До школы у меня было много свободного времени. Шёл 1940 год, как раз закончилась война с белофиннами. Мама моя хорошо меня подготовила к поступлению в первый класс. Я знал наизусть алфавит и уже мог читать букварь. Деньги я научился считать ещё раньше, а вот с часами я пока не разобрался. Зато рыбу ловить я умел довольно ловко. Этим промыслом я занимался уже во время войны, разнообразя наше ограниченное питание ухой и жареной рыбой. А пока я был свободен, как птица в небесах.
Отец мой Александр Иванович попал в Новосибирск по окончании Железнодорожного техникума в 1935 году. Ему как молодому специалисту предоставили жильё в коммунальной квартире по улице Урицкого, 37, квартира номер 5. Комната наша была 19 квадратных метров, что вполне хватало нашей малочисленной семье.
Удочки из высокого тальника я хранил на небольшом балкончике, на который претендовала одна неприятная женщина, соседка по квартире Дина Семёновна Олежко. От неё исходили различные неприятности: то к счётчику нашему подключится, то в кухонный шкаф залезет, а то и керосином нашим воспользуется для своего керогаза и примуса.
Я не обращал внимания на её проделки, а моей маме, учительнице, было обидно. И так, как только во дворе послышится свист с определённой тональностью, я хватал удилища и выбегал из подъезда. Ходил по матушке земле я в ту пору босиком. Мои друзья заходили за мной, и мы дружной компанией шли на реку Обь рыбачить.
Дорогой мы заходили в овраг около театра «Красный Факел» и копали червей в земле около садоводческого общества. В питомнике росли яблони, которые охранялись сторожем при берданке. Осенью мы, конечно, забирались в сад и с удовольствием кушали эти скромные плоды Сибири.
Далее наш путь пролегал мимо деревянных бараков и выводил нас к солидному сооружению, построенному в 1910 году. Это был тоннель под железнодорожными путями. На его гранитном одеянии ещё сохранились следы пуль от времён Гражданской войны. Внутри сооружения было прохладно, но нам скорее хотелось добраться до реки. Водяная мощь и чистота огромной реки притягивала, словно магнит.
За тоннелем сразу вырисовывался корпус Железнодорожной больницы. Здания были построены из красного кирпича и, скорее всего, напоминали крепость. Напротив этой громады, украшенной зелёными насаждениями, приземлилась баня. Довольно нужное сооружение во времена разных бедствий, сложенное из кирпича ещё царских времён.
Дальше наш путь пролегал по довольно узкой улице Фабричной, заполненной гужевыми повозками и редкими шумными автомобилями. Скорость участников транспортного движения была невысокая, и мы спокойно лавировали между лошадьми, телегами и кузовами автомашин.
Вот и Чернышевский спуск, с реки пахнуло свежестью и особенным речным ветерком. С левой стороны осталась огромная ступенчатая лестница, ведущая в местный продуктовый магазин. А вот и она, пассажирская речная пристань нашего города Новосибирска.
Недалеко от пристани с её киосками и небольшими служебными помещениями пролегала дорога на мост через реку. Конечная цель нашего пути.
Мост составлен был из ряда барж, установленных острыми носами по течению реки, соединённых между собой. Дорожным полотном служили крепкие берёзовые доски, уложенные и подогнанные умелыми плотниками. Ровная дорога, катись хоть боком.
Мы смело ступали по деревянному настилу, охраны моста не было. Правда была небольшая бригада по обслуживанию переправы, но мы их не интересовали. В основном тут преобладали местные ребята, но нас они не трогали и даже подсказывали места, где лучше клюёт рыба. Да и было понятно отчего.
Мы довольствовались рыбой, которой было вдоволь. Это были окунь, чебак, ёрш, язь, подъязок, щука, налим. А они ловили стерлядь, нельму и осетров. Эта редкая рыба ценилась на рынке и шла на продажу за хорошие деньги. Так что проблем у нас не было. Разве только когда разводили баржи для прохождения пассажирских пароходов и буксиров с плотами леса.
Мы устраивались удобно на баржах. Чистая река с прозрачной водой просматривалась в некоторых местах до самого дна. Были видны подводные растения и жирные спины крупных рыб, спокойно плывущих против течения реки. Я разматывал леску на удилище и поправлял поплавок из гусиного крыла. Червяка насаживал на самодельный крючок, и начиналось весёлое действо. Кто кого обманет, рыба меня или я её. С большой силой клевал ёрш, казалось, что за крючок ухватилась огромная щука. Это, конечно, было первое время моего крещения, как рыбака - любителя.
Со своего высокого места я мог видеть, как заводят тяжёлый невод рыбаки из промысловой артели. Вода в те времена прогревалась основательно, простудиться было просто невозможно. Заводили невод с лодки, а на берег тянули уже вручную. Уловы у артельщиков были богатые. Оттого и рыбу мелкую они опять отправляли в реку. Крестя её и на прощание, советуя подрасти и нагнать жирка. Выполнив дневную норму лова, рыбаки усаживались на берегу и в огромном котле варили уху. Да всегда особенную тройную. Первыми в котёл шли ерши. Потом другая мелкая костлявая рыбка. И в конце вылавливали первые две закладки, и укладывали в бурлящий навар стерлядь и другую редкую рыбу. Как говорили знающие люди, - с костями пускай кошки разбираются. - Однажды и нас ребятишек рыбаки пригласили отведать необыкновенной ухи. Ничего подобного мне потом в жизни кушать не приходилось.
У меня уже давно с крючка червяка склевали, а я, разинув рот всё наблюдал за ловкой работой промысловой артели. Друзья мои приводили меня в чувство, - эй, Женька, проснись, а то мать тебя больше не отпустит с нами. Я встряхивал головой и моментально прекращал витать в облаках. Поплевав на червяка, сидел, напряжённо наблюдая за незаметным поплавком. Надо было во время подсечь и сразу вытащить свою добычу. И чтобы не сорвалась, успеть завести сачок. А рыбы в этих местах на всех хватало, только не ленись.
Иногда мы ходили ловить рыбу с плотов. Круглый лес доставляли большими плотами пароходы буксиры. Потом эти плоты связывали между собой, и они ждали своей очереди на переработку в деловой пиломатериал. По берегам реки Оби было множество лесопильных заводов. Кругляк доставали из реки и обрабатывали под нужный размер. Подгоняли железнодорожные платформы, грузили и увязывали для отправки на стройки первых пятилеток. Маневровый паровоз собирал их в состав на станции. В железнодорожное депо мы тоже наведывались всей нашей компанией, там нас привлекал разворот для паровозов. Мы даже умудрялись кататься на этом огромном круге.
Но всё же более всего нас притягивала река с её красотой и необычной деятельностью. Вдоль берега в те времена стояли деревянные плоскодонные лодки. Они использовались хозяевами по их усмотрению. Никому не возбранялось посидеть в лодке и раздеться для купания. Но нас тянуло почему - то на огромные плоты, привязанные около берега. Отец мне запрещал ходить на плоты. И была на то явная причина. Если попадёшь между брёвнами под воду, вряд ли успеешь спастись. Брёвна опять смыкались над головой, а доплыть под водой до чистой воды было очень сложно.
На плоты всё равно тянуло. Там стоял какой - то особенный запах свежего дерева и чистой воды. Повышенное содержание смоляного воздуха и кислорода от воды возбуждало и тянуло к себе. Мы с ребятами нарушали отцовский запрет и ходили нырять с плотов.
Нырнёшь в прохладную воду, протрёшь глаза и лезешь по скользкому бревну опять на плот. Развлекались, как могли, да и сила прибавлялась от таких физических нагрузок. Соревновались между собой, кто больше продержится под водой. Заплывали к стоящим на якорях пароходам. Колесные пароходы стояли против течения. К ведущим колёсам мы подплывать боялись. А вот по якорным цепям забирались на палубу буксиров и ныряли снова и снова. Силы у нас было хоть отбавляй. Иногда подплывали к деревянным бакенам, но тут нас уже отгонял бакенщик, чтобы не нарушили его подведомственное хозяйство. Как только начинало темнеть, бакенщик садился за вёсла и на лодке плыл зажигать освещение бакенов. Движение судов по реке было интенсивным, чтобы пароход не попал в беду, ставили различные створы и освещали опасные места. Дорожное водное полотно было естественной дорогой, созданной самой природой.
После купания мы шли домой, а дорогой лакомились диким лучком, растущим по берегу реки. Весело возвращались мы с рыбалки и купания, загорелые и здоровые, счастливые и умные. Считая, что этим мы приносим пользу своим родным и своему физическому состоянию. Ещё мы забавлялись разными простейшими играми. Лапта, городки, чика, прятки, казаки - разбойники входили в круг наших развлечений. Насчёт игры в чику на деньги меня мама предупреждала, что можно сбиться с истинного пути. Но я, когда был в компании ребят, всё равно играл. Тогда было много денег от царского режима, и серебряным рублём можно было попасть в кучку поставленной мелочи. Вроде я и выигрывал, а в результате мои карманные деньги убывали.
Больше всего на свете я любил с друзьями запускать воздушного змея. Тут мне равных не было, мои змеи держались в воздухе продолжительней других. Так проходило наше беззаботное детство. А как с удовольствием было пробежаться по тёплым лужам после дождя.
В начале лета 1941 года прошёл дождь с градом. Это было просто безумство природы. Хотя причина мне казалось потом, крылась в военных действиях в Европе. Ведь когда столько взрывчатых веществ употребляют для уничтожения друг друга, последствия на природные явления будут не предсказуемые. Вот, видно, и до нашей матушки Сибири докатились действо этой Мировой войны. Да так, что градом выбило единственное окно в нашей комнате. Отец мой Александр Иванович собирал ледяшки града ведром и ссыпал в мешок. Я при этом успокаивал маму, чтобы она не плакала.
На другой день в нашей коммуналке только и было разговоров на эту тему. Бабушка соседка говорила, - это неспроста, надо готовиться, видно господь Бог нас предупреждает. - И так по её словам и получилось. Немцы и с ними три королевства напали на нашу мирную страну. С одной стороны взрослые горевали, а я про себя подумал, - похоже, в школу я не пойду по такому случаю.-
Но думы мои оказались напрасными. Первого сентября 1941 года меня в новенькой школьной форме папа повел в школу. Мне вручили огромный букет цветов и вместе с ним праздничное настроение. Школа номер 25, начальная, в которой учили до четвёртого класса, мне понравилась. Она располагалась в здании у дома культуры имени Сталина. Мой первый класс « Б», находился на нижнем этаже, пахнущем свежей краской и известью. Толстые кирпичные стены поглощали шум городской улицы имени В. И. Ленина. Я сразу подружился с мальчиком, соседом по парте Юрой Кочевым, мы с ним сидели в среднем ряду.
Моя мама, учительница 1 «А», со своим классом находилась на втором этаже. Она, исходя из основ морали, не стала брать меня в свой класс. Видимо, не хотела выслушивать пересуды и никчёмные разговоры сослуживцев и родителей учеников.
Учение давалось мне легко. Мама не зря меня готовила к школе. Я получал хорошие оценки без особого напряжения. Хотя соседских мальчишек, по их разговорам, сурово наказывали, если они не могли сложить правильно слоги и ошибались с названиями букв.
Постепенно все втягивались в процесс учения, разве что, не считая самых нерадивых учеников. Помнится, был среди нас ученик Боря, по прозванию «Курман», так того вместо четвёртого класса перевели опять в первый класс. Зато рыбак был он отменный. Знал все рыбные места в районе города Новосибирска. На лодке рано утром махнёт на реку Тулу, или примостится у устья реки Каменки. Глядишь, а он уже на Коровьем острове рыбачит.
Когда над городом слышался шум самолёта, мы с ребятами заворожено смотрели на яркий зелёный самолёт с красными звёздами на крыльях. Для нас в те времена это была большая редкость. А ещё с самолёта во время праздников бросали листовки с приветствиями учащимся и трудящимся людям страны. Довольно интересно было наблюдать, как листовки летели на землю и, попадая в лучи солнца, отражали свет своим блеском белой бумаги. Найти листовку было хорошей приметой, поэтому мы стремглав летели к месту падения заветных листков.
Мы приносили листовки в школу и показывали своим одноклассникам и учителям. Моя первая учительница Юдина Елена Александровна хвалила меня и даже разрешала себя сопровождать, когда шла к себе домой на улицу Ленина в деревянный дом номер 13. Она прививала нам усидчивость и любознательность.
Мужчины ушли на фронт, а Елена Александровна стала вести ещё кружок «Авиатор». Мы делали простейшие планеры и пускали их со второго этажа. Чувство необыкновенного полёта передавалось нашим душам и мы чувствовали себя настоящими лётчиками, как наши земляки в боях с немцами.
Директором нашей школы была Мельникова Екатерина Прокопьевна. Она жила в пристройке к школе. К ней мы заходили в любое время. Дети любили её за доброе к ним отношение. Школьных тетрадей во время войны было недостаточно, иногда писали на старых бланках имеющих чистую незаполненную сторону. Берегли железные перья номер 86, которыми и допускалось писать во время уроков. Беда при писании была в основном одна, чернил хороших не достать и часто получались кляксы. Промокашки из тетрадей мы особо берегли, при писании диктантов надо было промокнуть чернила, чтобы перевернуть лист на другую сторону.
По указанию правительства ввели раздельное обучение мальчиков и девочек, когда я пошёл в третий класс. Мальчиков перевели в двухэтажную кирпичную школу номер 22 на улице Советской, номер 22.
В четвёртом классе меня приняли в пионеры. Мама достала по случаю мне пионерский галстук из шёлковой материи. Она любила гладить этот галстук, и повязывать мне на шею закрепляя его металлическим зажимом.
В конце 1943 года с моего отца сняли бронь и отправили в Беларусию восстанавливать железную дорогу. Мы с мамой переживали разлуку, да бюджет наш тоже пострадал. Отец высылал деньги, да что на них купишь. На работе отца иногда отоваривали натуральными продуктами, а это было большое подспорье.
Однажды в газете «Советская Сибирь» мама прочла заметку о нашем земляке, Герое Советского союза Александре Покрышкине, который прилетал в Новосибирск по служебным делам. Знаменитый лётчик встретился со своей матерью и женой. Ещё он рассказал о своей службе и боях, которые вёл с немецкими лётчиками. Особенно мне запомнился его рассказ о том, какего самолёт потерпел аварию, и Александр сумел посадить его на землю. Потом он нашёл грузовик и погрузил самолёт в кузов. И как выбирался из вражеского тыла к своим через линию фронта. Вот уж действительно геройский лётчик и настоящий человек, болеющий за боевое имущество своей страны. В полку его считали погибшим, а он живой и невредимый вернулся и продолжал бить оккупантов с теми же навыками и сноровкой. Ведя бой, он анализировал технику пилотирования и условия, при которых наши лётчики могли побеждать и оставаться живыми и невредимыми. Мне так понравились рассказы этого боевого лётчика, что эту газетную заметку я перечитывал вместе с мамой ещё много раз. - Мама я тоже буду лётчиком, - сказал я. Мама ответила, - так ты, сынок, хотел быть железнодорожником, как папа, подумай ещё, жизнь у тебя только начинается.
По окончании начальной школы меня перевели в школу номер 10, в которой вовремя войны находился госпиталь для раненых бойцов Красной армии. В этот госпиталь мы часто ходили с самодеятельными концертами. Поэтому расположение классов и подсобных помещений мы знали наизусть. Раненые нас встречали с улыбками и здоровались, как со старыми знакомыми. Они нас угощали сахаром и кормили солдатской кашей с чёрным хлебом. Весело было общаться с взрослыми людьми. Смотришь иной раз, как раненый красноармеец улыбается, с трудом перенося боль от ранения. Нам всегда нравилось бывать в госпитале. Ребята расспрашивали о своих отцах. А вдруг кто из бойцов воевал вместе с их отцами и братьями на фронте. Мы писали письма под диктовку раненых и относили заветные треугольники на почту.
Парты десятой школы имели наклонную поверхность для удобства читать и писать. Половина стола парты поднималась и туда можно запросто положить свои вещи. Мы берегли школьное имущество. Учительница нашего класса однажды сказала, что парты эти изготовили пленные немецкие солдаты. Нас это покоробило и мы на другой день не захотели садиться за немецкие парты. Пришёл директор школы, раненый под Варшавой, и объяснил, - дети поймите правильно. Фашисты в своё время заставляли наших рабочих и крестьян работать на них. Так теперь Вы должны брать от них, не сомневаясь, их труд, считая, что это парты русские. - После этого объяснения мы уже не бузили, и садились на парты с некоторым превосходством над немцами. Мы считали себя тоже победителями над фашистами.
В 1944 году стояла настоящая золотая осень, как всегда, она нас порадовала настоящим, бабьим летом. И с тёплыми солнечными деньками и весёлыми работами на местных колхозных полях. Мы ребята, школьники - пионеры, помогали взрослым копать морковку и картошку. Нас водила на работы наша учительница. Тыловой город ощущал все трудности нашей страны, и мы, ребятишки, тоже стремились помочь нашей родине.
Однажды моя мама отпросила меня у нашей классной руководительницы и повела меня на встречу с прибывшим с фронта Покрышкиным Александром Ивановичем. Трижды Герой Советского Союза на несколько дней приехал в Новосибирск по делам службы. Его встречали руководители области и города; Секретарь областного комитета ВКП (б) Михаил Васильевич Кулагин и Председатель горисполкома Хайновский и другие ответственные лица. На митинге висел плакат « Трудиться для победы, как сражается Покрышкин». Покрышкин в то время был уже в чине полковника и командовал Мариупольской Сандомирской девятой гвардейской дивизией. Попасть на родину в Сибирь ему удалось после вручения его истребительной дивизии ордена Богдана Хмельницкого.
Маршал Авиации А. А. Новиков отпустил его на пять дней посмотреть на новую авиационную технику и побывать дома.
Я был очень доволен, что мама взяла меня с собой на встречу с героем лётчиком. Место на митинге нам досталось очень удачное, мы были в нескольких метрах от трибуны. Я удивлялся крепкой фигуре Покрышкина, и в мыслях тоже хотел быть на него похожим. Да и понятно было, что лётчик переносит большие перегрузки во время полётов в боевых условиях. И к тому же надо переиграть врага в тактике и победить. Я уже не помню точно, о чём говорили выступающие с трибуны люди, но решимость, с какой они решили победить ненавистного врага, слышалась в их голосах. Моя мама тоже взволнованно слушала выступающих людей и даже слегка вытирала слёзы своим ситцевым платочком. Она беспокоилась за мужа, который был далеко на западе.
Время шло, мы ждали отца и переживали за него. Война кончилась, а папа всё ещё был в армии. И дождались его возвращения только в 1947 году. В этом же году решением партии отменили карточную систему. Прошли мероприятия по снижению коммерческих цен и расширению коммерческой торговли продовольственными и промышленными товарами. На предприятиях стали повышать зарплату. Моей маме тоже повысили заработную плату. Наша жизнь заметно изменилось в лучшую сторону. Отец по службе получил повышение и, естественно, существенную добавку к зарплате.
Мне справили к празднику 1 Мая костюм и новые парусиновые туфли. Я был несказанно рад, но перед своими босоногими и простецкими друзьями мне было не совсем удобно щеголять в новой одёжке. Поэтому в костюм я наряжался только в исключительных случаях. А в основном бегал, как и прежде в коротеньких штанишках с заплатами. Я понимал, что от товарищей своих не стоит отдаляться и быть белой вороной при общей в те времена бедности.
Я учился прилежно и получил неплохой аттестат об окончании седьмого класса. Родители посоветовались вместе со мной и решили, что я должен поступить в техникум. Это учебное заведение располагалось на четвёртом этаже дома номер 100 по Красному проспекту, и называлось оно техникум «Электросвязи». Я подал документы и успешно сдал вступительные экзамены.
На первом курсе мы изучали азбуку «Морзе», а – точка тире и так далее. Хоть и давалась мне эта наука, но что - то в душе моей говорило это не твоё. Грамота была довольно сложная, но знать её надо твёрдо и получать «хорошо» и «отлично». Летом я немного отвлекался от учения, и мы с ребятами опять весело проводили тёплые денёчки. Я видел в небе самолёты, и какое - то подсознание говорило мне, - не забывай про свою мечту летать в небе как птица.
Некоторые наши ребята уже начали приобщаться к рабочему классу. Кто работал подсобным рабочим, а кто учеником токаря. Токаря в те времена смело относились к рабочей аристократии за точную и ответственную работу у токарного станка.
Второй курс учёбы встретил меня изучением ламп. Мы изучали работу ламп и их проектирование. Тут же проходили подробное их устройство и схемы соединения параллельные и последовательные.
Летом 1951 года я прочёл объявление, что идёт набор в лётное училище. Принимались молодые люди с образованием 10 классов или имеющих за плечами не менее двух курсов технического техникума в возрасте 18 лет. Я сообщил родителям о моём желании стать лётчиком. Отец одобрил моё решение и сказал, - Женя тебе решать, кем ты будешь в этой жизни. Мама начала приводить различные доводы против моего выбора этой профессии. Я выслушал, за и против, мнение своих родителей, но решения своего не изменил.
Директор моего техникума Михаил Аронович Юхвидов не стал возражать. Только попросил меня поступить в училище по представлению военкомата. К этому времени я уже имел опыт работы на передатчике и знал некоторые военные секреты. А в послевоенное время за этим строго следили специальные органы. В военкомате мне предложили поступить военно - морское училище. Я начал отказываться. Мне пошли на встречу и дали разрешение на поступление в училище.
Собрав все требуемые документы, в один из солнечных сибирских деньков, я пошёл в приёмную комиссию училища. По старой привычке я шёл к автобусной остановке мимо здания, строящегося для инвалидов войны. Гостеприимный автобус распахнул передо мною двери и доставил до Городского Аэропорта. В комиссии документы приняли и дали направление на медицинскую комиссию. Седой врач, скорее всего из бывших фронтовиков первым делом спросил, - юноша, нет ли у вас плоскостопия. Ведь вам придётся прыгать с парашютом да довольно часто. Медкомиссия находилась в здании Новосибирского аэропорта. Мне удавалось часто проходить мимо стоящих самолётов. Это были наши отечественные красавцы воздушные корабли: Ан -2, Ли - 2, Як – 12.
Дома я сразу начал читать описание этих самолётов. Особенно мне понравился самолёт, Ли – 2.Этот самолёт переделал из Дугласа главный инженер завода Борис Лисунов.У этого воздушного транспортника в годы войны не было соперников среди других самолётов. Серийный выпуск этой модели начался в 1938 году. Первое время он именовался ПС – 84. Он стал самым долговечным воздушным кораблём во всём мире. В Советском Союзе эта надёжная и красивая машина прослужила более сорока лет. Крейсерская скорость у этого воздушного корабля была 300 км/час, потолок высоты достигал 5600 метров. Экипаж корабля составлял четыре человека. Этакий серебристый красавец, первое время имеющий квадратные окна – иллюминаторы.
Я прошёл медицинскую комиссию без замечаний врачей. Председатель комиссии сказал, - странно, к этому сибиряку никаких вопросов и замечаний. Летай, добрый молодец, есть в тебе сила и крепкий дух россиянина. -
Передо мною открылись двери в Авиацию. Я стал курсантом Сасовского лётного училища Гражданского Воздушного Флота. Для меня подогнали форму. На моей фуражке была эмблема с изображением крыльев, а посредине серп и молот на тулье. Над козырьком круглый знак с изображением авиационного пропеллера. И вот я уже в строю таких же, как я, новобранцев. Нас начали учить на самолёте ПО – 2. Буквально до моего прихода в училище случилась катастрофа с самолётом АН - 2, и мне не удалось полетать на этом воздушном корабле.
Условием для получения пилотского свидетельства было выполнение контрольных прыжков с парашютом. Затем отлично знать историю КПСС. Пройти Технические дисциплины и парашютную подготовку.
Во время теоретической подготовки мы питались в столовой по курсантской норме. Во время Лётной практике нам полагалось дополнительное питание, как у летчиков. Незабываемые ощущения полёта подобно птицы, начались после первых взлётов в кабине ПО – 2.Самолёт для обучения курсантов училища был снаряжён отечественным двигателем внутреннего сгорания М – 11. Его пять цилиндров располагались звездой. Мотор ПО - 2 выдавал мощность около 100 лошадиных сил. По словам наших опытных инструкторов, зарекомендовал себя самым наилучшим образом. Заводился мотор при помощи лапы. Деревянная лапа представляла на вид из себя длинный шест со скобой на самом конце. Чтобы не повредить винт, её обделывали мягкой кожей. По - 2 имел штатный двухлопастный винт. Чтобы запустить мотор, подходил техник, закрепленный за данным самолётом. Он выводил винт в горизонтальное положение, зацепляет лапой конец винта и ждёт команду пилота. Лётчик готов запустить магнето, он даёт команду отмашкой руки. Техник прокручивает лапой винт, а лётчик крутит магнето. Техник быстро отскакивает в сторону, а мотор, как ни в чём ни бывало, ревёт и рвётся в небо. Если мотор не запускался, то операция повторялась. В основном мотор М - 11 запускался с первого раза. Мотор работал на бензине марки «Б – 70». Бензин чистейший и на вид, прозрачный, как вода. Так вот и начались мои учебные деньки в любимом училище.
Порядок и дисциплина в училище были на высоком послевоенном уровне. В казарме подъём - в 7 часов. Койки стояли в два яруса. В целях экономии матрасы набивались соломой. Приятно для тела, а от соломы исходил добрый запах хлеба и земли. Ходили мы строем и на занятия, и на отдых, и в необходимую точку питания, то есть в столовую. Дни проходили за днями, кто умнел и набирался знаний с каждым днём, а кто и безобразничал. Понятное дело люди разные и многие попадали в училище по протекции или даже от «нечего делать».
Для таких вот отличных от других ребят на территории училища располагалась гауптвахта. И замечу сразу, она постоянно имела в своих стенах нарушителей. Это были наши ребята, курсанты – летуны. В училище, как в армейской части предполагалась полное самообслуживание. Ходили в караул по охране периметра училища и аэродрома. Наряды в столовую, уборку территории и прочие работы по ремонту и обслуживанию имущества училища движимого и недвижимого.
При такой загруженности и учёбе, курсанты умудрялись бегать в самоволки и доходили до прямого нарушения воинских уставов. Красивая форма синего цвета отличала курсантов от армейской цвета хаки. Вместо кирзовых сапог им выдавали крепкие ботинки. Местные дамы предпочитали общаться с будущими лётчиками, ну а на этой почве случались столкновения мужского общества между собой. В основном на танцплощадке, где обязательно был патруль.
Физической подготовке уделяли должное внимание, и можно утвердительно сказать, что командование училища предпочитало крепких и выносливых курсантов. Когда на строевом смотре проверяющий замечал молодого человека с синяком, он говорил, - что за будущий лётчик, если ходит с отметинами битья. Командиру подразделения приказываю усилить физическую подготовку с данным курсантом.
По выходным дням нас отпускали в увольнительную. При этом строго проверяли форму и внешний вид каждого увольняемого на определённое время. Мне тоже удавалось ходить в увольнение. Я предпочитал проводить время в музеях, библиотеках, посещать кинотеатры, или смотреть театральные постановки. Приятно было немного отдохнуть от напряжённой учёбы и армейской муштры.
В училище у нас были парни со всего Советского Союза. Эстонец Варка ростом около двух метров с трудом помещался в кабину нашего учебного самолёта. Командиры немного посоветовались и разрешили ему учиться лётному мастерству. В общем, в училище был полный состав национальностей, точней сказать интернационал под общим названием советские люди. Видимо это общество создавало спокойную товарищескую обстановку.
Хочу сразу сказать о своём первом полёте. Когда я садился в кабину, задел борт самолёта, то ткань слегка прогнулась. Стойки крыла, на которые я наступал, были изготовлены из сплава алюминия. Хоть инструктор вскользь похвалил меня, но я в душе себя корил и поставил сам себе тройку. Во- первых, я сделал два «козла», то есть два раза подскочил после приземления. Во - вторых остановился после буквы « Т», а это опять непорядок. Хотя я перед полётом был в себе уверен, имея хорошую теоретическую подготовку по управлению самолётом.
Управлялся самолёт, «По – 2» ручкой и педалями, тогда ещё не было понятия, что такое штурвал. А самолёт надо понимать и чувствовать его габариты и возможности. Со временем опыт и сноровка ко мне пришли, и я управлял воздушным кораблём с твёрдостью и уверенностью. Летом во время полётов мы надевали, тёмные комбинезоны и шлем с очками. Зимой нам выдавали меховую одежду: унты, штаны, куртку и шлем.
Красавец ПО - 2 был именно красив своими строгими геометрическими формами, как и все машины, созданные людьми. Идея освоить воздушное пространство, явно тяготела над лучшими умами человечества. Сравниться с полётом птицы - эта мечта любого разумного существа. Основные узлы самолёта были изготовлены из дельта -древесины, представляющей собой плотную структуру клеёного дерева. Обшивка фюзеляжа из перкали, то есть специально обработанной ткани. Тормоза на основное шасси были механические. Полная остановка самолёта осуществлялась педалью, находящейся в кабине.
Наш самолёт имел две кабины. Первая кабина предназначалась для курсанта, обучаемого лётному искусству. Вторая кабина для «хозяина» пилота – инструктора, отвечающего за обучение курсанта и сохранность летательного аппарата. С инструктором мне удалось совершить 66 «вывозных» полётов. «Вывозных»- это значит под руководством лётчика. Самостоятельных полётов я совершил 179, после представления инструктором моих данных начальству. Потом были контрольные полёты со старшими офицерами училища, которые ещё раз за разом составили своё мнение о моём лётном мастерстве. И так в воздухе я находился 103 часа 33 минуты в стенах родного училища.
Аэродром наш имел грунтовую полосу. За состоянием травяного покрытия следили специальные аэродромные службы.
Первым моим инструктором была военный лётчик, капитан В.В.С. Евгения Белова. Очень красивая женщина и высококлассный специалист лётного мастерства. В её руках самолёт был подобен стрижу, быстрой и ловкой птице. Вот таких талантливых лётчиков подбирали для работы с курсантами. В Училище имени дважды героя Советского Союза генерал – лейтенанта Авиации Таран Павла Андреевича - руководил училищем в ту пору генерал – майор Авиации Симоненко.
Инструктор Белова в совершенстве знала ночной бомбардировщик самолёт ПО – 2. И могла маневрировать при крейсерской скорости самолёта 100 км/ час. Взлётная скорость машины была 60 км/час. Скорость при посадке снижалась до 50 км/час. Приземляться на летательном аппарате считалось самым сложным в управлении. Размер посадочной полосы должен быть не менее 300 метров. Умелые лётчики могли посадить машину на минимальной 150 метровой полосе. Обязательно коснуться буквы «Т» при учебных полётах.
Во время полётов осуществлялась визуальная ориентировка на местности, проще говоря, надо было знать все населённые пункты, реки, озёра и леса. Учитывался встречный и попутный ветер, при этом порой скорость могла снижаться до 50 км/час. Для ознакомления с маршрутом инструктора устраивали вывозные полёты. Лётчик показывал курсанту все основные точки маршрута. При самостоятельном полёте я ориентировался и при помощи магнитного компаса КИ – 12. Я даже до сих пор помню номер 1180117 этого прибора. В тёмное время суток он освещался при помощи лампочки напряжением 27 вольт. В спирте плавала картушка, которая давала направление полёта. На земле мне давался определённый маршрут. В полётном задании были указаны параметры полёта в данную точку, допустим 52градуса.
В училище висели лозунги со словами И.В. Сталина «Летать выше всех, быстрее всех, дальше всех». «Лётчик – концентрированная воля, характер, умение идти на риск». В 1953 году, во время, болезни главы правительства Иосифа Виссарионовича Сталина, 6 марта наше училище было построено на плацу возле штаба. Репродуктор голосом Левитана оповещал о состоянии здоровья вождя. Перечисляли данные о пульсе, дыхании и давлении. Курсанты и офицеры тяжело переживали болезнь Сталин И.В.. Некоторые не скрывали своих чувств, и на лицах было выражение скорби по утрате этого человека, которому верили.
Подошло время окончания моего обучения в училище. На моих плечах были погоны старшего сержанта. Китель украшали заслуженные спортивные награды. Я имел второй спортивный разряд по лыжам, третий разряд по гимнастике, стрельбе и акробатике. На левой стороне груди сиял значок Ленинского комсомола.
Окончил я обучение на одни пятёрки. При таком раскладе попал в число лучших шести выпускников. Нам разрешено было выбрать место работы, очень высокая привилегия, для молодых лётчиков. Окончивших училище по первому разряду немного ограничивали в своём выборе. Второй и третий разряд брали по требованию лётных подразделений.
После окончания училища я поехал домой. Нагрузка учебного процесса сказывалась, и мне надо было отдохнуть, как говорится душой и телом. Дома меня приняли, как национального героя. Пришли мои школьные товарищи, подруги и друзья. Мне было немного лестно, когда меня называли лётчиком, а соседка бабушка авиатором. Хотя, что говорить, 30 января 1953 года приказом 1703/л Главного Управления Гражданского Воздушного Флота мне был присвоен четвёртый класс лётчика. Так что поздравления мне можно было принимать вполне заслуженно и справедливо. Я показал свою лётную книжку, которую утвердил генерал - лейтенант Белецкий 1марта 1951 года.
Вечером я пошёл прогуляться с друзьями по проспекту, и мы дошли до площади. Величественные здания партийной школы, горисполкома и дома Ленина привели нас к памятнику И. В. Сталина. Он стоял на высоком пьедестале в своей довоенной шинели, приветствуя правой рукой проходящих мимо людей. Ещё не прошёл шок после прощания с вождём, и под монумент сибиряки приносили цветы. Мы тоже остановились и отдали дань внимания этому человеку. Каждый из нас в душе, конечно, имел своё суждение о нём. Но вслух было не принято высказывать свои мысли. Для меня он оставался главой правительства и Комитета обороны, который сумел одолеть ненавистного врага. Среди моих родственников не было репрессированных. У моих друзей тоже складывалось неоднозначное мнение.
Утром мой отец разбудил меня, приглашая к завтраку. Я потянулся, не желая вставать. На столе лежала газета «Советская Сибирь», в которой говорилось об открытии в Среднем Приобье газового месторождения. Около села Берёзово ударил фонтан сибирского газа. Всё это было приятно читать и сознавать значимость моего Сибирского края. Также в газете сообщалось о повышенных темпах строительства ГЭС на реке Оби. Солнце ласково осветило наши окна. Отдыхать хорошо, но я человек военный и привык к дисциплине. Быстро поднялся и начал делать утреннюю гимнастику.
Мне надо было собираться в дорогу. Отправляться в другой город учиться на пилота большого воздушного корабля.