальных восхождениях можно прочесть в проекте: https://mountainscall.wixsite.com/-site