Все части повести "Николушка" https://dzen.ru/suite/96bec729-bbae-4198-ac83-43f52c97c662
Отцу Николаю что только не приходилось делать помимо службы: на священника в России в начале третьего тысячелетия возлагают столько «житейских попечений», что порой возникает мысль: а не специально ли это делают, чтобы он занимался всем чем угодно, кроме непосредственно богослужебной деятельности? В области, где он служил, священников куда только не включили: и в общественную палату, и во всевозможные общественные советы при разных структурах, а отца Николая вот даже в комиссию по помилованию при губернаторе, хотя в такие комиссии священнослужителей обычно не включали. А тут подумали: пусть будет кто-то в рясе, «для экзотики». И вскоре о своем решении пожалели: уж очень неудобным оказался протоиерей Николай, не умел совершенно «работать в команде», и на все свое, никому не нужное мнение имел: видите ли христианская и пастырская совесть его не может позволить молчать.
Но чашу терпения членов комиссии, которые были люди разумные и понимали, что нужно делать не от ветра своей головы, а так как более опытные и умные старшие товарищи, которым виднее, подскажут, переполнила одна выходка священника, после которой они единодушно ходатайствовали о выводе его из состава комиссии. И пожелание их было удовлетворено. А произошло вот что.
Прошение о помиловании подали три бизнесмена, которые, как хорошо знали все члены комиссии, были ни в чем не виноваты, но перешли дорогу одному крупному чиновнику, и теперь вот отбывали наказание. Сердце подсказывало членам комиссии, что нужно бы удовлетворить их прошение и рекомендовать губернатору направить ходатайство об их помиловании Президенту. Но разум подсказывал им, что поступить так будет крайне опрометчиво, потому что жалость к другим – роскошь, которую не каждый может себе позволить, особенно если это за свой счет, и воздастся ли по делам – кто ж это знает? А чиновник – вот он, вполне реальный, пришел на заседание и говорит, что ни в коем случае не надо ходатайство это удовлетворять.
И тут как назло это поп вылез со своими дурацкими речами. Ничего ведь особенного не сказал: просто про то, что все, что мы делаем другим – мы делаем самим себе, что все возвращается, про милость к падшим, а особенно – к невинно страдающим. Так что-то от его речей всех проняло, что проголосовали они все за помилование, вопреки всем заранее достигнутым договоренностям. А что самое удивительное: даже чиновник это стерпел; сказал только, чтобы этого попа в комиссии больше не было. Повод убрать отца Николая из ее состава легко нашли: в соседних регионах священнослужителей в подобных комиссиях не было, значит и здесь ни к чему. А священник только рад был, что такую ношу с него сняли.
Но самое странное произошло дальше. Трое из членов комиссии, которые много чем другим помимо заседаний в ней занимались, перешли дорогу мэру областного центра. И сильно так перешли, что замаячила над ними угроза возбуждения уголовного дела: это где-то в других субъектах Федерации принцип разделения властей работал как часы, а в этой области о нем только на занятиях для студентов-юристов вспоминали и то больше для того, чтобы «поржать». Вот тогда-то и вспомнили они про отца Николая, и про то, как тот заступился тогда на заседании за невиновных, никого не побоявшись. Очень хотелось им его попросить, чтобы он и за них слово замолвил, но как-то стыдно было.
А отец Николай как будто услышал их, и сам, по своей инициативе пошел к тому чиновнику, которого так тогда разозлил. Тот же как будто ждал его:
— Ну что тебе опять от меня надо? – устало спрашивает.
Начал ему священник объяснять, что невиноваты эти трое, а тот рукой машет:
— Помнишь, как у Крылова: «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать»? Не в то время и не в том месте они оказались.
А отец Николай смотрит ему в глаза как-то странно, и кажется чиновнику, что не только этот поп, но кто-то неизмеримо более значимый сейчас к нему обращается.
— Ладно! – махнул он рукой. – Решим! Одно условие: больше ко мне не приходи, а то слишком плохо ты на меня влияешь!
Снял трубку телефонную, сделал несколько звонков. Вес у него в негласной табели о рангах региона куда выше был, чем у мэра. И как-то вдруг никакое дело не возбудили, и даже извинились за ошибку.
А отец Николай, уходя из большого кабинета, пообещал не надоедать больше своим присутствием, но перед тем как уйти, вдруг подошел к оторопевшему чиновнику, обнял его и тихо сказал: «Бог любит тебя!»
… Анна Дмитриевна читала Коле книгу, которую он так любил, а вместе с ним и она ее полюбила. Отец Николай в последнее время часто слушал ее, задумчиво сидя в кресле рядом с женой и внуком, который все больше поражал священника.
Анна дошла до места про невинно осужденных вельмож, которых Святитель спас от незаслуженной казни. Они были свидетелями того, как Святитель Николай выхватил меч из рук палача, не дав казнить трех оклеветанных горожан, чья невиновность потом была доказана. Этих сановных людей поразило тогда не только бесстрашие архиерея, остановившего казнь, но и то, как близко к сердцу он принял чужую беду и – самое удивительное – он действовал с такой властью, что не послушаться его было невозможно.
Через какое-то время помощь понадобилась уже этим вельможам: столичный мэр оклеветал их перед императором, выдвинув тяжкое обвинение в государственной измене, наказанием за которое была смерть. Несчастные в темнице вспомнили тогда Святителя Николая. «Если бы он был здесь, то и нас спас бы, как тогда горожан!» — подумали они. И хотя святой был далеко от них, невинно заключенные обратились к нему с горячей мольбой, веря, что он услышит их, невзирая на расстояние.
И Святитель Николай действительно их услышал. Он явился во сне императору и мэру; было новое разбирательство дела, в результате которого сановников не только оправдали, но и восстановили во всех правах.
Мальчик с интересом слушал это повествование, его глаза горели.
— А ведь Святитель Николай и дедушке помог поступить также как он! – сказал вдруг Коля.
— Что ты такое говоришь? – удивилась Анна. – Ну, про узелочки с золотом, да, была определенная аналогия, а к этому какое отношение наш отец Николай имеет?
В глазах священника читалось неподдельное удивление от того, что сказал внук, но одновременно блеснули озорные искорки: ему показалось забавным, что жена считает, что он ничего подобного не может.
— А ведь Коля прав, — мягко сказал он. – Вот послушай, что у меня было не так давно…
И рассказал слушавшей его с широко открытыми глазами Анне про свою работу в комиссии по помилованию. Про эту сторону жизни мужа она ничего не знала. А Николушка как будто бы все знал, по крайней мере такое впечатление стало складываться у его деда.
