Что делать? Этот извечный русский вопрос Альберт Валентинович задавал себе уже в двадцатый раз. Да какое в двадцатый – в сотый. Сегодня его помощники принесут итоги генетической экспертизы, о которой Нина ничего не знает. Им пообещали, что результаты будут готовы к середине дня, так что скоро он будет знать все. Да он и сейчас знает. Он уверен, что результат будет положительным. Что Вася – его сын. Почему-то он был уверен в этом с самого начала. Почему-то! Да потому, что мальчишка и впрямь сильно на него похож! Но что дальше? Честно говоря, он не любил крутых перемен в личной жизни. Их достаточно и в других областях его деятельности. Так что необходимо найти какое-то плавное решение. Плавное. Ну и придумал! Конечно, он как порядочный человек обязан жениться на Нине и признать сына. А результаты еще не принесли. И он бежит впереди паровоза… И все-таки – а если? Сможет ли он всего себя по-прежнему отдавать политике? Ведь семья отнимет и силы, и время. Сейчас он идет по политическому коридору, не зная особых забот. Идет стремительно и верно. А женитьба… Собьется шаг, дрогнет цель и выстрел не будет метким… Ах, как все хлопотно, как непонятно! Нужна ли Нине и Васе его жертва? Да и жертва ли это? Может быть, свет-то как раз не в том коридоре, где он непременно должен шагать прямо, а шаг влево, а тем более вправо будет расценен его единомышленниками как отступничество либо предательство. Может, свет как раз – в этом любящем взгляде Нины, в улыбке сына. Тут все – искреннее, настоящее. Конечно, он оправдывает свой депутатский мандат, потому что наше мироустройство пока таково, что требует постоянных законодательных обоснований и поправок к ним. Только он давно пришел к странному и, наверное, для многих страшному выводу – людям вообще не нужны законы. Людям нужны совесть, доброта, порядочность, любовь к ближнему. И – желание трудиться, творить, учиться, постигать науки. Он с удовольствием сделался бы религиозным человеком, если бы религией стали труд и просвещение. И, конечно же, здоровый, трезвый образ жизни. Да тут одно без другого и невозможно! Эти его высокие мысли – и то, чем он занят в Думе… Боже, какое между ними огромное расстояние, целая пропасть! И сколько надо веков, чтобы ее преодолеть… Его помощники иногда чувствуют настрой своего шефа и в такие минуты стараются загрузить его какими-то своими начинаниями, чтобы самим не остаться без портфелей. Да и он, помыслив вольно, вновь возвращается в свой знакомый коридор и идет по нему уверенной походкой.
И все же – как быть?
Осторожно постучали в дверь. Нина. Альберту Валентиновичу не хотелось, чтобы она поняла его настроение, и он сразу спросил, нет ли у нее еще стихов. Сбивал, так сказать, со следа.
- А вот и есть! Только не дописала еще.
- Прочтите!
- Так не законченное…
- Прочтите! Какая разница! Я дофантазирую. Пожалуйста!
Нина стала читать наизусть, без бумажки.
Как хорошо тебя мне помнить!
И о тебе мечтать и петь.
Все, что положено, исполнить
Судьбой доверено успеть.
А все ненужное отринуть,
Оставив только звездный свет.
Твоя душа – в улыбке сына
На много дней… На много лет.
Звездный свет ему очень понравился. Поэзия. У нее и правда есть эти способности. Молодец.
Позвонил один из помощников, сообщил, что оформил от его имени обращение в частное детективное агентство по поводу происшествий в больнице. Он, конечно, выполнил просьбу хорошо знакомых ему людей. Только ему и самому интересно, кто это и зачем почти что на его глазах средь бела дня расправился с женщинами. То есть… Как он понял, сиделка его скончалась от сердечного приступа. Но ведь до этого тоже можно довести человека умышленно! Может, эти сыщики и докопаются до истины. Полиция-то пока не говорит ничего определенного. Сам он убежден, что дело не в нем. Дело – в самих этих женщинах, в психологии их взаимоотношений. Лина Георгиевна явно имела зуб на его сиделку. И если они не поссорились накануне – значит, что-то тут кроется в их прошлом. А имела ли сиделка зуб на докторшу? Похоже, нет. Скорее всего, она и не знала о том, что их связывало нечто. Или связывает. А ведь точно так же могло быть и с докторшей. Кто-то и за что-то был на нее смертельно зол. А она, похоже, об этом и не знала. То есть в одной связке – Аллюр-докторша – Алла Юрьевна представляла из себя мишень. В другой связке – докторша-некто – мишенью была уже сама врач. И тоже не знала об этом. Обе жертвы ни о чем не подозревали. Не ведали, что их часы, минуты уже сочтены. Интересно было бы узнать, кто есть этот Некто. И тут ему вспомнился свой недавний сон. Это было в первые сутки пребывания в больнице. Во сне что-то пылало. Неизвестно, что. Но когда он открыл глаза, а, значит, то был уже не сон, то увидел нехороший взгляд… С ненавистью. Он был обращен на Лину Георгиевну, которая сидела на стуле рядом с его постелью. Сон и этот взгляд перемешались, переместились в пространстве и он, озабоченный своим состоянием, не придал им никакого значения. А вот сейчас, думая о психологической подоплеке случившейся трагедии, вспомнил. Только вот с уверенностью сказать, кто так смотрел на докторшу, он не может. Его память этого не зафиксировала. То была женщина, вошедшая в палату буквально на несколько секунд. На ней была форма медсестры. Наверное, она и сейчас работает, спокойно ходит по палатам, раскладывает медикаменты, делает уколы. А ведь, возможно, убийца.
От этой мысли ему стало холодно. Он вдруг понял – о своем сне, перешедшем в явь, следует немедленно рассказать людям, которые пытаются раскрыть убийство, найти преступников. Он позвонил помощнику, обращавшемуся в агентство, и попросил, чтобы самое заинтересованное лицо этой конторы немедленно связалось с ним. Зоя Алексеевна не заставила себя ждать. Она выслушала его очень внимательно, заметив, что пожар во сне – обычно от высокой температуры, но это не умаляет ценности его наблюдений, а наоборот – было с чем сравнить ненавидящий взгляд. А еще она уточнила – не может ли он сказать, что было на голове у той медсестры - шапочка или косынка? Это он помнил хорошо – косынка! Такие были у сестер милосердия в первую мировую войну. Он запомнил эту косынку потому, что она волнами ниспадала на лицо. Волны были красивы… Зоя Алексеевна пространно его поблагодарила и сказала, что он им очень, очень помог.
Весь этот разговор слушала Нина. А когда Альберт Валентинович отключил телефон, заметила, что только одна медсестра в этом отделении ходит в косынке – Альбина Георгиевна. Аля. Знает ли об этом детектив, с которым разговаривал ее любимый? Альберт Валентинович позвонил своей телефонной собеседнице, с которой минуту назад закончил разговор, и дополнил сказанное. Теперь он мог отдыхать с чувством выполненного долга.
Нина принесла ему какой-то особенный завтрак – запеченную с крупой тыкву, причем внешне это блюдо больше походило на торт. И свежайшие, еще теплые плюшки с прекрасно заваренным чаем. Конечно же, такого не могли приготовить в больнице. Это когда же, интересно, она успела? Его Нина. Ниночка.
Он не просто сказал – спасибо. Он поцеловал ей руку. Он притянул ее к себе, чтобы услышать тот терпкий, волнующий аромат… Но в этот миг пришла Кира с таблетками и спросила, когда ему лучше ставить капельницу – сейчас или попозже.
- Пусть человек позавтракает, - попросила Нина.
- Хорошо. Тогда уж через часик. У нас там с Алей истерика. Пойду утешать. Плачет и плачет, а ведь никакого горя у нее нет!
Они вновь остались вдвоем. Нина радостно сообщила Альберту Валентиновичу, что была у гематолога и анализы крови у ее Васеньки показали, что все более или менее в порядке. Тревожный диагноз не подтвердился.
- Да ведь у меня тоже полностью-то не подтвердился, - заметил Альберт Валентинович. – Но – на грани, так сказать…Часть симптомов есть, а часть отсутствует. Ну и слава богу!
Он был рад за мальчишку. Интересно, как сложатся их отношения? Главное, чтобы они с Васей стали друзьями.
Он попробовал ее тыквенное блюдо и удивился. Думал, что вкус будет грубоватым, а оказалось…
- И как это вы приготовили, а?
- Ты.
- Как ты это приготовила-то? Чудо ведь!
- Хочешь, я буду готовить тебе это каждый день. Только скажи.
- Ну… Может быть, и скажу. То есть… Если надоест…
- Словом, там видно будет.
- Конечно, - облегченно вздохнул он.
Она это заметила. И сказала:
- Ты – свободный человек. И волен поступать так, как считаешь нужным.
Наивная! Это он-то – свободный человек? Конь в упряжке. Но сильный конь. И если еще прибавится воз, он выдержит!.
Его помощники пришли без звонка, перед самым тихим часом. Их лица сияли. Они улыбались. Альберт Валентинович попросил Нину выйти на короткое время – мол, принесли деловые бумаги с закрытыми сведениями. Она вышла. Он услышал ее удаляющиеся шаги и только тогда дал знак – говорите!
- Так мы… поздравляем вас! От всей души! С прибавлением, так сказать!
- Да, да, мы все очень за вас рады. Вот, почитайте.
Результаты генетической экспертизы. Он знал, что этих анализов можно было и не делать – и так все ясно. Но бумага с подтверждающими родство записями придавала ему уверенности. Он улыбнулся.
- Спасибо, ребята. Не буду ходить вокруг да около. А нырну-ка в холодную воду прямо сейчас! Нину позовите!
Нина появилась вместе с одним из помощников. Она чувствовала – что-то готовится. И была очень взволнована.
- Вот, ребята, познакомьтесь – это Нина, мать моего сына Васеньки… Прошу любить и жаловать.
- Будем и любить, и жаловать, - чуть ли не хором заверили помощники. – Непременно.
- Спасибо вам всем, - почему-то шепотом произнесла Нина и заплакала.
- Ниночка, не надо… Не надо, милая. У нас все будет хорошо. И мы скажем об этом Василию Альбертовичу как можно быстрее.
- Так он здесь, - всхлипывая, сказала Нина. – В холле сидит. Я за анализами-то к гематологу вместе с ним пришла. Думала – если что, сразу опять осмотрит, назначит лечение…
- Нинуля, позови-ка его сюда, а?
- Шеф, может, нам уйти? Тут у вас такой личный фронт разворачивается… Мы лучше в тылу посидим.
- А лучше все-таки останьтесь. Сейчас план действий обсудим, вы мне кое с чем поможете.
Вася вошел в палату первым и поздоровался. Он был в серой вязаной кофточке и джинсах – взрослый такой маленький мужичок.
- Сядь-ка, мой друг, вот тут, рядом со мной, - попросил его Альберт Валентинович. – А ты… хочешь быть моим другом, а?
- Хочу. Я ведь знаю, кто вы. Мне мама недавно сказала.
- Вот как… И кто же я?
- Мой папа.
Альберт Валентинович укоризненно посмотрел на Нину – он не думал, что подготовительная конструкция, которая готовилась в его голове, вовсе не понадобится, что все сложится так быстро. Но, может, оно и к лучшему?
- А… ты рад, что теперь у тебя есть папа?
- Я очень рад. Вы не думайте, Альберт Валентинович, что я не буду вас любить. Я очень даже буду.
- А за что? Ведь ты меня не знаешь.
- Но вы же мой папа! А пап просто любят. Не за что-то, а просто. И когда вы постареете, я за вами буду ухаживать. И когда будете болеть – тоже. Ну, как сейчас… Только вы меня должны теперь защищать.
- А от кого тебя надо защищать?
- Пока ни от кого. Меня никто не обижает. Но если будут…
- Ну, тогда конечно! А ты не против, если мы будем жить все вместе – ты, мама и я. А?
- Я не против. А как мама на это посмотрит, я не знаю. Мам, а что ты молчишь? Не плачь! Ну, пожалуйста!
- Не буду, не буду… Это я… от счастья…
- Ну вот, дорогие мои помощнички, мечтающие поскорее отправиться в тыл! Узнайте, как мы с Ниной можем побыстрее зарегистрировать наш брак. И насчет сына. Чтобы он носил мою фамилию.
- Так я что, буду Волшебник? – изумленно спросил Вася. – Круто! Только мальчишки будут смеяться. Скажут – Васька, где твои чудеса? Нет, так и вали отсюда!
- Вот и будешь делать чудеса.
- Да я не умею!
- А я тебя научу. Всему научу, Васенька.
Помощники ушли. Нина по-прежнему тихо всхлипывала, стоя у окна. Вася сидел возле кровати смирно, опустив голову. Все трое молчали. Но в этом молчании уже было некое единение – и мыслей, и чувств, и планов на будущее. Словно начинал строиться большой, красивый, светлый дом и вот сейчас был заложен фундамент.
- Ты прости, Нина. Я ведь и не спросил, пойдешь ли ты за меня…
- Да я-то, я-то пойду. А вы… А ты уверен, что этого хочешь? Не пожалеешь?
А вот и не пожалеет! Жизнь время от времени требует обновления. Семья. Любовь. Новый вираж, новый адреналин, нет – застоявшимся чувствам. Да в новом состоянии и мыслям будет просторнее, и дела будут решаться с иным подходом. Это – свежий ветер. И хорошо, что он подул в его сторону. Сегодня - конец всем его сомнениям, переживаниям. Женитьба и на имидже его прекрасно отразится. К семейному человеку – всегда больше доверия.
- А подойдите-ка сюда. Давайте побудем вот так вот, все вместе. Господи, как мне хорошо вас обнимать! Ничего, Вася, если мы с твоей мамой поцелуемся, а?
- Целуйтесь. Я отвернусь.
- А зачем отворачиваться? Когда люди друг друга любят, они всегда целуются. Разве это плохо? Вот так…
Альберт Валентинович обнял Нину и поцеловал ее в раскрытые губы… Комната вдруг закружилась, закачался потолок, окно стало съезжать со своего места… Он упал на подушку.
- Господи, вам же нельзя перенапрягаться! Доктор! Сюда! Скорее! Волшебнику плохо!
- Мне хорошо, - успел сказать он и провалился, словно в бездну.
- Обморок. Сейчас, я думаю, пройдет, укол поможет, - утешала доктор плачущую Нину.
Вася был срочно отправлен в холл.
- Да что же вы все плачете, Нина! Я полчаса назад заглядывала – плакали, - недоумевала доктор.
- Тогда я плакала от счастья. А теперь… Так за него тревожно! Наверное, если человек любит, то он никогда не будет полностью спокоен.
- А вы его любите? Я правильно поняла?
- Да. Правильно. И хочу выйти за него замуж. Он сделал мне предложение. Только что.
- Удивительно! Да тут и впрямь волшебство! – констатировала врач и, возможно, это был ее самый правильный диагноз.
На снимке - картина Петра Солдатова.
