...Конечно, такие рассказы всегда грустны. Но они имели место быть. Они были.
Это далеко не всё, что рассказывал папа. Здесь я описала лишь малую часть того, через что прошёл мой отец и что слушала я. И эти рассказы не были каким-то глумлением над святым или желанием папы напугать меня. Он просто старался как можно безболезненнее познакомить меня с обратной стороной жизни, которую мне так или иначе предстояло пройти в самом недалёком будущем. Проще говоря, учил цинизму, без которого мероприятия под названием “смерть” и “похороны” трудно переносимы. И, знаете, я ему за это очень благодарна, так как его труды не прошли даром и в один прекрасный момент опыт, полученный от папиных “страшилок”, мне очень помог. А было это так...
...У меня умерла подруга. Умерла от рака. Но перед этим, по одной только ей известной причине, она перестала со мной общаться, и длился этот период несколько лет. За это время она успела развестись и выйти замуж, её обе дочери выросли, и старшая даже успела родить сына, который к моменту смерти бабушки, то бишь моей подруги, подрос и был уже предшкольного возраста.
Но, как бы то ни было, а её дочки всё же позвонили мне накануне похорон и сообщили адрес прощания и выноса тела.
Конечно же, я приехала. И поехала с ними на кладбище, которое находилось в 2 часах езды от города в родной деревне подруги.
Сам путь был не сложен, хоть и долог. А вот деревня и всё, что происходило после нашего приезда туда, произвело на меня неизгладимое впечатление!..
Наша легковушка с сопровождающими приехала в пункт назначения на полчаса раньше грузовой ГАЗельки, на которой везли гроб с телом. Мы высадились на центральной площади (если можно так сказать) небольшой деревеньки со старыми серыми полу покосившимися избёнками в два окна. Площадью это место считалось потому, что именно здесь сходились все дороги деревни в количестве 3 штук, и именно здесь, в нескольких метрах от размытого ноябрьским снегом, морозом и дождями главного перекрёстка, стояла единственная в этой деревне изба пятистенка (это значит самая большая), на которой с одной стороны имелась выцветшая вывеска “Магазин”, а с другой стороны такая же, не менее старая и подгнившая, с громким словосочетанием “Дом культуры”.
Пока мы ждали импровизированный катафалк, нас пригласили в соседний дом “помянуть усопшую”. Ну, мы и пошли. Уж не знаю, что меня поразило в тот день больше: похороны или этот дом...
Как я уже говорила, избёнки там были маленькие - в 2 окна, а это значит, что комната в этом доме была всего одна и то настолько крохотная, что помимо маленькой печки с топкой и крохотным местом для готовки на пару небольших горшков, там впритык помещалась ещё только одна полутора спальная панцирная кровать, застеленная непонятным цветастым куском какой-то материи (в прошлом, вероятно, лоскутное одеяло), из-под которого выглядывало далеко не первой свежести пастельное бельё, больше напоминавшее большую долго ношеную и так же долго не стиранную портянку; небольшой стол, накрытый прорезанной во многих местах, старой и давно немытой клеёнкой; два колченогих стула и старый полу рассохшийся кованый сундук. С низкого дощатого потолка, прикрытая газетным кульком, на голом проводе свисала одинокая лампочка накаливания ватт на 40, а два крохотных окна прикрывали куски когда-то красной материи, небрежно собранные в один край. Пол был затоптан до такой степени, что идея разуться умерла во мне не родившись.
Увидев всё это “великолепие”, я остановилась возле еле тёплой печки, не понимая, что делать дальше и как себя вести - в своей светлой серо-розовой шубке с пушистой песцовой оторочкой, светло-голубых джинсах и белых зимних полу сапогах я смотрелась в этом интерьере, как белая ворона в прозрачном палантине из крыльев сказочных фей!..
(нет, я не специально так вырядилась - мне просто не сказали, где будут хоронить, поэтому я поехала в своей обычной городской одежде)
...К счастью, хозяева дома (или кто они там были) сразу сообразили в чём дело и мне был вынесен табурет, который сразу же был старательно протёрт огромной заскорузлой рукой одного из присутствовавших здесь мужиков, и аккуратно застелен какой-то почти белой тряпкой.
Мы все сели. Мужики молча разлили водку по стопкам и раздали присутствовавшим. Я покачала головой в знак отказа (тогда шёл период, продлившийся в общей сложности 10 лет, когда я вообще не употребляла алкоголь ни в каком виде). Мужики уважительно замычали и взамен водки предложили мне... солёный огурец, который оказался на редкость вкусным.
Все молча и не чокаясь выпили. Закусили. Парочка присутствовавших дам всхлипнули, мужики тяжело вздохнули и в маленьком, пропахшем землёй, печной сажей, дымом и деревней, помещении повисла глухая тишина.
Вдруг тяжёлая, обитая войлоком и железом, дверь со скрипом отворилась, и в образовавшуюся щель кто-то негромко пробасил: “Привезли...”
Кое-как с трудом пробравшись по раскуроченным и уже подмёрзшим колеям-тропинкам обратно к “площади”, я увидела гроб подруги. Он стоял на двух “ИКЕАвских” табуретках в самом центре туманно-сумрачного грязевого пространства и невероятно громко и нелепо сверкал ослепительной белизной ритуального покрывала и кружевного чепца, который так уродливо и коряво обрамлял её маленькое тихое личико.
Рядом с гробом никого не было. Народ стоял сильно поодаль, от чего создавалось впечатление, что гроб с покойницей — это всё, что там есть.
Внезапно около гроба появилась двоюродная сестра моей подруги, которая, плача, охая и причитая, начала суетиться вокруг сестры. Я подошла ближе. И, знаете, лучше бы я этого не делала. Во всяком случае, пока: лицо моей подруги было всё испачкано какой-то серо-зелёной жижей, а на подушке, с левой стороны возле рта, красовалось огромное серо-бурое пятно. Чепец частично был выпачкан этой же субстанцией. Покрывало сбилось, обнажив залитый всё той же жидкостью матрас.
Сестра суетливо бегала вокруг гроба, тщетно стараясь убрать бумажными салфетками хотя бы с лица умершей медленно сочившуюся жидкость...
- Антикоагулянты... - тихо сказал кто-то рядом, - При раке их часто назначают. Вот кровь и не свернулась после смерти. А покуда везли, растрясли, видать. Вот и протекла...
...Стали подходить другие. Кто-то что-то говорил. Кто-то всхлипывал. Кто-то молчал, да так громко, что и слов никаких не надо было.
...А потом было кладбище... В сосновом лесу и с песчаной почвой... (с тех пор я знаю, что песок очень плохо удерживает запахи, и всё, что в него закопано пахнет так, будто и не закопано вовсе!..) И, знаете, около каждой могилы свой “аромат”, по которому весьма просто определить давность захоронения... (с тех пор я ненавижу сосновые леса с песчаной почвой)
- Эй! Кто копал могилу? - раздался чей-то окрик, глухим эхом раскатившийся по кладбищу.
- А чего не так-то? - отозвался другой.
- Ну, подойди, да посмотри! Чего за зря-то горлопанить в святом месте?! - сухо отчеканил первый.
Посмотрела и я: гроб моей подруги СТОЯЛ под весьма острым углом в своей последней обители!
- Да я чё ж, виноват штоли?! Мне ж размеры-то никто не сказал! Я и вырыл с поправками по прижизненному росту Алки! (Алла - так звали мою подругу)
И тут раздался глухой удар — это внутри гроба съехал труп и с грохотом упёрся заиндевелыми ступнями в заднюю стенку.
- Да, что ж вы делаете, изверги?! - заголосили деревенские старушки.
- Спокойно, бабули! - крикнул один из импровизированных деревенских могильщиков, и лихо спрыгнул в яму с торчащим из неё ящиком: - Ох, Алка! Тебе чё ж, ещё и гроб не по размеру сработали? Кого забирать-то намерилась? Вроде, и баба ты добрая была. А смерть-то вон, всё равно по-своему всё выставила.
...Да, гроб у Алки был сантиметров на 10–15 больше, чем было нужно - дочки недосмотрели. Пришлось подкапывать в процессе... А через полгода ушёл и её родной брат, оставив жену и троих детей.
Повесился.
Забрала таки.
...Вот и не верь после такого в народные приметы да поверия...
...Страшна смерть, кто бы что ни говорил. В любом своём проявлении страшна и некрасива...
Когда мама умерла, папа похоронами заведовал. В больнице она умерла. Я её туда сопровождала - отца с его инфарктом и стенокардией не пустила. Просидела у её кровати до утра (к 9.00 мне на работу нужно было): её в 3 ночи на скорой увезли. В 3.10 уже в больнице были. А в больнице той лекарств нужных не оказалось - 2003 год был. Заказала за свой счёт. Курьер привёз, да поздно - время упущено. Врач сказала: “Бесполезно...”, - но сделала их. Сделала в 4.30 утра вместо 3.15. Не спасли... В 13.55 умерла. В 14.00 папа позвонил: “Всё...” Но перед этим...
- Алён, Машке скажи, что б сюда срочно ехала, - сказал папа, приехав в больницу к 8.00.
Я домой сломя башку - маме плохо, у меня встреча по работе.
Влетаю в квартиру. Сестра (Машка - рассказ “Машенька”) в душе. Стучу в дверь.
- Что надо?! - раздражённый вскрик сестры.
- Папа велел тебе срочно ехать в больницу!
- Да что ещё опять случилось?! - ещё более раздражённый голос в ответ.
- Мама в больнице с инфарктом!
- О, боже... - протяжно-нервный ответ с придыханием, - сейчас выйду.
...Она приехала туда, взяв мамины тапочки, которые я забыла прихватить, и о которых так волновалась мама, вдруг придя в себя в 5 утра, когда игла капельницы с обезболом (или ещё с чем-то) выскочила из вены:
- Что со мной, доченька? - спросила она, открыв измученные страданием, глаза.
- Инфаркт, мама, - честно ответила я, взяв её за руку. (жалела потом об этом несколько лет... себя в её смерти винила - думала, что если бы наврала тогда ей, то, может быть она и не сдалась так быстро, боролась бы и осталась жива... может быть и сейчас ещё жила - ей ведь всего 63 года было, когда это случилось...)
- Мммм... - простонала она и, запрокинув голову, закрыла глаза, а я помчалась в ординаторскую.
- Там мама!.. Она очнулась!.. - орала я в распахнутую дверь врачебной комнаты.
- Это плохо... - озадаченно произнесла принимавшая нас дежурная врач, и бегом помчалась в её палату. Я за ней.
...Через пару минут маму опять погрузили в наркотический сон, а я, дождавшись отца, бегом отправилась домой.
...День не клеился: намеченная встреча отменилась, дела не строились. И в один “прекрасный момент” меня, будто ветром сдуло с того места, где я была: “Быстро домой!!!”, - громыхнуло в моей голове.
Минут через 20 я была уже на месте. Не успела я зайти в квартиру, как раздался телефонный звонок - звонил домашний телефон:
- Да! - задыхаясь выкрикнула я в трубку (запыхалась, поднимаясь на четвёртый этаж “сталинки”)
- Всё... - раздался папин голос.
Я молча положила трубку.
...Мамы больше не было...
...Хоронили маму в последний день апреля. Было пасмурно, но сухо и прохладно. Она лежала в гробу тихая и спокойная, будто спала. Её лицо и тело были абсолютно натуральны и естественны: папа постарался - договорился в морге (за денежку, конечно), чтобы не вскрывали полностью, а только место сердца (“известно ведь от чего умерла, а в остальном претензий не имею”). На её памятном камне на могиле выгравирована рябиновая ветвь, даты и Фамилия, Имя и Отчество. А в цветнике посажены ландыши, которые разрослись и цветут каждую весну.
Спасибо, папочка, что всё так красиво сделал!
И прости, что с тобой всё вышло так коряво...
...Да, с папой всё вышло не так красиво, как с мамой. Его похоронами полностью заведовала сестра. Она сама так решила. И уж не знаю, хотела ли она сэкономить или просто дурканула, но с моргом больницы, в которой он умер, она решила не договариваться. Соответственно и результат не заставил себя ждать: папа в гробу лежал с замятым на одну сторону лицом и проваленной грудной клеткой (благо, хоть шва видно не было, как на муже моей подруги, которого располосовали до самой нижней челюсти, сшив потом крест-накрест чёрными нитками по белой коже).
Прошли похороны не так мрачно, как у мамы (рассказ “Последняя улыбка”). В тот майский день с утра светило солнце. А ещё помогли мои коллеги, которые не зная ничего, позвонили мне на мобильный именно в тот момент, когда я, набрав горсть земли, собиралась кинуть её в могилу, где уже стоял гроб с папой:
- Эй! Ну, чё? Когда на съёмки-то едем (рассказы “Синее небо, Белый скакун”)?! - услышала я в трубке своего мобильного весёлый голос нашего дизайнера.
- Паша, я сейчас на кладбище. У меня папа умер. - ответила я.
- А-мм... Кхе... Ээээ... Прости... Не знал...
...В то время у меня в разгаре были КАМАЗовские съёмки, которые приостановили. СПАСИБО моей фирме и самому КАМАЗу за такое понимание! Однако, через две недели я уже была в строю! За что особое СПАСИБО моему папе! Это именно он в своё время сказал: “Хочешь победить горе - работай!” И я его послушалась: я - работала. Работала, как не в себя! Как проклятая! Работала так, будто всё, что я делала - было последним в моей жизни! Работала с такой силой, что мужики из моей команды просто не успевали за мной и уходили (уползали) со смены выжатые, как лимон!
Спасибо, папа, за совет! Я применила его в жизнь по полной программе, благодаря чему и выбралась из этого горя!..
...Что я хотела сказать этим рассказом? Не знаю. Сначала просто захотелось рассказать пару “страшилок” (ИСТОРИЙ), которыми “развлекал” меня в детстве отец, из-за чего на него вечно ворчала мама, мол, чего ребёнка зазря пугаешь! Но когда начала писать, поняла, что получается что-то совсем иное - более серьёзное, что ли. Вспомнились мама и папа, вспомнился дом и детство. Вспомнились уже свои самые страшные потери... Вспомнилось то, о чём обычно молчат и что всю оставшуюся жизнь мучает нас, садня никогда незаживающей раной. Мы не говорим об этом, боясь показаться слабыми, а всплакнув невзначай об этом, боимся, как бы кто не увидел, потому что “слёзы - удел слабых”.
Нет, друзья мои! Об этом нужно говорить! Нужно разговаривать с самим собой, с близкими, делиться этим с друзьями. Иногда и церкви помогают - подойдёшь так иной раз к какой-нибудь иконе, начнёшь что-то тихо лепетать и не заметишь, как уже и слёзы потоком, и дышать проще, и душе легче. Видать, есть всё же что-то такое реальное в понятии “вера”...
Смерть — это горе. Но это горе часть самих нас. Часть жизни каждого из нас.
“Все там будим!”, - говорил мой папа.
“Но важно уметь это понимать, принимать и переживать!”, - говорю уже Я.
Конец.
(ваша Алёна Герасимова,
декабрь, 2023 года)