В середине октября 2023 года состоялось торжественное прославление в лике святых священномученика Василия Носова, Василия Миасского, как его теперь будут именовать в церковном обиходе и богослужебных текстах.
Новопрославленный святой был связан с Миассом много лет – в этом городе он служил в храме апостолов Петра и Павла, здесь жила семья, ждавшая его из лагеря.
Отсюда карательные органы забрали батюшку 17 февраля 1937 года, в день последнего ареста, завершившегося скорым неправедным судом и гибелью.
Прославление посетили многочисленные потомки священномученика Василия Носова, включая правнука Романа, который в настоящее время участвует в СВО, но получил краткосрочный отпуск для участия в торжествах, связанных с причислением прадеда к лику святых.
Один из внуков священномученика, челябинский врач Роман Носов, поделился, каким оставался отец Василий в памяти вдовы и детей, как складывалась жизнь потомков священномученика. Публикуем его рассказ.
Я очень люблю Петербург. В очередной раз мы с женой приехали туда 23 августа, а 24-го случайно проходили через Сенатскую площадь, мимо исторического здания Сената и Синода. И только вечером узнали от исследовательницы из Ульяновска Людмилы Куликовой, что там в это время проходило заседание Синода, на котором обсуждали прославление моего деда.
Отец говорил, что для него мой дед был и останется мучеником за веру. И все же радостно, что состоялась официальная канонизация. Благодарю митрополита Алексия, по ходатайству которого принималось решение. Низкий поклон Людмиле Куликовой и другим исследователям, работавшим в архивах. Это должно было свершиться. Восстановлена справедливость. А для меня это повод лучше бороться со своими грехами.
Ходячее добро
Бабушка Анастасия Павловна была редким, невероятно добрым человеком. Я бы назвал ее «ходячее добро». Много рассказывала – теперь жалею, что не записывал.
Говорила, что ее предками были евреи-кантонисты, принявшие православную веру во время службы в императорской армии. Родители ее рано умерли, потом погиб старший брат, и она в начале XX века оказалась в Оренбурге у дальних родственников-купцов. Бесприданница. В Оренбурге и познакомилась с Василием, который получал духовное образование.
По рассказам бабушки, их с отцом Василием семья была традиционной. Дед был главой. Однажды пришел бледный, сказал: «Были у нас обновленцы, я выступил против них. Наверное, меня арестуют». В самом деле, полгода провел под арестом. Бабушка говорила, что с отцом Василием «работали» органы, предлагали отречься от сана.
Когда в 1930 году деда снова арестовали и отправили на Беломорканал, семью раскулачили: отобрали корову, ларь сушеных карасей, иконы в серебряных окладах. Но главное – у Носовых конфисковали дом и выставили на торги. Приход собрал деньги и купил этот дом. Семья прожила в нем еще несколько лет. В 1937 году отец Василий начал перекрывать крышу, работу не окончил из-за ареста, и дожди быстро привели дом в негодность.
Когда деда арестовали, бабушка поехала туда, где он содержался (не помню, Златоуст это был или Челябинск). Остановилась у знакомого священника. Понимала: муж, скорее всего, не вернется. Можете представить себе ее состояние. Встала на молитву, долго молилась. Вдруг комнату залило светом, явилась Богородица и словно обняла молящуюся бабушку – ее покрыло это золотое сияние. Священник, у которого она остановилась, увидел ее без сознания на полу. Бабушку переложили на кровать.
Наутро она отправилась в тюрьму и чудом попала к супругу на свидание. Это была их последняя встреча. Когда она рассказала отцу Василию о своем видении, он перекрестился и сказал: «Теперь я знаю, что с вами все будет в порядке». В самом деле, и сама бабушка прожила 96 лет, и все дети прожили достаточно долго, кроме Бориса, погибшего на фронте в 1943-м.
Когда я был маленьким, бабушка жила со своей дочерью Машей. Потом дети купили ей однокомнатную кооперативную квартиру в Миассе. Я довольно часто там бывал. Жилище выглядело скромно: стояла бабушкина кровать, раскладушка для гостей (дети и внуки часто приезжали), стол, тумбочка с иконами. Перед тумбочкой – коврик, на котором бабушка совершала поклоны. Бывало, я лежу и читаю, а она стоит там и молится. В церковном хоре в те годы уже не пела, но все субботы и воскресенья проводила в храме.
Семья была травмирована…
Мой отец Серафим Васильевич вспоминал деда как человека строгого. На стене висела нагайка, в доме были порядок и дисциплина. Отец помнил, как у них останавливались странники, монахи закрытых монастырей. Другое воспоминание: идет по улице пьяный коммунист, поет революционные песни и бьет окна в доме «попа».
Серафиму было девять, когда отца не стало. В школе знали, что он и его братья и сестры – дети «врага народа». Ребятишки их травили. Павлик начинал плакать и уходил, мой отец боевой – сразу давал в пятак. А Ольгу исключали из школы за спор с учителем.
Серафим остался в семье «за старшего». Ольга, Мария, Дмитрий, Юрий и Борис были старше него, но они разъехались – кто в институт, кто в армию. И он стал главной опорой матери, начал заботиться о младших – брате Павле, сестрах Екатерине и Галине. После семилетки пошел в ремесленное училище. А во время войны работал на производстве. Благодаря его пайку и зарплате жила семья.
Много детских воспоминаний было связано с голодом. В самые трудные дни просили милостыню. Мой отец говорил, что первый раз досыта наелся только после войны, в армии. Вспоминал: сестренка Галя сидит голодная и говорит: «Устала, хочу умереть». На следующий день ему удалось стащить большой кусок жмыха из проезжавшего грузовика. Семья поела.
В юности отец хотел быть военным. Но в военное училище его не взяли как сына «врага народа». А последний раз ему об этом напомнили году в 1977-м или 1978-м. Он хотел устроиться на работу в поселке под Миассом, а тот считался закрытой зоной. Отца вызвали в КГБ и спросили: «А вы на советскую власть не обижаетесь? Вашего папу же того-сего…». «Да нет, какие уж теперь обиды», – ответил он. Через несколько дней узнал, что ему отказано в должности...
В молодости отец не был религиозен. Жил обыкновенной жизнью. Все-таки тридцатые годы нанесли семье сильную психологическую травму. О религии мы почти не говорили. Хотя знали про репрессированного деда, в шкафу хранили старые иконы. Только в последние годы Серафим Васильевич стал молиться, я видел у него духовные книги.
Умер мой отец в 72 года. В последнее время часто приходили соседские дети, которым он давал продукты. Были сложные 90-е годы. Отец объяснял, что там многодетная семья, они бедствуют. Говорил: «Я маленьким ребенком босоногим просил хлебушка, чтобы поесть, и мне его давали. Значит, и я должен давать».
«Бога ты еще увидишь»
Крестить меня в церкви родители побоялись, потому что мама была учительницей. Бабушка сама крестила меня дома. Уже взрослым я пошел в храм, где батюшка совершил надо мной миропомазание.
Наша семья была очень патриотична. Все Носовы – патриоты России. Но при этом всегда, даже в советское время, трепетно относились к последнему императору Николаю II. А от коммунистов старались держаться подальше. Я хотел быть историком, а не врачом. Но мама сказала: «Тебе нужно будет учить историю КПСС, вступить в партию». А для меня это было все равно что продать свою душу. И я подал документы в мединститут.
Рождество и Пасху мы отмечали, но о посещении храма в советские годы речи не было. Бабушка пыталась говорить со мной о вере, я по-детски отвечал ей, мол, космонавты в космос летали, а Бога не видели. Однажды она сказала: «Ты Бога еще увидишь».
Так и произошло. В 35 лет, вскоре после смерти отца, я попал в аварию и получил тяжелую черепно-мозговую травму, которую не сразу диагностировали. Мог умереть, но выкарабкался. После этого стал задумываться о Боге, посещать храм. Ведь о своих православных корнях я знал сызмальства. Даже гордился, что мой дед не отрекся от убеждений. О том, что я внук репрессированного, знали мои товарищи по институту. Лет двадцать назад встречаю в театре своего однокурсника Сашу Никитина. А он из Миасса, как и я. Спрашивает меня: «У тебя же дед – репрессированный священник?» Отвечаю: «Да». Он рассказывает: «Был в Миассе, разговаривал с бабушками. Оказывается, они помнят священника Носова». Было приятно услышать это. Ведь к тому времени со дня смерти деда прошло уже шестьдесят с лишним лет.
Никто из детей отца Василия до канонизации не дожил. Дочь Екатерина умерла в 2017 году. Самая младшая, Галина, умерла в 2021 году, возвращаясь домой с пасхальной службы.
Ныне живущих внуков отца Василия довольно много. К примеру, мой двоюродный брат, челябинский джазовый музыкант Георгий Анохин, сын тети Лёли (Ольги Васильевны), – тоже внук священномученика. В Тольятти живет моя сестра, она работает в храме. Наши дети – правнуки отца Василия.
Бабушка рассказывала: когда дед был молод и служил в Кустанайском уезде, то разговорился однажды с очень пожилым священником. Тот спросил: «А вы воду греете зимой, чтоб крестить?» Дед отвечает: «Да, подогреваю». Священник ему: «Да Вы, батенька, маловер. Я всю жизнь крещу детей в холодной воде, ни один не заболел». Глядя теперь на судьбу деда, думаю: нет, все-таки не маловер был дед-то мой…
Записал Алексей ЕРМОЛЮК