рассказ
Борис Иванович проснулся от какого-то неудобства и, не открывая глаз, по инерции хотел сладко зевнуть и потянуться, но почувствовал сильный дискомфорт. В томной неге представлять пышные формы секретарши Людочки пришлось отставить. Открыв глаза и ничего не увидев кроме душной темноты, замер от ужаса. Руки, связанные за спиной, онемели, в голове как-то странно гудело…. Бориса Ивановича охватила паника, и он лихорадочно начал соображать, что могло случиться? Поскольку, с детства боялся темноты, страдал клаустрофобией, одеялом с головой никогда не укрывался, и даже ночью спал со светом. Сейчас он вспотел и чувствовал, что задыхается. Сердце было готово выскочить из грудной клетки. Борис Иванович тихонько подтянул мосластые коленки к животу и, лёжа в неудобной позе, то жмурился, то таращился в темноту, пытаясь вспомнить вчерашний день. Думал, что могло случиться с ним такого, что он оказался, мягко говоря, в странной ситуации, под одеялом со связанными руками.
Борису Ивановичу через месяц должно исполниться шестьдесят. Человеком он был очень скромным и трусоватым. Возмущался, лишь, выпив коньячка, да и то наедине с собой. Сейчас, лёжа в неизвестности под одеялом, боялся шевелиться и стойко терпел неудобства, ожидая, разрешения проблемы само собой. Он слышал в квартире движение. По комнате кто-то ходил, трогал его вещи. Вот звякнула чайная ложка в стакане с подстаканником, из которого он любил пить чай. Что-то упало на пол, стукнула дверка шифоньера, а он не подавал признаков, что проснулся, что всё слышит, хоть, и заливает пот глаза.
Тем временем, настало утро. Женщины под окном вели всегдашний жизненный монолог, жалуясь на судьбу и разбирая соседей по косточкам. Сидя на скамейке, разглядывая редких прохожих, Гвоздиха говорила своей подруге Фисе возмущённым полушепотом:
- Зачем одному такая квартира? Мы впятером ютимся в однушке, а он один в двухкомнатной царствует. Где справедливость? Ни жены, ни детей, даже собаку не заведёт…. Сидит, как сыч, всё время дома, на улицу зря носа не покажет. Шмыг на работу и так же, шмыг с работы.
Фиса покачала головой.
- Если человек имеет деньги, он и пятикомнатную себе может позволить. Чему тут удивляться. Слушай, Клань, а ты закадри его. Он одинокий и у тебя мужа нет, да и хватит деткам прислугой быть. Тебе, ведь, нет ещё и пятидесяти, а живёшь, как старуха. Никакой радости…
Гвоздихой Кланю прозвали, переиначив фамилию Гвоздь, которая ей досталась от мужа, убитого несколько лет назад в пьяной драке.
Вместе с Кланей, в её однушке, жила дочь с мужем и детьми. Зять работал водителем на рейсовом автобусе, дочь медсестрой в поликлинике, а сама Кланя на кондитерской фабрике, где Борис Иванович трудился главным бухгалтером. Квартиры бесплатно теперь не давали, а купить отдельное жильё молодым людям было не на что.
- Скажешь тоже, закадри. Его же не видно никогда, да и больно тощий. Кожа да мослы…
- Откормишь. Были бы кости, а мясо нарастёт, - резонно заявила Фиса. - Откуда жиру взяться, если один живёт, не готовит, питается кое-как в разных забегаловках. Не каждый мужик готовить любит. А главное, - Фиса огляделась по сторонам, - если охмуришь, жить будешь в хорошей квартире, без крика, шума и ругани. У него двухкомнатная такая, что трёхкомнатная позавидовать может. Да и в квартирке-то чего только нет.
- А ты откуда знаешь? - подозрительно уставилась на подругу Гвоздиха.
- Знаю, потому что заходила к нему как-то, по соседски. Он же, напротив живёт, на одной лестничной площадке, иногда встречаемся. Человек он смирный, культурный, не курит и не пьёт…
- Больной что ли?
- Если не пьёт и не курит, то обязательно больной? - рассердилась Фиса и встала. - Пойду, пожалуй. Надо мужу обед готовить.
- Да и мне пора, - поднялась Кланя, взглянув на окна своей квартиры. - Вот жизнь, наступила. Скоро дневать и ночевать стану на этой скамейке. Девчонок в летний лагерь отправили, а я каждое утро загораю тут, даю возможность пожить дочке с зятем…
- Тебе бы самой ещё жить да жить. Посмотри на себя, кровь с молоком…. Подумай над моим предложением, я даже поспособствовать готова.
Кланя горестно качнула головой и вслед за подругой скрылась в дверях подъезда.
Почувствовав, что Борис Иванович проснулся, неизвестный подошёл к кровати и потрогал одеяло на голове у бухгалтера.
- Ну что, выспался? Как жить думаешь?
Борис Иванович ещё сильнее вспотел и удивился вопросу. Что значит, как жить…, и рефлекторно дёрнул ногой. Как жил, так и буду, а вслух поинтересовался осипшим голосом:
- Вы кто?
- Конь в пальто. Тебе не всё равно от чьей руки смерть примешь. Ещё интересуется…
Голос был гнусавый и незнакомый. Такого противного гундосенья у его знакомых не было. А голос продолжал философствовать, стоя над головой бухгалтера.
- Хотя, зачем тебя убивать, может, ещё поживёшь. Живи, мне не жаль. Вот подпишешь один документик и гуляй, сколько хочешь.
- Какой документик? - живо откликнулся Борис Иванович и пошевелил занемевшей рукой.
- Хороший документ, важный. Отказную напишешь в мою пользу. Зачем тебе одному такая квартира?
Услышав заявление незнакомца, Борис Иванович завозился под одеялом, пытаясь скинуть его с головы, но мужик сердито прикрикнул: - Лежи смирно, - и добавил, - пока…
- Откройте голову, - простонал бухгалтер, - Мне плохо, я не переношу темноту и духоту.
- Нежный какой. Ничего, потерпишь. Так как на счёт дарственной? Если жив останешься, на улицу не выброшу. Будешь жить в коммуналке, а мы переедем в твои хоромы.
- Что за бред вы несёте? - неожиданно осмелел бухгалтер. Описанная незнакомцем перспектива, не добавила оптимизма, но сильно возмутила. - Кто вы такой, чтобы распоряжаться моим имуществом, и развяжите меня сейчас же, иначе милицию вызову.
- Да ты буянить вздумал, доходяга. Пришибу, только пискни ещё... Подпишешь, тогда освобожу.
Борис Иванович стал лихорадочно вспоминать вчерашний вечер. Каким образом в его квартиру попал этот мужик. Он даже забыл про клаустрофобию, не обращал внимания на затёкшие руки, ноющую спину и головную боль. Он изо всех сил напрягал память. Но сколько ни напрягался, все его воспоминания заканчивались на моменте, когда он кому-то открыл входную дверь. Дальше в памяти сплошной провал.
- Ты что, петух щипаный, разговаривать не хочешь. - Услышал Борис Иванович после ощутимого удара в бок. - Спрашиваю, зачем тебе столько места? Живёшь один, ни семьи, ни детей. Никого не любишь, родню, вон, не признаёшь, обюрократился, безделушками разными обвешался. Пустой ты человек, бесполезный, только воздух портишь.
- Выпустите меня в туалет, - жалобно попросился бухгалтер и засучил под одеялом ногами. - В туалет хочу.
- Подпишешь бумагу, тогда отпущу.
- Дела так не делаются, - проныл Борис Иванович.
- Это не твоего ума дело. У нас дела по-всякому делаются. Вот ты, доходяга, вроде умным считаешься, бухгалтер, деньги считаешь, а не понимаешь, что одному жить стремно. Ограбить могут или убить, и никто не хватится. Что не женился-то, прыщик, или женилка не выросла?
Борис Иванович, и правда, не вышел ростом и лицом, но слыл вежливым и умным. Голова у него работала хорошо, потому и проработал много лет на ответственной финансовой работе. Не обращая внимания на оскорбления, он лихорадочно думал, как помочь себе, и к тому же, по-настоящему хотел в туалет. А мужик, похоже, никуда не торопился и, расхаживая по комнате, лениво рассуждал:
- Была бы у тебя жена или дети, я вряд ли бы пришёл и требовал у тебя квартиру. Или, вон, жил бы племянник, которого ты отшил.
- Какой племянник? - откликнулся Борис Иванович.
- Вон, его письмо на столе. Ты что думаешь, я просто на стуле сидел, пока ты дрых. Я всю квартиру обшманал. Надо же знать в подробностях хоромы, в которых стану жить. Эх ты, голова садовая. Наверное, институт окончил, учёный, а глупый. Жениться надо было. Вот сам посуди, пришёл бы я вчера, а рядом с тобой жена или, скажем, племянник. Полез бы я квартиру отбирать? Нет, не полез бы, побоялся. А так, святое дело, такого индюка, как ты, ощипать…
Борис Иванович не в силах больше терпеть, взмолился:
- Будьте человеком, дайте сходить в туалет, никуда не убегу…
Мужик откинул одеяло,и бухгалтер увидел перед собой здоровенного детину под два метра ростом, наголо бритого. На столе стояла бутылка дорого коньяка наполовину опорожненная, которую Борис Иванович покупал для себя. Промолчав, он повернулся к великану спиной. Развязав бухгалтеру руки, мужик усмехнулся:
- Ну, иди, опорожняйся.
Из туалета, бухгалтер юркнул в ванную. Что же теперь делать, думал он, тщательно полоща руки под краном. В дверь ванной комнаты уже стучал великан, а бухгалтер ещё ничего не придумал. И тут его осенило. Чтобы успокоить назойливого грабителя, Борис Иванович крикнул:
- Иду я, иду. Успокойся ты, никуда не денусь.
Он быстро закрыл сливное отверстие в раковине пробкой и на полную мощь открыл кран. Верзила сидел за столом, допивая коньяк. Настроение у него было лирическое, маленькие глазки на круглом с толстыми щеками лице светились счастьем. Открыв в широкой улыбке желтоватые зубы, он весело захохотал.
- Что, полегчало? Теперь садись и пиши.
- А, вы кто? Как здесь очутились? - спросил Борис Иванович, присаживаясь на краешек дорогого стула.
- А никто. Скажем, мастер своего дела. К примеру, мог бы тебе и не звонить, а ночью, пока ты дрыхнешь без задних ног, самостоятельно войти, но, захотелось куражу… Садись, бери вон ручку и пиши.
Борис Иванович, устроившись удобнее на стуле и погладив свои посиневшие голые коленки, уставился на здоровяка. У него один кулак с мою голову будет, подумал бухгалтер и поёжился. Такому бугаю не грабить, а на лесоповале лес валить. Этот горилла одним щелчком убить может, а вслух спросил:
- Что писать-то?
- Пиши, что добровольно отказываешься от своей жилплощади в мою пользу, что жить, согласен в коммуналке. Если что, порешу тебя мозгляка, и вечером, вон, в том ковре, вывезу в лес. Тебе дороже жизнь или квартира? Кстати, машина у тебя есть?
- Дурдом какой-то, - пробормотал бухгалтер и стал катать ручку по столу. - Вас, уважаемый, как зовут? Имя своё, может, скажете?
- Не секрет, имя можно. Валера.
- Валера, если ты меня убьёшь, то, как мою квартиру получишь? Она отойдёт или родственникам, которых у меня нет, или государству.
- Как это родственников нет, а племянник? - Детина во все глаза уставился на бухгалтера.
- Он мне не родной, да и не племянник вовсе. Так, седьмая вода на киселе.
- Жмот, ты и есть жмот, - заключил здоровяк и поинтересовался, вертя в толстых пальцах, пустую бутылку. - Заначки такой ещё нет?
- Заначек не имею, зачем мне они? Я один живу, прятать не от кого.
- Так…! А машина есть или нет?
- Скрывать считаю бессмысленно, конечно, имеется… - Бухгалтер вздохнул и уставился на входную дверь, за которой послышалась возня, а потом и звонок.
- Ждёшь кого? - насторожился детина. - Не открывай, убью.
Но в дверь не только звонили, а стали бить ногами и кулаками.
- Открыть придётся, что-то стряслось, - рассудил Борис Иванович и хотел встать, но мужик опередил.
- Сиди, не вздумай милицию вызвать, жаловаться. Приду и придушу вот этими руками.
Он протянул к бухгалтеру здоровенные кулачищи.
- Не вызову и жаловаться не пойду. Ты же мне ничего не сделал и квартиру не отобрал. - Борис Иванович улыбнулся и ласково дотронулся до багрового кулака.
Мужик выругался и открыл дверь негодующей толпе. Первой в квартиру ворвалась Гвоздиха. Оттолкнув Валеру, который, пропустив толпу, вышел в коридор, она чуть ли не с кулаками набросилась на Бориса Ивановича, сидящего на стуле в трусах и майке.
- Ты что же себе думаешь, а? - орала она, брызгая слюной и вращая глазами по сторонам. Если богатый, так тебе всё дозволено. Залил две квартиры и думаешь ладно? Фёдор, звони в милицию, пускай приедут и посмотрят на озорника – издевателя…
- Да что случилось, объясните, - попытался остановить красноречие женщины бухгалтер, но та, не обращая на него внимания, ринулась к ванной, из-под двери которой, сочилась вода. В открывшуюся дверь вода весело хлынула в комнату, прямо на персидский ковёр.
- Караул, - ещё сильнее завопила тётка и зашлёпала по воде закрыть кран. Остальные граждане, пришедшие в праведном гневе призвать бухгалтера к ответу за пролитые потолки, стояли, словно, в параличе.
Завернув кран, Гвоздиха снова ринулась к бухгалтеру. Она нависла над ним, как коршун над цыплёнком, и продолжала орать на весь дом.
- Ты что это наделал, а? Неужто не видел, что вода тебе под ноги течёт? Где мы денег возьмём на ремонт, если потолки обвалятся? Мы, ведь, не такие богатые, как ты. Фёдор, звони в милицию, пускай зафиксируют вредительство, и он за своё хулиганство ответит.
- Минуточку, минуточку, граждане, - прижал Борис Иванович руки к тощей голой груди. - Не надо милицию, я и так вам всё возмещу. Успокойтесь, пожалуйста, не кричите вы так. - Обратился он к женщине. - У меня голова сильно болит, да и с кем не бывает…. Забыл завернуть кран, я же не специально и не отказываюсь платить…
- Как не болеть голове, вон, целую бутылку опорожнил, - не унималась Гвоздиха, тыча пальцем в бутылку из-под коньяка. - А ещё говорят, что не пьяница…
- Да успокойтесь вы, гражданочка, не кричите так, возмещу я вам всё с лихвой.
- Ну, тогда ладно, раз возместишь, тогда не надо милицию, сами разберёмся, - уже более миролюбиво заявила Кланя.
- Граждане, все, кого я пролил, вызовите мастера и пусть он составит смету на ремонт. В какую сумму ремонт обойдётся, я тут же с вами рассчитаюсь. Простите меня, пожалуйста, я не нарочно…
Пострадавшие жильцы, так и не проронив ни слова, вышли, видимо решили, что достаточно сказала Гвоздиха. А та уходить не торопилась. Посмотрев на худосочного, небольшого роста Бориса Ивановича, больше похожего на подростка, чем на взрослого мужика, она неожиданно прониклась к нему жалостью.
- Может, убраться у тебя. Вон, воды-то, сколько, да и ковёр просушить надо бы. Жалко, красивый…
Бухгалтер посмотрел на ковер, потом на Кланю и предложил:
- Возьми его себе, если нравится.
Кланя изумилась.
- Как это взять себе, он же дорогой…
- Дорогой, - подтвердил Борис Иванович, - и всё равно берите.
- Я у тебя сейчас приберусь, - засуетилась Гвоздиха. - Всё уберу, вымою, высушу, как-будто ничего и не было. Сейчас, сейчас… - Она ринулась в ванную и оттуда спросила:
- Где у тебя тазик или ведро? Во что воду собирать?
- В кладовке, - ответил Борис Иванович. - Там и тряпка половая, и щётка, всё там.
Пока Кланя занималась уборкой, скатывала ковёр, собирала воду, мыла пол, стирала пыль со всех поверхностей, бухгалтер взял в руки письмо и долго разглядывал конверт. Давным-давно его отец женился на женщине с ребёнком – девочкой. Девочка выросла и родила сына, который вырос и вспомнил про Бориса Ивановича, назвавшись племянником. После смерти отца и мачехи, бухгалтер со сводной сестрой и с её сыном не общался и не встречался.
Надев брюки и рубашку, он в раздумье подошёл к окну и стал смотреть на улицу. Кланя, закончив уборку и успокоившись окончательно, села на диван передохнуть и стала пристально рассматривать Бориса Ивановича. Долго смотрела на него, потом подошла и тихо попросила:
- Иваныч, выходи за меня…. Я тебя на руках буду носить, пылинки сдувать. Я вкусно готовлю, откормлю тебя, а то, смотри, какой худой и ноги синие, как у цыплёнка-бройлера, умершего собственной смертью.
Её предложение Бориса Ивановича не столько удивило, сколько рассмешило. Он засмеялся лёгким снимающим напряжение смехом. Повернувшись к женщине, он запрокинул голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Она была на две головы выше его, но грустные, зелёные глаза и румяные щёки он всё же рассмотрел. Особенно его внимание привлекли пухлые, сочные губы, которые при случайных редких встречах бухгалтер не замечал. Он любил у женщин именно такие губы, хотя, любил, слишком громко сказано. Вернее сказать, мечтал любить. Ему всегда нравились женщины полные и высокие, с большой грудью и пухлыми губами, но подойти к такой красавице у него не хватало духу. Он хорошо представлял свои возможности, считая себя неконкурентоспособным, к тому же, приходилось считаться далеко не с юным возрастом, поэтому на таких женщин Борис Иванович смотрел издали. Да и вообще, с женщинами у него как-то не складывалось.
- Как вас по имени отчеству? - спросил бухгалтер, улыбаясь, и глядя на Кланю снизу вверх.
- Зачем по отчеству, - как эхо, откликнулась женщина. - Можно просто по имени - Кланя, то есть, Клавдия, а если по отчеству, то Ивановна.
- Клавдия Ивановна, это вы серьёзно?
- Очень серьёзно. Я защищать тебя стану, никому в обиду не дам.
Борис Иванович насторожился.
- Разве меня кто-то обидеть хочет?
- Нет, это так говорится только, когда человек дорогим становится.
Бухгалтер, снова повернулся к окну, за которым виднелась обустроенная детская площадка. Кроме играющих на ней детишек, хорошо виднелась фигура Валеры, который сидел на скамейке возле детской качалки и глазел на его окна.
- Клавдия Ивановна, взгляните в окно, пожалуйста.
- Называй меня на ты, так проще, и по имени, - попросила Кланя, вставая рядом с бухгалтером.
- Хорошо, Клава, посмотри, вон, на того мужчину, что сидит на скамейке. Ты его знаешь?
Кланя долго всматривалась в мужика, а потом заявила:
- Что-то знакомое, но нет, не знаю. В нашем доме он не живёт.
- А второго, который к нему только что подошёл?
- Так это твой племянник. Он раза два подходил к нам с Фисой, когда мы сидели на скамейке, про тебя спрашивал. Когда с работы приходишь, работаешь ли в субботу. Сказал, что живёт в другом городе, вот приехал, а тебя дома застать не может. Я рассказала ему, где ты работаешь, чтобы шёл туда, раз дома застать не может.
- Понятно, Клава, спасибо.
Борис Иванович ещё немного подумал, молча, рассматривая посетителей детской площадки, и, взглянув в зелёные Кланины глаза, тихо сказал:
- Вот что, давай сделаем так, если ты, конечно, не против... Переходи ко мне жить. По хозяйству поможешь, поживёшь со мной рядом, в общем, присмотримся друг к другу, а там увидим, как быть дальше…
- Я не против жить здесь, я согласна, - заторопилась Клава. - Я принимаю твоё предложение, ты не пожалеешь, Иваныч. Жить будешь, как у Христа за пазухой…
Свои вещи Клава перетащила в тот же день, и рьяно принялась за хозяйственные дела. Здоровяк Валера с племянником больше не показывались, возможно, отказались от своего преступного плана. Ещё через месяц, завсегдатаи скамейки у подъезда наблюдали, как двое, не очень молодых людей, взявшись за руки, со счастливыми лицами степенно прогуливались по дорожке. Фиса с доброй улыбкой, провожая их взглядом, сказала своей соседке:
- Рада за них. Хоть в зрелом возрасте обрели счастье. Он жил один, она кое-как, а теперь получился счастливый союз.
Соседка безрадостно вздохнула.
- Кто бы мог подумать, что Борису Ивановичу не хватало именно этого. Если бы я знала, то тоже бы меры приняла…
- Нет уж, поздняк метаться, дорогая моя, раньше надо было думать, - засмеялась Фиса. - Смелость города берёт, а ты оказалась такой же несмелой, как и он.
Они долго смотрели вслед счастливой паре, пока та не скрылась из виду.
автор: Любовь Здорова