Продолжение.
- Между прочим, - некоторое время спустя невнятно произнес бродяга, жуя фрукты, - у меня есть две новости: одна из них первая, а другая, надо полагать, вторая будет. Начнем, как водится, конечно, со второй, - фиги, ну их на фиг, еще не совсем спелые, в чем убедиться можешь сам. – он сунул ослу пару штук и тот начал задумчиво жевать, - теперь новость первая, - тут неподалеку, ну совсем невдалеке, мною замечена небольшая группа человеков вида моего, то есть Хомо сапиенс разумный, и заняты они обычным для сапиенсов делом, а именно, - все Хомо, скопом бьют сапиенса одного.
И, знаешь, - странник уважительно повел подбородком, состроив многозначительную и умную физиономию, что у него не очень-то и получилось, - судя по всему, они достигли весьма высокой степени разумности и цивилизованности, ибо тот, которого нещадно так метелят, совсем не возражает. Даже нет поползновений. А все это является свидетельством чего? - философствующий бродяга многозначительно понял вверх палец и закончил, - является свидетельством наличия закона. Давай-ка посмотрим на эту в высшей степени занимательную и поучительную картину ближе, но из соображений конспирации, а так, же и субординации, одному из нас придется ехать на другом верхом, а, то народ нас, знаешь, не поймет. Нет! Нет, нет! – со смехом закричал бродяга, добродушно стукнув животное кулаком в морду. – Ты все совершенно неправильно все понял! Все, с точностью, до наоборот. Ух ты …! Э, да, ты не лошадь и ты не осел – ты просто козел!
Это было не следствие невоспитанности, а просто естественная реакция на жестокий укус в ляжку. Так негативно отреагировал осел на попытку его оседлать.
Достойный Нофри, со сложенными смиренно на животике ручками, наблюдал, как сборщики налога весело, с шутками и прибаутками, доказывают спине счастливого Нехри выгоды государственного строя и так увлеклись занятием сиим, что чуть не пропустили начало следующего события.
А оно было уже вот оно.
- А что это вы тут делаете, о, священные гамадрилы Осириса?
Фраза возникла как-то ниоткуда и, видимо, оттуда же, ведь только что ничегошеньки же не было, возник красный осел и сидящий на нем(уговорил-таки), почему-то боком, бродяга, весело скаливший зубы.
- Езжай своей дорогой, сын вонючего шакала и смердящей же гиены. - миролюбиво ответствовал и одновременно напутствовал Нофри.
- О, великий господин! - ответствовал бродяга, вытаращив бесстыжие глаза. – Я, вообще то, и еду своей дорогой, но вот мой друг, - он указал на осла, - ищет, утерянную на бесконечных полях истории, родню, и позвольте вас спросить: не является ли ваш отец, ему дедушкой двоюродным?
- А? - удивился достойный сборщик налогов, полагая, что ослышался. – Чего?
- Я просто интересуюсь - какашки моего осла, по материнской линии, вам, не родня ли?
Нофри вытаращил глаза и раскрыл рот, затем повернулся к стражникам и махнул рукой.
Стражники, весело улыбаясь, подошли к, так же улыбающемуся, бродяге и один из них добродушно засветил ему под глаз и бродяга, по-прежнему улыбаясь, дрыгнув ногами, свалился с осла на противоположную сторону, откуда донесся его удивленный возглас:
- Ну, ни хрена себе, как больно! Ведь не должно же!
Кстати, когда он кувыркнулся с осла, то (ну совершенно случайно), задел пяткой, дрыгнувшейся ноги, подбородок одного из слуг закона, отчего, тот расслабленно и умиротворенно расположился на земле, на некоторое время, прекратив воспринимать реальность как факт.
Осла, который был тут ну совершенно не причем, перепоясали ни за что, ни про, что, палкой и он, задрав вверх морду, издал возмущенный и визгливый вопль и наподдал копытами задних ног в брюхо одному из стражей и тот ыкнув, согнулся, и пошел куда-то в сторону, потеряв всякий интерес к происходящему. Наверное, у него случилось расстройство желудка, или, не дай бог Ра, приступ язвы.
Тут на сцене вновь объявился бродяга, все еще не пришедший в себя от удивления.
- А почему так мне больно? - вновь спросил он весьма удивленно.
- Щас, подлечу, Исиду твою мать. - ответил один из надсмотрщиков, замахиваясь палкой.
Бродяга нырнул под брюхо осла и оказался по другую сторону, а палка, повинуясь щедрому замаху надсмотрщика, с характерным стуком встретилась с головой другого стража. Оставшиеся с разъяренными криками кинулись на бродягу, который, уворачиваясь от многообещающе гудящих в воздухе палок, принялся бегать вокруг осла, которого эта суета привела в крайнее раздражение и все его четыре копыта с такой скоростью замелькали в воздухе, что все сборщики налогов закончились, не успев пробежать и одного круга.
Схватка же господина Нофри с незнакомцем, красочно, но не вполне достоверно, описанная им впоследствии, выразилась в том, что тот последний долго гнался за господином Нофри с мотыгой в руке и с криком:
- Стойте, стойте, господин мой…последний штрих…дайте-ка я вас мотыгой хорошенько опояшу… ну чисто символически…иначе не будет логической законченности …в сцене!
Бродяга сильно поднажал, догнал-таки чиновника и со смаком, как раз на слове «в сцене», гулко приложился мотыгой по спине, - хрясь! - что, однако, только прибавило прыти господину Нофри, удалившемуся вдаль со скоростью антилопы гну. Нет, увы, мотыга не переломилась, жаль конечно, было бы очень колоритно, но чего не было, того не было. Врать не будем, а наоборот, придерживаться будем естественного хода событий и без преувеличений. Только голая, нагая и по бесстыжему прекрасная, истинная правда.
Правда она всегда бесстыжая, но должен же быть у нее хоть какой-нибудь недостаток.
Есть возражения? Тогда идем дальше…
