Сидя в земляном мешке, я вспоминал как началась эта роковая поездка. Я поднимался на эскалаторе с Комсомольской радиальной на кольцевую. Лента казалась совершенно пустой. В какой-то момент моргнули лампы. Потом еще раз. Свет погас, эскалатор остановился. Несколько секунд я оставался в полной темноте. И вдруг лента тронулась, но почему-то в противоположную сторону – вниз. Вспыхнули лампы.
По параллельной ленте мимо меня наверх плыли люди. Много людей. Стояли кучно, занимая обе стороны эскалатора.
- Вы не знаете, почему мы едем в обратную сторону? – обратился я к женщине в очках.
- Не знаю! – взвизгнула она. – И вообще у нас ма-а-асочный!
Действительно, на многих людях я заметил медицинские маски.
Вскоре масочники закончились, их сменили молодцы в камуфлированной форме с георгиевскими лентами.
- Они первые ! 8 лет издевательств!
- В радиоактивный пепел!
За ними голосили толстые бабки:
- Хватит кормить Кавказ!
- Банду Ельцина под суд!
Потом я увидел хмурых мужчин в потертых кожаных куртках. Они сплевывали прямо на эскалатор. Один мужик кричал в огромную мобилу, похожую на кирпич с выдвижной антенной: «Чо ты мне фуфло толкаешь, шнырь?»
За ними расположились граждане в заячьих шапках с сумками, полными вареной колбасы. Некоторые везли авоськи с трехлитровыми банками пива. Проехали пионеры с красным знаменем. Пронеслись рабочие с транспарантами «Завершим пятилетку по-ударному!», «Пьянство из жизни решительно выметем!»
Свет включался и выключался. Гудела сирена. "Воздушная тревога! Немедленно спуститься в укрытия!" Солдаты в мятых шинелях тащили по эскалатору носилки, ящики, противогазы, книги. Но и они прошли.
Показались девушки в ситцевых платьицах, белых косынках, передниках. Натруженными ладонями они крепко держались за поручни.
Следовавшие за ними рабочие, (все как один в кепках) стучали молоточками по поручням, а потом сняли толстые резиновые ленты с направляющих. Демонтировали плафоны, выкрутили лампы. Стало темно, зябко, с потолками падали капли. Я чувствовал холод земли. Она наступала. Земля обнимала меня. Я не мог шевелиться. Щупал промерзший грунт. В темноте слышался нескончаемый гул отбойного молотка. Но стих и он.
Остался стук сердца.