Неподалеку от Пятой Пионерской улицы в нашем лабиринте есть крохотный сквер. Размером он с напёрсток.
Самые тонкокожие и чувствительные строители называют этот сквер лесом. Хотя, это, конечно же, не лес. Никаких лесов в лабиринте уже давно нет. Спасибо, что хоть река, протекающая с востока на запад, сохранилась. И даже кое-какая рыба ещё водится в ней. Хотя бы по средам и вторникам, хоть и не все строители лабиринта этого и заслуживают. Уж будем честны.
С рыбой, когда она выпрыгивает из воды, можно вести беседы. Можно и ловить её, чтобы сварить на обед суп.
В последние годы и сам лабиринт, и почти все строители, за исключением самых богатых и зажиточных, почувствовали на себе последствия всевозможных оптимизаций и сокращений в высших сферах. Пришлось строителям и рыбу ловить в реке, и картошку на грядках выращивать.
Это были такие неявные последствия достижений в научной среде. Например, того, что некие научные деятели лабиринта, у которых очень чесались их не только руки, научились внедрять чипы в мозги живых строителей.
Вмешательство в природу и привело к последствиям в виде расстроившегося социального порядка. Те, кому внедрили чипы, стали вести себя как роботы и окончательно утратили сознание, - хотя, надо сказать, они и раньше вели себя как роботы. Но теперь стали ими окончательно.
Зато другие строители, избежавшие пока процедуры внедрения чипа, стали более чуткими к природе. Хоть природы в лабиринте почти и не осталось.
И вот однажды кое-кто из них заметил, что в сквере на Пионерской завелась гусеница. Вещая гусеница. Она сидела на грибе и вела с приходящими подробные беседы, рассказывая о том, что ждет лабиринт в ближайшем и дальнейшем будущем. И еще о том, что было, есть и будет в жизни того строителя, который об этом настойчиво спрашивал.
Но в целом можно отметить, что будущее было мало интересно строителям. Они были заняты. Особенно те слои, которые были в режиме 24 на 7 погружены в подведение итогов, домохозяйство и садоводство. И это всё - помимо строительства.
Но в целом, гусеница иногда говорила поразительные вещи, даже если ее и не спрашивали. Ее слова смущали покой обывателей и нарушали общую комфортабельность атмосферы.
Например, она рассказывала, что к лабиринту с огромной скоростью движется космическая комета, и одновременно - цунами. Она говорила, что каждый строитель - творец, и каждый - способен на многое. А еще - что каждый способен превратиться из гусеницы в бабочку. Ну кто в такое поверит?
Однажды к этой говорящей гусенице, сидящей на огромном мухоморе в глубине сквера, пришли для беседы работники библиотеки. Они принесли ей варенье из арбузных корок. Спрятанное в стеклянную банку, варенье красиво светилось как в утреннем, так и в вечернем свете, и пускало во все стороны завораживающие искры.
Гусеница поблагодарила за варенье, но сказала, что никаких гарантий относительно своих пророчеств о будущем она всё равно дать не сможет. Пусть даже и съест всё варенье. Но кое-что объяснить попробует.
Две почтенные заведующие отделом апокалиптических книг и один седой архивариус подготовили список вопросов о том, как улучшить жизнь в лабиринте, сделать ее еще прекраснее, чем она есть теперь.
Гусеница подавилась вареньем, пока читала этот список, потому что понимала: скорей уж у неё получится повернуть время вспять и никогда не стать бабочкой, чем объяснить: невзирая на все их старания, библиотекари лабиринта не сделают библиотеки лабиринта посещаемым и популярным местом. Стадионы, где поет певец Шаман - это да. А библиотека - без шансов. Тут ни шаманов, ни говорящих гусениц звать не надо, - итак понятно всё.
- С чтением, с книгами и в целом с искусством у вас дела обстоят неважно, - заявила она. - Думаю, высшие инстанции давно махнули на вас и на лабиринт рукой. А может, даже и ногой. Пусть стоит, если уж стоят и муравейники. Ничего не поделать, раз уж вы пребываете на такой низкой стадии развития. Поэтому все подробные описания случившихся в лабиринте апокалипсисов никто не читает. И каждый раз, когда у вас там что-то такое неприятное случается, для вас как впервые. И вы в случае таких апокалипсисов говорите: никогда не было, - и вот опять!
- Но что же нам тогда делать? Как нам быть? - спросили библиотекари.
- Могу предложить только одно, - ответила гусеница, которая доела всё варенье полностью и отдала им пустую банку. - Посмотреть мои сны. И тогда сами всё поймёте.
И они посмотрели.
В этих снах множество лабиринтов, больших и маленьких, вращалось среди огней, звезд и водоворотов. Кто-то точно управлял всем этим движением, задавая нужные ему настройки и ритм движения. От этого ритма у неподготовленных зрителей рябило в глазах, и даже будь они фасеточными, как глаза стрекозы, они полезли бы на лоб от увиденного.
В этих снах, предоставленных вещей гусеницей, строители видели Великое Неведомое. В танце этого Невероятного и Невозможного не было место таким мелочам, как жизнь и смерть, болезни и мелкие прочие проблемы строителей. Сверху вся эта возня не то чтобы казалась ничтожной - скорее уж она была привычной для тех, кто на нее смотрел, и не вызывала никаких вопросов. Там уже такое видели: и катаклизмы, и концы, и начала новых цивилизаций. Много-много раз.
Проснувшись, библиотекари подняли с земли пустую банку из-под варенья и обнаружили, что никакой гусеницы на грибе больше нет.
Она указала им направление, объяснила, куда смотреть, и с чувством выполненного долга и чистой совестью превратилась в бабочку.
