Апрель 2004.
Путешествие, перемещение в пространстве – путь к реальности. Стремление к реальности тождественно стремлению к ИСТИНЕ. Реальность бесконечна в движении. Реальность конечна в покое.
Чтобы понять разность величин нужно вначале обозначить их границы, отделить их от бесконечности - проявить их.
Как в Каббале - свет не встречающий препятствий в пространстве – невидим. Встречая препятствие, ограничиваясь тёмной сутью плотного вещества, свет Абсолюта проявляет бесконечное разнообразие форм и истинных соотношений.
Постоянно проживая на континентальной части суши мы теряем чувство реальности – под нами бесконечная, уютная твердь. Да даже если мы обитаем на побережье континента всё равно ложное чувство стабильности, в тылу за спиной, усыпляет сознание.
Другое дело островитяне. Существуя на границе сред, одна из которых враждебна, непредсказуема и огромна в сравнении с другой, родной и близкой, островитянин обладает чутким и текучим сознанием.
До острова Вис самый большой переход - 95 миль. Вышли из Дубровника рано утром. Небо хмурое, в открытом море ветер почти встречный. Не выключая двигателя, взяли курс на остров Ластово. Догудели до него за пять часов и решили пристать, чтобы спокойно пообедать. Ещё час рулили в гавани между островками пока подошли к причалу. Ошвартовались. Пустынная дорога придавленная заросшими склонами к самому краю берега, административное здание в отдалении под деревьями, табличка у соседнего огороженного причала с надписью « Регистрация» ( для судов выходящих «из», или входящих «в» территориальные воды Хорватии). Ни души. Мелкий дождик повис над причалом, оттенив безлюдную тишину островного пейзажа. Пока Оленька из иллюминатора украшала эту картину запахом долгожданного обеда, я, на неясный шум, углубился в заросли по каменистой тропе. Открылась широкая долина между склонами. У моих ног влажные седые камни фундамента древнеримского дворца, на противоположной стороне долины одноэтажная школа со спортивной площадкой наполненной отчаянными воплями играющих в футбол детей. Долго стоял, слушал азартное детское эхо на развалинах прошлых веков
После Ластово – раздуло левый багштаг и поднялась пологая двухметровая волна. Развернули геную, грот, затянули весёлую песню. Десятиузловый ход закручивал восторженные вихри внизу живота, рождал надежду на поздний ужин в тихом ресторанчике. В сумеречной дымке на горизонте маячил Вис. Только на парусной яхте можно услышать шорох мириад лопающихся пузырьков в кильватерном следе.
Постепенно вокруг задрожали, заслезились звёзды, недозревшая луна с сдержанной полуулыбкой была только ночным атребутом, бутафорией, никак не источником света. Линия горизонта исчезла в темноте, и мы еле-еле угадывали силуэты друг друга на фоне солингом освещённой генуи. Наши голоса стали громче и напряжённее.
Наступил момент, когда свет совсем покинул нас и сжался в еле заметную неясную точку впереди по курсу. Она то пропадала, то появлялась, возникая с правого борта, с левого, то где-то внизу, то перескакивала наверх. Через час эта светящаяся точка станет для нас единственной надеждой на ближайшие треть суток.
Мауро, тем временем, внимательно сверял электронную карту чартплоттера с бумажной. После недолгих раздумий указал на далёкий источник, уверенно сказал: « Маяк. Нам туда.» Для меня это была команда. Волна всё время сваливала яхту с курса, и приходилось усиленно работать штурвалом, что бы удержать её в нужном направлении. До этой команды я управлял лодкой по компасу, теперь же у меня был далёкий, но ясный ориентир. Присмотревшись, я определил, что маяк мигает с особой периодичностью - один долгий свет, затем длинная пауза (настолько длинная, что поначалу думаешь, что потерял его из виду), затем два коротких, опять длинная пауза и всё сначала. Мауро сказал, нет на всей планете двух маяков с одинаковой периодичностью сигналов.
Ветер немного утих и на помощь парусам включили движок, но не прошло и пятнадцати минут, как мотор надрывно взревел и захлюпал. Срочно выключили. Через некоторое время Мауро повторил попытку – безрезультатно. «Вольво-Пента» угрожающе ревел, и скоро мы поняли - при слабом освещении и большой качке с ним не удастся разобраться на ходу. Поначалу беспокойство, что мы теперь ограничены в средствах для манёвра, не скрою, меня захватило, но величие и торжественность момента, сопричастность к древней традиции мореплавания, ветер, качка, скрип снастей, шорох воды за бортом, звёздная ночь - придали весёлой силы и, казалось, сонмы прошлых поколений мореходов снисходительно аплодируют нам с небес.
Мы с Мауро дружно менялись у штурвала, Оля весело щебетала в кокпите периодически поднося нам чай, бутерброды, для Мауро ещё и пиво. Где-то к полуночи, не обращая внимания на качку, она уютно устроилась на диване в салоне, и незаметно её сморил сладкий сон.
К маяку на острове Вис, мы подошли через семь часов после того, как отказал двигатель. К этому времени маяк для меня уже был самым родным существом на свете. Я готов был кричать ему слова благодарности, рассказывать о своей жизни, дружить с ним. На подходе шкипер забеспокоился - на бумажной карте прямо по нашему курсу были обозначены выходы скальных пород прямо к поверхности воды: « Плитко!» сказал он по хорватски, всматриваясь в темноту и проводя горизонтально ладонью. Я немного увалился вправо и мы увидели в сполохах маяка метрах в двухстах слева совсем небольшую ребристую плоскость площадью примерно квадратов двадцать – тридцать на уровне воды. Таких выходов породы в Хорватии очень много, они таят в себе большую опасность, особенно ночью и, к сожалению, не все они обозначены на электронных картах, в этом я убедился сам. Бумажные в этом отношении более точные.
Минуя маяк, нам предстояло войти в бухту, вписавшись между двумя входными огнями, причём красный –«Цирвеный» по хорватски, оставить по левому борту. Пройдя от траверза маяка примерно с милю, стали активно приводиться влево, чтобы оказаться где-то посередине между красным и белым огнями. Чтобы не становиться совсем круто к ветру, логичней было бы не доходя середины, постепенно приводиться, прижимаясь к красному огню левым бортом, но, опасаясь возможных подводных камней, стали проходить огни в крутой бейдевинд всё-таки посередине форватера. Пройдя огни, проскользнули в бухту и тут, оказавшись в тени острова, лодка резко стала терять ход. Ветер «выключили», паруса тихо обвисли и мы на нашей яхте остановились как вкопанные в центре сверкающей ночными огнями бухты острова Вис, по окружности которой расположился дивный городок с одноимённым названием. Мы стояли посередине огромной, мили в две в диаметре, до краёв наполненной чаши. Звуки ночного города эхом долетали до нас по мерцающей водной глади. Урчали и булькали рыбацкие тральщики, по яркой набережной сновали машинки, справа с колокольни сумрачного кладбища донеслись три торжественных удара колокола. До причала нам осталось преодолеть примерно милю. Мы с Мауро попытались подёргать верёвки, надеясь словить порыв ветра. Бесполезно – в бухте полный штиль. Я уже морально себя готовил к тому, что придётся доставать вёсла и грести, когда Мауро попробовал завести двигатель. После нескольких попыток, ура!, помпа, как что-то выплюнула из себя, мотор заработал нормально. Мимо нас в море караваном уходили рыбацкие суда. Люди на палубах, поравнявшись с нами, поднимали высоко руки в приветствии, мы так же отвечали им. Молча, без слов понимали друг друга. Мы удачно возвращались, они с надеждой на удачу уходили. Этот ритуал неизменно повторялся на протяжении всего нашего путешествия.
Только после того, как вывесили за борт кранцы, пришвартовались к набережной, закрепили все верёвки, почувствовал дрожь в ногах и навалившуюся усталость. Сонную Олю перетащил в нашу каюту, раздел, уложил в чистую постель, наградил традиционным ночным поцелуем. Но прежде чем завалиться спать самому и завтра наслаждаться новым днём, выпью-ка я горячего чайку!
Забыться в снах не дала заснеженная Сибирь. Сотовая связь с роумингом, это конечно хорошо, но… . Уже в шесть утра по европейскому времени, между Италией и Хорватией в середине Адриатического моря, во влажной рассветной тишине одинокого острова, Оля сонным голосом пыталась убедить новосибирского партнёра в том, что её заместитель уполномочен решать все вопросы без неё. Обыденный тон разговора, заснеженные степи в далёкой Сибири и реальный пейзаж перед глазами с толстенными разлапистыми пальмами рождали в сознании чуть уловимое сюрреалистическое понимание, а может быть и непонимание, согласие и упрямое несогласие с тотальным слиянием меня, человека, с техническими достижениями цивилизации. Своё несовершенство в восприятии мира и получении информации я вынужден компенсировать костылём в виде интеллектуального продукта всего общества. Получается – личные амбиции в стремлении к независимости от общества столь высоки, что вступают в противоречие со мной же - как частью общества.
Колокол католической церкви ударил семь раз. Постепенно через открытый верхний люк каюты воздух наполнился звуками машин, идущих людей, детскими голосами. Никакой сон не заставит пропустить утро понедельника 26 апреля 2004 года в древнейшем месте европейской цивилизации на острове Вис.
Улица набережной – главная улица посёлка. Наша яхта тут же ошвартована правым бортом к набережной, я в кокпите с видеокамерой зябну после сна. Солнца нет, но и дождика не намечается. Поверхность воды чуть тронута лёгким ветерком. Вся утренняя жизнь разворачивается прямо передо мной по узкой окружности широкой закрытой бухты у подошвы невысоких зелёных гор. Дети небольшими группками, кто поодиночке с рюкзачками идут в школу, пожилые люди с авоськами спешат на маленький рынок неподалёку, подростки на мокиках и велосипедах, девчонки и парни, по своим делам, видимо тоже в школу – все ярко, чистенько одеты. Машинки в основном малолитражки – трёх, пятидверки. Активность на набережной утихла к восьми. В это же время загремели жалюзи на окнах кафе в старинном двухэтажном здании напротив. Пришёл первый посетитель – полноватый мужчина в ветровке. Через открытую дверь видно, как женщина принесла ему кофе и он пьёт его, уткнувшись в газету. Она тем временем, протёрла столики на улице, поставила на них незатейливые вазочки с полевыми цветами. В этом же здании рядом продовольственный магазинчик. Женщина в белом халате – продавец, вышла на улицу, долго смотрела по сторонам, пока нет покупателей, зашла в кафе – через минуты две вернулась в магазин с чашечкой кофе на блюдце. Метрах в ста пятидесяти транцами ошвартованы яхты штук восемь – десять, размером побольше нашей - футов от сорока. Одна, под австрийским флагом только что подошла и швартуется. Видно, что её крепко потрепало – команда, человек шесть, все в непромоканцах мокрые с ног до головы, наверно шли острыми курсами. Двигаются медленно, заторможенно – устали.
- Добро ютро! – Мауро проснулся, вылез из своей каюты в кокпит. Закурил.
- Добро ютро! - я наполнен благодарностью шкиперу за уроки сложного перехода, за торжественный покой тихого утра. Долгое шуршание и возня в носовой каюте предвещают появление Оли, и я спускаюсь в салон варить кофе. Хоть сам его не пью, но с большим удовольствием делаю это каждое утро для своих двух спутников.
Итак, завтрак съеден, аккумуляторы для аппаратуры заряжены, мы готовы к экскурсии. Мауро определил нам два часа для обследования местности. Идём по безлюдной набережной вдоль трёхэтажных особняков. Среди них административные здания с лепниной, эркерами, балясинами на балкончиках. Жилые попроще из пожелтевшего тёсанного камня. Отель с современными большими витражами из тёмного стекла, с раскидистыми пальмами и клумбами с яркими большими цветами у входа. На крыльце мужчина и женщина с большими чемоданами на колёсиках, держатся за руки, лица наполнены светлой грустью. Конец уединения любви? Неожиданно появился шустрый долматинец, чёрно-белыми пятнами суетливо оживил пустынную улицу, обнюхал асфальт, пару раз по хозяйски задрал ногу и, дёргая голым хвостом, вприпрыжку рванул по набережной. С причала школы дайвинга, от которого только что отошёл катер с группой затянутых в неопрен аквалангистов, свернули в тенистый парк перед школой. Аромат цветущих апельсиновых деревьев одурманил второй раз после Дубровника. По всему парку в траве разбросаны чугунные стволы средневековых орудий. Взбираемся по склону мимо оживлённой школы, перекидываемся двумя словами с пасущимся белым мулом, выходим на шоссе почти на вершине горной гряды. Вся бухта, посёлок, острова, дальняя даль моря – внизу под нами, блестят и искрятся в лучах открывшегося солнца. Задыхаясь от восторга, фотографируем эти чудесные картины. Огромные кактусы, пальмы, хвойные деревья, похожие на наш кедр только с мелкими иголками, красные маки с жужжащими пчёлами на обочине дороги и тут же, осколок России – брошенный автомобиль, ржавые Жигули четвёртой модели. По зеркалу бухты – надёжная связь с континентом, белой точкой приближается паром, видимо он и утащит в водоворот шумной Европы ту влюблённую пару у отеля. С шоссе по щебёнке входим снова в посёлок, в верхние ряды жилых домиков. Блуждаем в лабиринтах непредсказуемых улочек и спускаемся к набережной как раз в том месте, где стоят пришвартованные яхты.
На одной под хорватским флагом команда человек восемь празднует солнечный денёк. Неожиданно для нас, громко и весело закричали: «Русские, русские, идите к нам!» Понятно, Мауро провёл работу с земляками. «Русская водка!» - показывают бутылки на столе кокпита, тянут к нам наполненные стаканы. Вежливо отказываемся, благодарим. С соседней лодки, уже под польским флагом, к нам спешат поляки, интересуются нашим маршрутом, для них удивительно, что нас всего трое в команде, расспрашивают про Сибирь, рассказывают о древней истории острова, что его местоположение сыграло некую особую роль в расселении народов, в том числе в Грецию и Грузию, о своём дальнейшем маршруте в Италию. Я заслушиваюсь польским языком – особенно как поляки вкусно пшекая проговаривают слова и фразы, такое чувство, что они слушают сами себя и наслаждаются своей речью. Мы испытываем неподдельный интерес друг к другу, нам хочется разговаривать, но пресловутый языковый барьер сковывает, особенно меня, гасит искренний порыв. Тепло прощаемся с неожиданными друзьями, посылаем знаки приветствия в ответ на весёлые взгляды, наблюдающих за шумными славянами из своих яхт, немцам, австрийцам, французам. Хорваты вдогонку, стоя, с доброй иронией затягивают подвыпившими голосами гимн Советского Союза на ломаном русском!
«Зэлэный цай» для меня, «цырный цай с лимоном» для Оли, «кава» для Мауро, за уличным столиком кафе на набережной, с заботливым «Добро, добро!» расторопной хозяйки – последняя молчаливая пауза в тихом уютном городке на северо-восточном побережье острова Вис.
После выхода из бухты, Мауро разворачивает карту - принимаем решение, обогнуть Вис с южной стороны и заночевать в рыбацком посёлке Комижа, на западной оконечности острова.
Комижа, Комижа!...Что могут сказать на карте сухие обозначения глубин, навигационных знаков, изрезанность береговой линии, о пейзаже, людях, духе местности?... Мауро собственно и не настаивал на заходе в эту деревню, он просто мягко убедил нас в этом – от острова Вис предстоял длительный переход до острова Корнат, вокруг которого целый архипелаг малых и больших островов и лавироваться среди них в ночное время небезопасно. Мне, в какой-то степени было уже всё равно – основные достопримечательности Хорватии позади, самый дальний остров мы посетили, каких то громких названий, которые я встречал в туристической литературе, по нашему обратному курсу не предвидится, словом всё самое главное произошло, и я, предполагая скучноватое возвращение, решил отныне полностью полагаться на мнение и опыт нашего Мауро. Мы видели, что этот человек, с большим морским опытом, достойно несёт ответственность не только за нашу безопасность, но и за то, как мы почувствуем и воспримем его родину, его народ. Это его искреннее стремление, думаю, открылось от нашего жгучего интереса ко всему окружающему. Мягко, ненавязчиво, он на протяжении всего похода открывал нам уголки своей страны, знакомил с обычаями, рассказывал истории своей жизни. Наше доверие для него явилось мощным источником, благодаря которому он смог в полной мере проявить себя.
Прозрачный глаз маяка на высокой обветренной каменной башне, ярко сиял на солнце, накапливая энергию для своей важной ночной работы. Мы умолкли, огибая наш ночной ориентир, тысячелетний свидетель морских драматических событий.
Далее потянулись беспорядочные, горизонтальные, наклонные нагромождения каменных пластов выходящих из воды, покрытые сверху скудной низкорослой растительностью. Ленивая белёсая волна монотонно облизывала светло серые слоёные камни, разбиваясь в брызги, шумела и клокотала в причудливых нишах, гротах, немыслимых полостях застывшего каменного мира. Очевидная несовместимость этого хаоса с человеческим обитанием подчёркивала пустынность сурового пейзажа и ощущение нашего одиночества.
Мауро, осматривая горы, уверенно держал курс вдоль берега, в стометровой близости от него. Вот отвесные скалы как бы расступились и образовали небольшой залив метров на двести вдающийся в сушу. Мауро сбросив обороты до минимума, направил яхту к берегу. Я, оглядев однообразные вертикали скал в заливе и не увидев никаких примечательных деталей, вопросительно смотрю на него. – Полако, полако!- снисходительно растягивает он. ( «полако» - «спокойно» по хорватски) . Мы уже вошли в залив и я лихорадочно всматриваюсь в скалы, которые хоть и медленно, но неумолимо надвигаются на нас. С беспокойством и немым вопросом смотрю опять на Мауро, на Олю, всю в любопытном ожидании, опять на Мауро. Его лицо невозмутимо, несмотря на то, что пятидесятиметровые скалы уже нависли над нами. Яхта почти трётся правым бортом о скалу и от непонимания происходящего, у меня готова начаться паника. Медленно, медленно проходим вперёд и немного левее. Лодка почти остановилась. И тут с пронзительный криком –«Гриша, смотри!!!» - Оля из кокпита, по левому борту бросается вперёд на бак, приплясывает, восторженно кричит, показывает рукой вперёд. Я по палубе бросаюсь за ней. Мы в неожиданном изумлении замираем, навалившись на носовой релинг, всматриваемся вперёд и понимаем, что Мауро открыл для нас ещё одну, пусть небольшую, тайну своей страны.
Впереди, метрах в десяти, стал заметен разрыв между скал, шириной не больше пяти метров, через который открылся вид залитой солнцем маленькой голубой лагуны окаймлённой вокруг заросшими почти отвесными неприступными скалами. Мауро, сдержанно улыбаясь, направляет нос яхты к проходу. На треть корпуса тихонько заходим и останавливаемся между вертикальными рваными стенами – под нами в прозрачной воде песчаное дно на глубине не более двух метров, дальше не пройти, осадка яхты метр восемьдесят.
Перед нами, рождённое природой, место чаяний людей, казалось бы, несовместимых друг с другом духовных состояний, - разочаровавшихся одиночек, религиозных отшельников и влюблённых. Уголок закрытый от всех невзгод и несчастий, неприступный с берега, с еле заметным проходом с моря.
Лагуна шириной всего метров тридцать с чистейшей неглубокой водой и песчаным дном которое возле скал со стороны острова выходит на поверхность и образует прекрасный пляж, на котором щитовой домик на сваях, сбоку под скалой, и перевёрнутая лодка полузасыпанная песком. Скоро, скоро, когда ночи станут теплее, сюда потянутся романтики зализывать душевные раны, петь гимны силам природы, наслаждаться жизнью и судьбой.
Задний ход и мы опять на курсе .Удивление до сих пор не покидает меня – почему я не заметил этого прохода раньше, ведь с моря, когда отходили от этого места, его хорошо видно? Видимо Мауро специально, для усиления впечатлений направил яхту близко к правой стороне залива и скалы правой стороны прохода долго сливались с левыми, закрывая сам проход. Даже если это и лукавство, я всё равно благодарен ему за этот трюк.
Перед Комижей был ещё каменный остров Бишево. Подошли вплотную к высоким скалам. Внизу зияющий чёрный свод подводной пещеры, захлёстываемый набегающими волнами. Если я правильно понял Мауро, летом, когда много туристов и отдыхающих, для любителей острых ощущений устраивают следующий аттракцион – два, три смельчака ложатся с проводником в маленькую резиновую лодку и дождавшись отката волны, устремляются в проход. Набегающая волна вбивает лодку в пещеру и счастливчики оказываются внутри огромного грота под скалой. Какие чудеса они там созерцают, и что происходит дальше, нам остаётся только догадываться.
От острова Бишево до посёлка Комижа миль десять. Он отчётливо виден тонкой полоской над поверхностью воды, под грядой залитых солнцем зелёных гор. Полтора часа ходу и в спокойной уютной бухте надёжно закрытой с севера и востока кудрявыми горами мы швартуемся к широкому, метров восемь, длинному пирсу с мощной защитной стенкой со стороны моря. Европейского времени ещё только около четырёх по полудни – самый разгар дня. Мы рады, что не надо спешить, тем не менее, я не могу унять свою нервную дрожь, начавшуюся ещё на подходе к Комиже. После швартовки, быстро спускаюсь в салон готовлю свой любительский Никон и выскакиваю на пирс, не дожидаясь своих спутников. Так, с чего начать? Что с солнцем? Солнце то прячется, то выходит из-за многочисленных облаков. Мне обязательно нужно солнце! Нужно торопиться, ещё немного и оно может спрятаться надолго! Так... Бухта с множеством маленьких рыбацких лодочек на первом плане, незатейливые домики, нагромождения домиков – двух, трёх, четырёхэтажных, стоящих из воды, наваливающихся друг на друга, узких, плоских, каких угодно, но главное вертикальных! Дух средневековой деревни. За ними склоны гор с разбросанными маленькими особнячками – виллами в густых зелёных зарослях, вон просматривается остроконечная колокольня церкви. Всё очень компактно может поместиться в композицию, надо только подвигаться! Солнце уходит! Уходит! Скорей! Много, много белых лодок на первом плане, воды не видно, надо больше воды! Есть, успел! Ещё! Пока светит… Псих разбирает, пока цифровая камера думает, записывая. Уже нажимать пора, а она всё думает! Солнце уходит в молоко… План против света – окраина деревни, небо с перистыми облаками и даль моря с островами на горизонте. Стоп! Да – это он! Наконец, это он, этот долгожданный план! Волнение утихни! Торопиться действительно больше некуда. Я его нашёл. Надо сосредоточиться, спокойно дождаться нормального освещения.
Долгая подготовка к походу с изучением путеводителей, фотоальбомов, описаний, рекомендаций туристам, исторических материалов сформировали в сознании образ, или скорее желание образа, код образа, состоящий из нескольких предвоплощений, одно из которых зрительное. Девять дней путешествия по морю до этого момента насыщены были множеством зрительных впечатлений – мы закачали в ноутбук кучу кадров, красивых и разнообразных, но я уже с сожалением готов был смириться с мыслью, что этого совпадения моих представлений, может быть перекликающихся с образами средневековых средиземноморских живописцев, увы не произойдёт.
И вот тут, в Комиже, как говорится я нашёл своё счастье – этот незатейливый пейзаж в нужное время осветился солнцем, соприкоснулся и совпал с моим, именно моим, предвосхищением Адриатики. Я долго предчувствовал этот образ и вот он воплотился, открылся. Я совершил открытие! Да, да, я открыл Хорватию!
-«Э-э! Григорий!»- насмешливо окликает Мауро. Они с Олей прошли мимо меня с пирса на набережную и зовут на поиски ресторанчика. Я плетусь следом в радостной полупьяной эйфории. Комижа настолько невелика, компактна, что вся жизнь посёлка происходит у всех на глазах и такое впечатление, что все местные жители, которые не в море на промысле, находятся тут же на набережной, в тени пальм и уличных двух, трёх кафе под тентами, вперемешку с яхтсменами, потягивающих пиво за столиками. Нашего брата можно сразу узнать по небритым физиономиям, и не смотря на свежую погоду, шортам и лёгкой обуви на босу ногу. Один маленький продовольственный магазинчик, рядом с входом лотки - две монашки в черном загружают сумки–тележки овощами и фруктами, тянут тележки за собой, исчезают за поворотом узенькой улицы, дети из школы с ранцами проходят по набережной, один мальчишка подходит к деду за столиком, они оба привычно с размаху здороваются, пацан идёт дальше, дед довольно крякая кричит ему что то вдогонку и продолжает весёлый разговор с компанией за столом. Старик на скамейке что то шумно кричит показывая палкой- костылём парню загружающему лодку рыбацкими снастями. Парень растерянно останавливается с охапкой сетей отвечает ему не смело, но наверно поперёк. Старик подскакивает, кипятится.
Закинув руки за голову, вытянув ноги и откинувшись во весь рост на стуле, щурясь на солнце, медитирует щеголеватый полицейский с оружием и наручниками на ремне, он без фуражки черноволосый с вытянутым лицом поразительно похожим на Сталоне. Вся набережная наполнена говором и смехом людей. Мауро проводит нас через весёлые внимательные взгляды. Мы ищем ресторанчик подешевле, это значит, нам надо идти ближе к окраине. Дети - островитяне вприпрыжку ведут нас по краю каменистого берега к таверне среди перевёрнутых лодок и развешанных сетей. Искорки- блики ленивого прибоя у ног компании за столом у открытых окон ресторанчика, танцуют в бутылке красного вина рядом с румяными жареными кальмарами. Туристический сезон ещё не начался, и хозяин, полный бородатый парень, встречает нас как близких родственников. Распевное народное пение, очень похожее на грузинское, тихо звучит в прохладе уютного кафе. На стенах пожелтевшие с оборванными краями старинные морские карты, обрамлённые в деревянные рамы, рыбацкие сети, помятый барометр, на камине чучела огромных рыб. Мауро тараторит с хозяином, пока на кухне готовится для нас угощение. «Властник» - хозяин, внимательно слушает, задаёт вопросы. Они, в сущности, чужие люди, болтают, как с детства друг с другом знакомы и не виделись сто лет, забыв обо всём, о нас в том числе. Тогда меня немного удивляла словоохотливость нашего шкипера во время пребывания на островах. Только сейчас я понимаю, что он выполнял святую обязанность, донося до своих земляков островитян, оторванных от континента, подробности о происходящих событиях и отношение к ним.
Ближе к вечеру по пирсу потянулись опрятно одетые жители. Семьями, компаниями, парами. К этому времени в Комиже пришвартовались на ночёвку яхт двадцать, под различными флагами Евросоюза. Меня распирало от того, что наш флаг и мы вместе с ним среди этого соцветия. На заходе солнца все расселись по своим кокпитам вечерять, и непонятно где в этом театре была сцена, а где зал - члены Евросоюза вместе с малочисленной российской делегацией смотрят на жителей на пирсе, а они, степенно прогуливаясь, наблюдают за нами. Напротив нашей лодки остановились три чистеньких высоких крепких старика. В одном я узнал того на набережной с костыльком, который ворчал на парня. Все трое с жаром что то обсуждают. Мауро из кокпита с ними заговорил, и они весь накал спора перебросили на него. Мауро вежливо и терпеливо отбивался от неожиданной атаки. Этот абсурд продолжался довольно долго и мы раскрыв рты растерянно наблюдали как Мауро невозмутимо объяснял им свою позицию. Особенно активен был этот дедок, в очках и с палкой. Он много размахивал костылём, распалялся, затем, рассердившись совсем, покраснев от напряжения, выпалил последнюю фразу, стукнул палкой о землю, как поставил точку, «срезал» по Шукшину, и быстро пошёл в сторону посёлка. Остальные было поплелись за ним, но старик опять вернулся, ещё с большей страстностью прокричал, видимо ключевую фразу, замер в раскалённой паузе и неожиданно весело и легко расхохотался. Мы, ни слова не понимая, растерялись ещё больше. Когда Мауро объяснил, что спор и ругань о способах работы с сетями в море, поняли, какой театр перед нами разыгран рыбаками-пенсионерами Комижи, от души смеялись вместе со всеми. Стариканы протянули нам с пирса руки для рукопожатия и довольные пошли восвояси.
День неминуемо угасал. Сырой мрак постепенно завладел округой, объединив семьи у домашних очагов, а путешественников в кают-компаниях. Щеголеватый полицейский пару раз медленно проехался в одиночестве на трёхдверке по пирсу, сдавая прожитый день в архив памяти. Звук часов на старинной башне отколоколил двенадцать, позволив занять своё место ночной тишине, которую уже через несколько мгновений, спугнули шорохи нового дня – тихими шагами и вознёй рыбаков, готовых к утру выйти в море на своих лодочках. Они забрасывают сети, вверяя стихии свою судьбу изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, из жизни в жизнь.