В старой медной турке сердито булькал кофе. Старик Карл бросил в керамическую ступку несколько зерен кардамона, звездочку бадьяна, пару бусин душистого перца и гвоздику, выключил огонь под туркой и начал яростно растирать специи каменным пестиком. Это была странная привычка Карла: он предпочитал заливать специи уже готовым сваренным кофе, а не кипятить в нем, как обычно положено и как делают нормальные люди. Этакий особый утренний ритуал: смолоть горсточку зерен, поставить турку на огонь и, пока напиток кипит, неспешно готовить пряную смесь, глядя, как за узким стрельчатым окном мерно дышит море. Но сегодня душа человека не была спокойна, ее терзала смутная тревога.
Карл жил на этом маяке сколько себя помнил, а до этого его отец, и дед, и дед деда. Признаться, старик надеялся, что настанет день, и его потомки, по уже сложившейся традиции, займут это место, но жизнь распорядилась иначе: вторая половина двадцатого века пустила по морям большегрузы, в небе начали сновать самолеты, карта транспортных линий изменилась, и порт в маленьком южном городишке превратился из значительной точки мореходных путей в рай для пожилых туристов, привлекавший старинными домиками и богатой историей, а вот для огромных судов море оказалось мелким, и маяк стал не нужен. Совет города посовещался и, учтя прошлые заслуги поколений, решил оставить Карла смотрителем, но уже не маяка, а маленького музея, созданного на его территории. Свет на вершине башни зажигать не было нужды, да и денег на это город больше не выделял, так человек из хранителя морских скитальцев и авантюристов превратился в пожилого сторожа, пережиток безвозвратно ушедшей эпохи парусных и паровых судов, а фонарь уснул навечно. Впрочем, даже сам Карл понимал, что должность скорее номинальная: нужно же было бюрократам выбить деньги на его существование, а сам маяк и сопутствующие постройки острова и правда были старыми и красивыми, даже какой-то всемирный культурный фонд, говорят, подумывал взять его под свою охрану. Однако туристы здесь бывали всего несколько месяцев в году (когда погода позволяла ходить легким катерам): приезжали небольшими группами, качали головами, щелкали фотоаппаратами, записывали видео на телефон и уезжали, словно их не было. Не о такой старости мечтал Карл: стать экспонатом музея в здании бывшего маяка.
Пестик со скрежетом скользнул по краю ступки и замер. Старик удивленно уставился на специи, словно видел их и кухню со старой утварью первый раз.
Вчера пришло письмо. Его привез капитан Йорген. Проживший свой век морской волк. Изъеденное солеными ветрами лицо капитана избороздили глубокие морщины, но карие глаза всегда смотрели весело и немного испытующе, словно он пытался заглянуть в душу собеседника. Уже много лет небольшая парусная лодка с незамысловатым, но красивым названием «Мария» привозила на маяк провиант, стройматериалы для мелкого ремонта, продукты и почту.
— Только тут это… — смутился почему-то Йорген, отдавая письмо. — Оно не как обычно, с почты. Привезено специальным посыльным. Я из города на пару дней по делам отлучился, за старшего Рональд был, он и получил, но узнать подробности не додумался.
На письме и правда стояли странные незнакомые штампы, не местные, и адреса обратного не было, но от конверта так и веяло официальностью и важностью.
— Да, жаль, что Рональд не спросил от кого, — вздохнул Карл: рыжий паренек, принявший письмо, был внуком Йоргена. Подрастает поколение. Дети самого смотрителя давно жили в другой стране со своими семьями и не спешили навещать чудаковатого деда. Он писал письма, где рассказывал о всяком: как поют морские девы на рассвете, как пригрезился ему в штормовых волнах однажды Летучий Голландец, про пиратов и дворец подводного короля. Сын не одобрял эти истории: незачем детям дурить голову глупыми байками, но Карл писал, а потом терпеливо ждал ответов с фотографиями.
Больше сюда и не приходило другой почты. А вот вчера…
Получив письмо, смотритель спешно принял груз, затащил коробки на маленький склад в каморке над аппаратной и поспешил в свой кабинет (он же библиотека, он же гостиная, он же спальня). Раньше там располагалась вахтенная комната, но, когда помещения отдали под музей, старик перенес свое жилье наверх, в башню, аргументируя это тем, что и вид оттуда хороший, и полезно в его возрасте давать ногам хоть какую-то физическую нагрузку, но на самом деле ему просто нравилось находиться поближе к «сердцу» маяка. Он вскрыл конверт и прочитал вложенную бумагу. Нахмурился, перечитал.
В документе говорилось, что была созвана специальная комиссия по оптимизации работы маяка, проведена тщательная проверка его технических данных, исторической ценности, расположения относительно основных транспортных путей и в ближайшее время на объект будет направлен инспектор для окончательного осмотра и вынесения решения по вопросу дальнейшего функционирования.
— Да чтоб тебя! — в сердцах воскликнул Карл, отбрасывая бумагу. Он слышал от Йоргена про большую эпидемию, прокатившуюся по миру пару лет назад (газеты смотритель не любил, телевизора не имел, и капитан был единственным его источником новостей с «большой земли»), знал, что неспокойно стало: войны какие-то, кризисы, неурядицы. Вот и до его маяка добрались. Конечно, это же так дорого — содержать старика и полузаброшенное старинное здание на островке посреди моря. Выплатят какую-нибудь компенсацию, выставят взашей: езжай к сыну или в дом престарелых, а маяк снесут. Карл закрыл лицо руками. Но разве так можно? Разве можно так с живыми? Да! Он всю жизнь провел здесь, нет у него другого дома, и дом этот живой! Он дышит сквозняками, поет с ветрами скрипучими ставнями, такой же одинокий и утративший актуальность в современном мире, как его смотритель, но живой!
— Неужели я так много прошу?! — воскликнул старик, сжимая бумагу в кулаке и грозя им неведомой комиссии. — Себе небось вилл понастроили! А мне ведь и жалования не надо! Пару досок на ремонт да муки! Остальное море даст! Почему нельзя оставить нас в покое?! — Да, он так и сказал «нас»: «меня и маяк».
Карл мотнул головой, отгоняя воспоминания о событиях недельной давности, и снова посмотрел на остывающий в турке кофе. Утренний ритуал не задался.
Письмо так и лежало с тех пор в кабинете. Сроков там указано не было, а на следующий день после визита Йоргена погода испортилась, как здесь часто бывает осенью, и вот уже несколько дней снаружи гремел шторм, накрывая башню огромными пенными шапками волн.
— А вот вам! — старик сложил пальцы в фигу и ткнул ей в сторону материка. — Не пустим, и все! И хоть убейтесь там со своей комиссией, с волнами и морскими духами не поспоришь, денег не хватит!
Он наконец высыпал специи в чашку и налил себе кофе.
— Посмотрим еще, кто кого!
День прошел в мелких хлопотах, снаружи мерно шумело и билось о стены, с шуршанием сползали струйки соленой воды по замшелым камням. Вечером Карл устроился на старом диване, кутаясь в плед, связанный женой еще до ее смерти, лет тридцать назад, закурил трубку, беря в руки книгу в потрепанной кожаной обложке, по комнате поползли кольца ароматного дыма. Тишину нарушал только грозный рокот бури и тихое скрежетание ступенек за дверью, ведущей на вершину маяка. Карл затянулся, жмурясь от удовольствия, перелистнул страницу и замер…
Какой скрежет ступенек? Он тут один-одинешенек много лет! А дверью толком не пользовались с тех пор, как маяк перестал функционировать, открывали разве что для тургрупп. Карл прислушался: место старое, акустика странная, могло и показаться. Тишина.
Старик выдохнул: вот что нервы творят с человеком, проверка, будь она неладна, так и умом тронуться можно, на фоне стресса, возраст-то почтенный.
Скрип повторился.
Смотритель медленно, словно боясь спугнуть кого-то неведомого, отложил книгу и встал. Стараясь ступать бесшумно, по скрипучим половицам подошел к небольшой двери, приложил ухо к шершавым доскам, прислушиваясь.
Тишина. Лишь ветер воет в конструкции фонаря.
— Чтоб тебя! — пробормотал свое любимое ругательство смотритель и подошел к шкафчику на стене, вытащил ключ и вернулся к двери. По спине старика пополз неприятный холодок: какие бы сказки внукам он ни сочинял, но с головой у Карла было все в порядке, и он прекрасно понимал, что скрипеть на перекрытой лестнице никто не может, даже если бы с Йоргеном приехали «зайцы» с материка (такое случалось пару раз: городские мальчишки в поисках приключений пробрались на остров), то за время, что бушует шторм, давно бы вылезли, проголодавшись. И дверь заперта, единственный ключ на месте. Но проверить было нужно. Не таков был Карл, чтобы прятаться от неизвестного, за время его службы чего только не происходило: от утопленников, выброшенных морем, до контрабандистов. Он взял из ящика с инструментами фонарик и повернул ключ в замочной скважине. Дверь поддалась легко: вверенное ему имущество смотритель держал в порядке. Луч света скользнул по винтовой лестнице. Ну конечно, никого. Пусто. Да и кто тут может быть?
Карл вздохнул. Инструкция, составленная лет семьдесят назад, предписывала при появлении странных звуков или подозрении на присутствие посторонних на острове совершить полный осмотр территории и внести происшествие в журнал.
Старик начал подниматься по лестнице. Ступеньки пели под ногами старика, маяк пел, вторя шторму и ветрам.
У выхода на верхнюю площадку висела пара потертых дождевиков, Карл, морщась от мысли, что придется выйти в такую непогоду, натянул один, распахнул дверь и шагнул вперед.
Когда-то колпак фонаря защищало остекление по внешней стороне площадки. Точнее, изначально никакого стекла, конечно, не было, маяк работал на керосине, а вращающаяся вокруг линза усиливала его свет, передавая сигнал на много миль, но позже пришла модернизация, в подвале поставили генератор и провели электричество, а площадку застеклили, чтобы защитить электрику от лишней влаги, но, когда маяк превратили в музей, городской совет постановил остекление снять — для более живописного и аутентичного вида и чтобы туристы не жаловались, что старые стекла мешают фотографировать пейзажи.
«Все для людей», — мрачно думал тогда Карл, не особо любивший изменения.
Луч света скользнул по площадке. Никого не было. Только волны шумели, бросая вверх холодные бусины брызг. Карл начал обходить площадку, пытаясь решить, заносить ли «происшествие» в журнал, когда луч его фонарика уперся в тонкую фигурку девочки. Она стояла за стойкой лампы, глядя на море, спиной к Карлу, ветер, нещадно трепавший дождевик старика, казалось, едва касался коротких волос ребенка, легко играл с подолом, а в волосах мерцали звездочки-огоньки.
Смотритель замер на месте. В голове его разом возникли истории про сторожей отелей, отрезанных на всю зиму снежными заносами от мира и сошедших с ума, про призраков покинутых зданий, про его коллег (легенды ходили всякие, хотя этот маяк всегда считался на редкость мирным местом без мистических историй), не вынесших уединенной жизни или таинственно исчезнувших без следа.
— Приплыли… — вслух сообщил старик. — Поехал умом старый черт.
Девочка медленно обернулась.
Она не была человеком. И ребенком она тоже не являлось. Так подумать заставлял невысокий рост существа и легкомысленное платьице, надетое совершенно не по погоде. А вот лицо… это больше напоминало мордочку кошки, большие глаза, сиявшие волшебным лунным светом, белоснежная шерсть и тонкие вибриссы. Существо несколько мгновений смотрело на старика.
Карл перекрестился.
Он не был особо верующим человеком, но что делать в такой ситуации, старая инструкция умалчивала, а нормальные люди обычно крестятся. Хотя можно ли себя считать нормальным, если видишь такое?
— Вы уж решите, уважаемый Карл, черта вы здесь поминаете или креститесь, — строго сказала гостья и направилась к дверям, плавным движением обогнув старика. — Битый час здесь торчу. Почему не встретили? — в ее голосе прозвучали недовольные нотки. — Или вы не получили уведомление комиссии?
Карл щелкнул кнопкой выключения фонарика, погрузив площадку в темноту. И тут же щелкнул снова, надеясь, что это просто мираж, что-то вроде тех, что появляются в пустыне. Ну а что? Море — та же пустыня, только водная, а не песчаная, мало ли какие эффекты может выделывать матушка-природа.
Посетительница недовольно зажмурилась, когда ей в глаза ударил свет включившегося фонарика.
— Прекратите эту иллюминацию, — недовольно сказала она. — И пойдемте уже вовнутрь, у меня мало времени, вы не один у нас.
Старик, как во сне, поплелся следом за существом, чувствуя, что его привычный мир дрожит, готовый разлететься на тысячу мелких осколков.
Они вернулись в комнату. Такую родную. Знакомую. Безопасную и понятную. Вот книжные полки с небольшой, но хорошей библиотекой, темнеют корешки с именами: Хемингуэй, Кинг, Лондон. Вот старая трубка на подставке. Недописанное письмо внукам на столе. Чуть мерцая от перепадов напряжения в сети, горит старый торшер. Пахнет кофе, немного дымом и морем.
Вот существо у стола: девушка с лицом кошки, пушистыми ушками и светлячками в прическе склонилась над столом.
Карл плюхнулся на диван, пытаясь собрать мысли, взял трубку, затянулся, но табак за время его отсутствия успел истлеть, старик этого даже не заметил.
— Может быть, вы предложите мне напиток? Это было бы вежливо, — ее голос перестал быть резким и немного смягчился.
— Чай? Кофе? Э-э-э-э-э… Виски? — как-то автоматически сказал Карл.
— Молока с медом, пожалуйста. Мое имя Ашша-Тар, я инспектор КПРОМП. Вас должны были оповестить о моем визите.
— Чего?
Ее глаза снова недовольно сверкнули.
— А что из этого вам не понятно? Часть про молоко или про инспекцию?
— Молока нет, — все так же ошарашенно сказал Карл, не веря в то, что с ним все это происходит, — к… какого комитета?
Гостья вздохнула.
— КПРОМП. Комитет По Работе Основных Маяков Перекрестков. Мы рассмотрели ваш объект и решили, что он в данный момент используется не по назначению, хотя полностью подходит для нашего функционала.
Карл отчаянно затряс головой. Сердце почему-то бешено колотилось, а мысли скакали, как шарики ртути из разбитого градусника. Он сошел с ума? Нет, точно сошел. Это очевидно. Но она говорит, что маяк должен работать… работать как маяк. Что он кому-то нужен. Не как музей, не как экзотическая старинная диковинка, а по назначению? Это значит…
Что это может значить как лично для него, так и для маяка, Карл не понимал.
— Вы не против, если я осмотрюсь тут? — вопрос был задан из вежливости, старик почувствовал: она все равно осмотрится, даже если он скажет «нет», но к нему проявляют уважение. — А вы пока сделайте мне кофе, раз уж у вас нет молока. — В руках девушки словно из ниоткуда появился деревянный планшет с закрепленным на нем пергаментом и алое перо. — Где у вас аппаратная?
— Там, — Карл неопределенно ткнул пальцем в сторону лестницы, ведущей к основанию башни, поднялся и пошел варить кофе.
«Слово-то какое чудное — „пергамент“», — отстраненно думал он.
Когда обход инспектора был окончен, а кофе сварен, они сели на кухне. Первая оторопь оставила Карла. «Возможно это только сон, хороший сказочный сон, — думал он, — или я и правда сошел с ума от старости и одиночества. Это уже не важно. Важно, что я впервые за долгие годы, похоже, кого-то интересую. Мы кому-то нужны».
А Ашша-Тар тем временем говорила, попивая кофе и поглядывая в свой пергамент:
— Что ж, уважаемый Карл, по результатам проверки, объект в идеальном состоянии, его душа поет и внутренний огонь имеет подходящую мощность, чтобы светить на достаточное для наших нужд расстояние. Вы хорошо заботились о нем, и у комиссии нет оснований заменять вас на занимаемой должности. Поэтому с завтрашнего дня мы вводим объект в эксплуатацию, а с вами готовы заключить вечное трудовое соглашение.
— Э-э-э, постойте-постойте, — прервал ее Карл, — что значит «вечное»? В смысле пожизненное? Пока не умру?
Инспектор подняла голову от записей и смерила старика пристальным взглядом.
— Вечное, — произнесла она, — это значит вечное. Вы будете здесь смотрителем навсегда. Навечно. Ну или пока не надоест.
Старик побледнел. Все стало ясно! Он умер. В ту штормовую ночь, должно быть, остановилось его сердце или оторвался какой-нибудь тромб, а он и не понял, и теперь его бренное тело лежит на старом диване, а он призрак этого маяка. Однако старик чувствовал себя слишком уж материально для бестелесного существа.
— Я… теперь привидение? — решил уточнить он на всякий случай.
— Ну что за бред вы несете? — раздраженно фыркнула Ашша. — Взрослый человек, а шуточки как у подростка. Какой вы призрак? Вы человек. Просто теперь вы… в общем, пока вы являетесь смотрителем этого маяка и в полном объеме выполняете обязанности, возложенные на вас комитетом, время вашей жизни как бы замораживается. Мы не вправе удерживать вас на должности против вашей воли, и, как только вы решите уйти, вы вольны покинуть пост, тогда годы вашей жизни потекут в обычном порядке в том объеме, который вам отмерен на момент подписания трудового договора, то есть на текущий день.
— Ясно… — сказал Карл, думая, что ему ничего не ясно, но очень уж интересно. — А… Городской совет не смутит, что смотритель тут живет, допустим, двести лет?
— Не смутит. Мы урегулируем этот вопрос с людьми на материке. Как? Позвольте этим заняться комитету. Данные проблемы вас не должны беспокоить. Это наша работа, — она выложила на стол еще один пергамент, заполненный каллиграфическим почерком, но текст плыл перед глазами смотрителя, так что он не мог разобрать ни слова от волнения, — так, это договор, оплата, страховка, выслуга лет. — Ашша еще что-то перечисляла, но Карл не слышал. Он пробормотал пересохшими губами:
— Постойте… постойте. Маяк будет работать?
— Да.
— И я буду смотрителем?
— Да, по договору вечного…
— Где подписать? — неожиданно твердо спросил Карл.
— Но я еще не рассказала про соцпакет, — растерянно произнесла инспектор.
— Не важно, — отмахнулся Карл. — Где подписать?
— Здесь, — тонкий кошачий коготок, подведенный золотым лаком (а может, он сам по себе был золотым?), ткнулся в пергамент. Карл подхватил перо и поставил подпись.
На кухне повисла тишина. Шторм прекратился, и только негромко гудело электричество в лампочке накаливания.
— Мне нужно проверить работу генератора и фонаря, я давно не запускал его, — наконец сказал Карл, — могут быть неисправности.
Ашша подняла брови.
— Вам не потребуется ни генератор, ни фонарь. Надо было все же прочесть договор, — она мягко улыбнулась.
— Что?
— Пойдемте, — инспектор встала и с кошачьей грацией двинулась наверх, на площадку, огоньки-светлячки порхали вокруг ее волос, освещая путь.
Их встретила теплая осенняя ночь, сложно было поверить, что еще несколько часов назад здесь бушевала буря. Над черной гладью воды плыла полная луна, заливая серебром морской простор, мерцали звезды, и, словно их младшие братья, на берегу откликались огни городка.
— Смотрите, — Ашша подняла недописанное письмо Карла внукам, которое успела прихватить с письменного стола в кабинете, и приложила к гладкой поверхности лампы. — Душа. Внутренний огонь. Помните?
Стеклянная поверхность замерцала, и вокруг начал разливаться теплый желтый свет. Карл думал, что он, должно быть, невероятно яркий, гораздо ярче электрического, но не слепит глаза, не жжет, просто сияет, как солнце летним полднем, рождает нездешние лучи, посылая их навстречу полнолунию, навстречу бархатной темноте далеких пространств. И, отвечая этому свету, из глубины неба появился корабль. Карл видел много кораблей в своей жизни: рыбацкие лодки, катера, парусные шхуны и даже несколько раз вдалеке — круизные лайнеры. Но это был самый прекрасный корабль, что ему доводилось встретить. Сотканный из звездной пыли и солнечного ветра, его паруса раздувались хрустальными крыльями, подгоняемые ветрами Вселенной. Смотритель стоял, зачарованно запрокинув голову и глядя на его приближение. А Ашша-Таар смотрела на человека. Свет маяка изменил и его. Это больше не был старик с уставшими глазами и сгорбленной спиной, узловатыми артритными пальцами и седыми прядями волос. На верхней площадке маяка стоял стройный юноша, во взгляде его было море, и море отражало внутренний огонь маяка и человека.
— Что это? — тихо спросил он.
— Это маяк Перекрестков. Ты же всегда верил, что мир не так прост. Что вы не одни во Вселенной. Верил в морских дев, в летучие голландцы, эльфов и фей. Боялся признаться, даже себе, но верил. Ты прав. Есть и другие миры. Иногда они соприкасаются, сплетаются нитями Путей. Отсюда все ваши чудеса и сказки. В твоем маяке достаточно света, чтобы направлять идущих этими Путями.
— И… я буду видеть такие корабли? Посылать им сигнал? — завороженно спросил смотритель.
— Не только. Дорог много. Форм много. Способов идти сквозь миры много. А Свет, направляющий Свет — он един. Ты теперь его хранитель.
— Но как же…
— Слишком много вопросов, Карл, — Ашша-Таар вздохнула и улыбнулась немного грустно. — Я же говорила, у инспекторов много дел и мало времени. Мне пора. Приятно было познакомиться.
Она запрыгнула на парапет площадки и шагнула к проходившему мимо звездному кораблю.
— Постой! — закричал Карл в отчаянии, у него было столько вопросов, столько слов. — Я забыл! Забыл спросить самое главное! Как зажечь этот волшебный Свет?
Девушка обернулась и нежно произнесла:
— Твои сказки, Карл. Просто пиши сказки.
Автор: Сокол Инна