Ни за что не буду смотреть, - подумала я, увидев анонс сериала «Слово пацана». Мордобой, быдловские порядки, - я насмотрелась всего это в реальной жизни, будучи подростком, погружаться снова в этот мрак никакого желания нет. Но посмотреть все же пришлось, потому что пройти мимо феномена, который задел столько умов, я не могу. И теперь наши вечера включают просмотр одной серии «Слово пацана». Одной - потом что больше я не вынесу.
Мое главное впечатление: смесь грусти, сострадания и отвращения. Почему же я его смотрю?
Для меня мир сериала «Слово пацана» - дорожка в темные уголки памяти. Распаковка атмосферы ужаса, в котором жили мы, дети девяностых.
Бояться надо было всех. Группировщиков: если ты за кого-то «бегаешь», то бояться надо банд соседнего района, если ты не принадлежишь ни к одной – то бояться надо любого группировщика. Полицию: эти были даже страшнее, потому что обладали правом легального насилия, и помимо того, что могли крышевать какую-то группировку, вольны были еще открыть на тебя дело и отправить за решетку. Наркоманов: эти сидели на каждом углу, у подъездов, лифтов, на этажах жилых домов, и могли мать родную продать за дозу, не то что тебя – случайного человека.
Мы затолкали этот ад так далеко в память, что успели забыть, во что могут превращаться люди, доведенные до нищеты. Ведь даже крыса, загнанная в угол, может вцепиться в горло.
Начав прикасаться с помощью сериала к этим болезненным воспоминаниям, я поняла, что все-таки не хочу останавливаться на беглом знакомстве с парой серий. Эта часть жизни – тоже я: похоронив ее в складках души, я умертвляю часть себя. И кто-то внутри меня глухо тоскует. Лучше я ее достану, обниму, и оплачу мое пропащее детство вместе с ней.
Поэтому мы с мужем включаем ноутбук, и в полном молчании смотрим новую серию. В молчании – ведь что бы ты ни сказал, это будет нелепым, недостаточным и мелким на фоне того, что случалось с нами тогда.
Этот фильм объясняет, почему мое поколение стало таким какое оно есть. Мы – те, кто выжил и это не фигура речи. «Пришиваясь» к группировкам, мы вшивали в себя травмы, которые определили наш характер на много лет.
То, что сейчас выглядит моей активностью, зиждется не на творческом начале, а на простом примитивном хорошо усвоенном правиле: «Либо ты, либо тебя». Поэтому за моей живостью всегда прячется страх и привычка к борьбе.
То, что кажется моей проницательностью, выросло на дрожжах недоверия. Однажды в темном переулке на меня напали сзади. Кто-то ударил по голове. Я сразу потеряла сознание, а когда очнулась, увидела перед собой нож и безумные глаза. Я тогда легко отделалась, парень выхватил у меня сумку и убежал. А я была рада, что выжила. Когда тебя предают и свои, и чужие, и это – повседневная ткань жизни, - быстро научаешься подозревать, просчитывать, всматриваться. Моя аналитичность выросла вовсе не из природных талантов, она имеет привкус паранойи.
То, что кажется моей добросердечностью, на самом деле – гиперчувствительность израненного сердца. Столько одиночества, сколько я пережила в подростковом возрасте, я не переживала больше никогда. Настоятельная потребность быть поддержанной и невозможность получить поддержку заворачивали сердце в тугой жгут бессилия, отчаяния и отверженности.
Одиночество в семье – невозможно было делиться с ними тем, что случалось с нами на улице. Родители не могли ни помочь, ни защитить, ни понять. Одиночество с ровесниками – бояться было не модно, а размышлять о внутреннем мире – позорно, ты тут же был бы объявлен тем самым «чушпаном». Одиночество в школе – запуганные и вымотанные учителя – плохая опора. Все о чем они мечтали в отношении меня – о моем отчислении. Я задавала слишком много вопросов и была слишком дерзкой.
Я наглоталась одиночества по самое горло, поэтому мое сердце звенит, кричит «SOS» и стучит в набат, когда я вижу кого-то, кто кажется мне таким же одиноким. Моя сердобольность не от богатства души, а от непоправимого ущерба, нанесенного ей той эпохой.
Встречаться с собой – той, худенькой растерянной девчонкой, вынужденной делать вид, что она разбитная и смелая, - вот почему смотрю этот фильм я.
Но почему же его смотрят наши дети? Если вам интересно, дайте знать, и я расскажу об этом в следующем посте.
Делитесь тем, почему его смотрите (или не смотрите) вы. Давайте дадим этим чувствам место.
Текст: Гештальт-терапевт Галина Соколенко