Метка!
Йола открыла рот, как вытащенная из проруби рыба, глоток морозного воздуха – и способность соображать вернулась.
Метка… обычная зазубрина, сделанная топориком на дереве, сочилась янтарной смолой, белела в утреннем тумане заплатой реальности. Значит, сделали ее, пока она – Йола – безмятежно спала. Метка – такая простая, светлая даже, чистая – наполнена зловещим смыслом, страшным…
Девушка почувствовала, что не мороз – ужас – пробирается под легкое одеяние. Йола была близка к панике, но из всех сил сдерживала себя, ища выход из сложившейся ситуации. Она знала, что метка рано или поздно появится и у нее, но гнала эти мысли, пряталась, как улитка в ракушку. И вот чем теперь обернулся принцип «моя хата с краю»!
Была… с краю.
Никто не вступится, как и она раньше не вмешивалась, никто не придет на помощь, не спасет – мир такой, где все решает не дружба, а случай.
Девушка жила в приюте, что стоял далеко от города. Росла в совершенном одиночестве – духовном. Йола не знала родителей, и никто не научил ее обзавестись подружками.
Воспитатели были разными. Одни – добрыми, подкармливали худосочную девчонку, щедро добавляя в приютскую порцию лишнюю толику еды. Вторые – злыми, эти насильно впихивали в Йолу какие-то таблетки, надрезали тонкую кожу, впрыскивали шприцем лекарства… И те, и другие не разговаривали с ней, хмурились, качали головами, сетуя на болезненный организм воспитанницы.
Молчали и соседки по сиротской доле – у каждой из них была своя история, но никто не спешил поделиться ею.
Скучные дни скрашивали животные. Домашних иметь не разрешалось, но то дикая белка беззастенчиво сядет на ладонь, выпрашивая орешек, то заяц – пугливый, как и сироты, – мелькнет и скроется в высоком кустарнике. Однажды Йола видела волка, словно из сказки, – большого, серого, с огромными зубами. Волк прошествовал по территории приюта, принюхиваясь к запахам убогой кухни, чихнул недовольно и скрылся в настоящем лесу, который начинался сразу за колючей проволокой. Кого проволока ограждала – лес от сирот, или бедных малюток от леса, – непонятно.
Были и счастливые минуты, конечно.
Однажды к Йоле подошел молодой совсем воспитатель, повесил на шею золотистую цепочку, прошептал что-то застенчиво, словно желание загадывал…
И все… все радости, вспомнить нечего…
Метка!
Есть что вспомнить!
Йола видела, как появлялась эта метка у соседок. Они плакали хором, но ничего не могли поделать.
На следующий день приходили мужчины, гогочущие во весь голос, шли через строй отмеченных, обреченных девушек, щупали куда придется. Их потные горячие пальцы проникали под одежды, поглаживали, щипали – оценивали, на что использовать ту или другую. От вожделения, адреналина мужчины скидывали теплые куртки, кряхтели, словно уже и не пальцами внедрялись в тугую девичью – девственную – плоть. Чувствуя, вероятно, боль своих жертв, они обещали пленницам златые горы: бриллиантовые звезды сережек, разноцветные бусы, много вкусной еды и море изысканных напитков.
Только вот ни одна из выбранных девушек не возвращалась, чтобы похвастаться неожиданно обретенным богатством и счастьем. Потому так и боялись все меток – воспитанницы приюта исчезали бесследно. А неизвестность пугает сильнее определенности.
Йола дрожала, глядя на смеющихся незнакомцев, ежилась, словно их жадные пальцы трогали и ее, замирала, одна мысль и билась тогда в голове: «Только бы не меня, нет!»
Бог миловал… до поры.
Мужчины забирали только по оставленным меткам. Ощупав девицу, они связывали ей руки и ноги, утаскивали в большой фургон, взвалив жертву, как куль, на плечо, а то за ноги тащили по снегу, бывало и за волосы – если уж девушка была постарше и изо всех сил сопротивлялась…
Днем Йола обнаружила, что не одна оказалась отмеченной – ее товарки стояли в ряд молча, капали слезы, но звуки плача терялись в гулких порывах морозного ветра. Холодно и страшно… Девушка так и не смогла ничего придумать, чтобы спастись, и теперь тоже лишь плакала, зябко кутаясь в ветхое зеленое пальтецо.
Послышались грубые голоса, хохот…
Йола стояла с краю, последней, и видела, как выбирают, ощупывают, связывают, а потом тащат по снегу ее подружек. Да, теперь она чувствовала необъяснимое родство, жалела их, как саму себя.
Все ближе и ближе шаги…
Один из мужчин – веселый, раскрасневшийся, глаза горят, словно он выпил водки, – остановился, погладил теплыми пальцами по щеке, пробормотал: «Хороша, красавица!»
Он тут же отвлекся на возглас напарника – кряжистого, насупленного, озабоченного чем-то человека.
«Помоги, Степан, – услышала Йола, – сопротивляется зараза…»
Веселый мужчина – Степан – побежал к кряжистому другу. Вмиг они скрутили противницу по рукам и ногам. Девица эта была дородной – им пришлось вдвоем ее тащить…
– Я завтра вернусь, вот ту возьму домой, – кивнул Степан в сторону Йолы, – гляди, какая пушистая, дети обрадуются.
– Не, я тридцать первого в лес не поеду, к черту, а то праздник не в праздник, – ответил степанов приятель. – Да и тебе оно надо? Эти бы продать – план выполнить! И так лишку срубили на веточки старушкам. С ума все посходили с этой… как ее… экологией. Искусственные елки почти как настоящие, разве не пахнут только. Возьмешь себе ту, что останется.
– Продадим, не волнуйся! – смеялся Степан. – Сбавим цену, если что… Хотя ты прав, в питомник неохота тащиться. Однако эта пышная красавица на следующий год израстется, не пристроишь уже никуда… Ладно, выберу покрасивее из остатков…
Йола мало что поняла из разговора мужчин, вздохнула легко, когда большая машина фыркнула, выпустив в свежий воздух сизое вонючее облако, и скрылась за поворотом.
Одно она знала точно – меток на ней больше не будет!
_____________________________________________________________________________
Примечание: елочки обычно срубают на четвертый-пятый год. Дальше – редко. Чтобы елка достигла высоты, скажем, для городской площади, нужны годы.
Рассказ опубликован на Синем сайте
Не пропустите новые публикации, подписывайтесь на наш канал, оставляйте отзывы, ставьте палец вверх – вместе интереснее!
Приносите своё творчество на Синий Сайт! Самые интересные работы познают Дзен и, возможно, попадут в новый сборник.