— Товарищи моряки, ещё раз предупреждаю, власть в стране поменялась. Военных патрулей в городе больше нет. Если что, рассчитывайте только на себя.
Собрание подходило к концу. Комиссара уже почти никто не слушал.
— Евгений Петрович, — крикнул кто-то из зала, — так кто сегодня у власти, наши или ихнии.
— Генерал Франсиско Моралес Бермудес, тот что был раньше, друг Фиделя Кастро и, соответственно, наш друг, передал власть гражданским. Новый президент, Фернандо Белаунде Терри, занимает прозападную позицию.
— Он что, этот Аморалес, просто так взял и слил революцию? А что народ?
— Народ на выборах проголосовал за господина Терри.
— Да что же такое, из Чили нас выперли, теперь вот и Перуанцы…
После собрания Сашка вместе с другими моряками вышел на кормовую палубу. Кто-то остался в салоне смотреть кино. Моряки, разбившись на кучки выпытывали у бывалых — что там и как в Кальяо. Ещё до собрания, на вахте второго, когда встали на якорь, Альберт переговорил по УКВ с кем-то из знакомых штурманов, выясняя обстановку в порту. Из их разговора Сашка понял, что в городе бардак, ходить надо плотной группой, не отставать, и деньги прятать подальше. С другой стороны, он узнал, что в отличии от прежнего режима, теперь появилась возможность прикупить что-то полезное, так как предприимчивые капиталисты уже понавезли всяких ходовых товаров.
На палубе как-то по-особому пахло берегом, очертания которого виднелись на горизонте. Акватория внешнего рейда была заполнена десятками судов, в том числе нашими рыбаками. С берега лёгкий ветерок приносил тепло, но его не хватало, чтобы почувствовать себя в тропическом Раю из-за холодной воды, приносимой сюда мощным течением. Малиновый солнечный диск уже не грел, зато прилипнув своим краем к горизонту, позволял не щуря глаз любоваться на себя, делая силуэты кораблей абсолютно чёрными в контровом свете. Огромная стая бакланов из нескольких сотен птиц, поднявшись над водой, медленно дефилировала из стороны в сторону, иногда полностью заслоняя собой светило. «Какие уродливые птицы, — подумал Сашка, — птеродактили, ни дать-ни взять. А ведь для перуанцев они, наверное, как для нас журавли — и красивые и родные».
— Уно, дос, трес, — моряки на палубе учили испанский, — маньяна, карамба, мучача.
— Сашка никак не мог запомнить, что там после десяти. Он переспрашивал, но через несколько минут опять не мог вспомнить. Единственное, что врезалось в память — каторсе, и то только потому, что было похоже на касторку.
— Маньяна трабаха, ой амор, — выдал подойдя к нему Славка, многозначительно подняв указательный палец к верху.
— Ну вот ты и разузнал, всё что тебе надо по-испански, — ухмыльнулся Сашка, — Скажи-ка лучше, как будет пятнадцать? А то ведь могут возникнуть недоразумения с мучачами.
— Пятнадцать? А вот так, — он показал два кулака, а потом растопырил пятерню.
— А двадцать один? — рассмеялся Сашка, — штаны снимать придётся.
— Штаны ему придётся снимать по любому, — смеясь вмешался в их разговор Артём, — ты же не будешь, Славик, новые джинсы мерить поверх старых.
— Мне тоже джинсы нужны, — сказал Сашка, — кто из вас завтра со мной в город поедет?
— Я завтра на вахте, — ответил Артём, — а Разин и Славка в город.
— Слава, джинсы будем покупать вместе. Ты будешь меня охранять, а я тебя. Тут я на мостике услышал историю про штаны, Альберт с кем-то болтал по УКВ. На индейском рынке дело было. Выбрал моряк себе джинсы, захотел померить. А там для примерки стоит такой ящик фанерный, чуть ниже головы. Он в него зашёл, снял свои штаны и положил сверху на стенку. Нагнулся, чтобы ногу в джинсы вставить, и вдруг видит, что его штаны фить, и исчезли. А у него и руки и ноги заняты, и ничего поделать он не может. Он даже не успел заметить кто это сделал.
— Облапошили как Буратину. Все деньги, конечно, были в штанах, — догадался Артём.
— Ну а где же, — подтвердил его догадку Сашка, — не в трусах же. Вот так без денег, и без штанов остался. Так что мотай, Слава, на ус. Кстати деньги в Перу тоже почти как в сказке про Буратино — соли называются.
— Артём, одолжишь усы? — улыбнулся безусый Славка.
— Ага, и трусы с карманом, — парировал Артём, поглаживая свои кавказские усища.
— Вас на охрану судна задействовали? — спросил Сашка.
— А на охрану нам не надо. У рефмашинистов своих дел полно. Пусть наука сторожит, Людмила Ивановна, —загоготал Славка.
— Ну что-ж пойду готовиться, — сказал Сашка, — мне через полчаса на охрану заступать, на бак. Буду Людмилу Ивановну охранять от наглых бандитов и похотливых рефмашинистов.
Охране судна уделялось серьёзное внимание. Кроме вахты на мостике, ещё по два человека на носу и корме вели постоянное наблюдение за ситуацией. Ещё на собрании комиссар предупредил экипаж:
— Имеют место многочисленные случаи нападений местных криминальных элементов на суда, с целью хищения всего, что плохо лежит. Аборигены на своих джонках крутятся вокруг наших судов, предлагая алкоголь и сувениры. В любой момент они могут влезть на корабль и стащить, например, швартовый конец, размотав его к себе в джонку. А то и промвооружение, — был случай, когда стащили половину трала.
— Да его пропили, наверняка, — бросил кто-то из моряков.
— Наша задача не допустить проникновение на судно посторонних лиц, используя все имеющиеся у нас средства.
— Это что, нам оружие выдадут из секретного сейфа? — пошутил кто-то.
— Рогатку боцман смастерит, дальнобойную с оптическим прицелом, — продолжали смеяться моряки.
— Наше оружие, это бдительность, — продолжил Комиссар. — Увидел — доложи вахтенному помощнику. А на случай нападения будут подготовлены пожарные гидранты.
…
Утро выдалось свежим. Ветер разогнал приличную волну, и моряки забеспокоились, что увольнение в город не состоится. Но вот вдалеке со стороны берега появилась одна ланча, потом ещё. Наконец, одна из них подошла к борту «Звезды». До берега шли около часа, преодолевая довольно большие волны. Моряки, прячась от холодного ветра и брызг, сгрудились в небольшой полуоткрытой рубке. Хосе, так звали шкипера, невозмутимо, с каменным лицом морского волка, вёл свою ланчу, смело врезаясь в набегающую волну. Всем своим видом он демонстрировал, что это для него обыденное дело. Попытки как-то его разговорить вызывали лишь тень улыбки. Выглядел он как мексиканцы в американских вестернах — лет сорока, смуглый, приземистый, широкий, с короткими ногами и почти без шеи. Правда, в отличии от усатых мексиканцев, Хосе был гладко выбритым. Ближе к берегу волна стихла и все потянулись на корму на свежий воздух. Поражало большое количество допотопных посудин, настолько ржавых, что было сомнительно, выходят они в море или нет. Между ними на бреющем полёте фланировали небольшие эскадрильи бакланов, удивляя — как можно так долго летать не махая крыльями.
Причалили к бетонному пирсу недалеко от маяка с часами. Никакого контроля на выходе из порта не было. Впрочем, это был не порт, а уже центр города с его архитектурными памятниками времён испанского господства, среди которых особо выделялась крепость. Сашкино внимание привлекли небольшие башенки на углах бастионов, как бы прилипшие бочком к стене снаружи. Было удивительно, как они держатся, не имея снизу опоры. Такие же башенки он видел в Гаване.
Два вида пальм, и травяные газоны украшали исторический центр Кальяо. Они выглядели так, как будто их только что полили, или прошёл хороший дождь, хотя Сашка знал, что дождей тут не бывает десятилетиями. «Вот такая утренняя роса тут каждый день, — подумал он, — зачем им дожди, и так всё хорошо растёт».
Пока моряки любовались памятниками архитектуры к ним подкатил автобус с табличкой «Совинко» на боковом стекле. Миловидная, лет тридцати женщина, поздоровалась по-русски и предложила экскурсию в Лиму, с посещением нужных морякам торговых точек, таких как фабрика серебра, индейский рынок и чего-то ещё. При этом, коверкая слова, она всячески давала понять, что другие варианты небезопасны, что их могут обмануть, ограбить, и что недавно в магазине «Волна» был взрыв и пострадал кто-то из русских моряков. Большинство ребят — те, у кого в запасе был весь день, согласились, и сели в автобус.
Лусия, так звали женщину, два года училась в СССР, а затем, после смены власти, вернулась домой. Она тараторила как заводная, стараясь рассказать о всём, что проезжали и притихла лишь, когда автобус, выехав из Кальяо, оказался на довольно длинном участке дороги между столицей и портом. Выглядел этот участок удручающе. Такого убожества Сашка не встречал даже в Африке. Казалось всё, что можно было где-то достать, шло на обустройство хоть какой-то крыши над головой. Сооружения из кусков жести, фанеры, картона, служили домом для огромного числа жителей. Этими строениями были густо покрыты склоны невысоких гор, скорее даже холмов, тянущихся вдоль дороги. Вся эта местность была напрочь лишена какой-либо растительности. Ни деревьев, ни кустов, ни клочка травы, только красно-серая земля вперемешку с камнями.
— Вот вам пример современной псевдо-вычурной латиноамериканской архитектуры в стиле баракко — сострил кто-то из моряков.
Однако, весёлого смеха не последовало. Как-то не получается у наших людей смеяться над чужими бедами. Тем более, что для многих из моряков собственный квартирный вопрос был ещё далеко не решён.
Пока ехали, составили программу осмотра достопримечательностей столицы. Лусия перечисляла интересные места, а моряки одобряли или нет их посещение.
Наконец, показались более-менее приличные дома, часто за высокими сплошными заборами. Дорога стала шире, появились аллеи деревьев. Сашка обратил внимание, что из-за отсутствия дождей всё вокруг покрыто толстым слоем пыли, отчего все краски казались неяркими, пастельными. Проехали какую-то площадь с конным памятником. Затем архитектурный комплекс в испанском стиле, где все здания были выкрашены в синий цвет.
Первой остановкой была Фабрика серебра — ничем не примечательное здание, куда моряки зашли в сопровождении своего гида. Сашка рассчитывал увидеть нечто вроде большого цеха, где десятки ювелиров точат, клепают, шлифуют благородный металл, украшая его драгоценными камнями. На самом деле, это оказался небольшой ювелирный магазинчик, где на прилавках лежали образцы изделий, которые можно было потрогать, примерить и купить. Люся, к ней обращались уже по-свойски, убеждала всех, что серебро на фабрике самое чистое в мире, что оно не темнеет со временем и не нуждается в чистке. Ещё она говорила, что настоящего серебра дешевле чем здесь нигде не купишь. Сашка догадывался, что ребята из компании Совинко, не за просто так возят моряков по определённым торговым точкам, помогая тем сбывать товар. Поговаривали также, что они вели не совсем честную борьбу с появляющимися конкурентами, не давая тем развернуться и переманить наших моряков. Впрочем, их услуги, которые к тому же оплачивались из профсоюзных денег, были весьма кстати, и в какой-то мере ограждали моряков от облапошивания и грабежей. Понимая всё это, Сашка купил жене золотое колечко с ониксом и серебряную цепочку.
— Куда тебе столько, Славик, — спросил он приятеля, покупавшего сразу несколько недорогих серебряных украшений.
— Ты что, Саня, — шепнул тот, — действует безотказно, как автомат Калашникова. Махнул перед носом, и она твоя.
— Опять ты о своём, — вздохнул Сашка, — все мысли только о бабах.
Они вышли из магазина и направились к автобусу.
— Кстати, как тебе перуанки, Славик? — Навстречу попадались молодые женщины.
— А что, есть очень даже прехорошенькие.
— А мне они все кажутся какими-то неказистыми. Талия напрочь отсутствует, шея короткая, ноги тоже. Всё, что нам так нравится у наших, и них нет. И лица какие-то не такие, не симпатичные. Мы, наверное, им тоже уродами кажемся — все на одно лицо.
— Что ты такой придирчивый? — возмутился Славка, — по мне так всё, что надо, у них есть.
— Тебе меня не понять, — опять вздохнул Сашка.
— Это почему?
— А потому, Слава, что не любил ты ни одной женщины, только пользовался. — Заметив, что тот сейчас обидится, он добавил, — зато у тебя всё ещё впереди, и любовь, и семья, и дети.
— Вот именно, я может ещё не нагулялся. А вы, женатики, нам холостякам завидуете.
— Не скрою, бывает, хочется иногда, но…
— Что, но? Что мешает вам замутить с другой, если никто не узнает?
— Совесть, наверное. Как потом будешь смотреть в глаза жене, детям? Делать вид, что ничего не было. Любящая женщина всё равно почувствует, по глазам поймёт, что её предали. А предателей, Славик, никто не любит. А самое главное, самому потом будет противно жить с этой мыслью. Так что всегда задумываешься, переступать эту черту, за которой потеря любимой жены, семьи, уважения к самому себе, или нет.
— Если приглядеться, так все кругом только и делают, что переступают.
— А это уже пусть будет на их совести. Может у них есть веские причины так поступать. Жизнь такая.
— Жизнь играет с нами в прятки, — запел Славка, — муж в моря, жена на бл…и.
— Вот-вот, — улыбнулся Сашка, — ты в море, а по радио привет от Эдиты Пьехи — Как теперь не веселиться, не грустить от разных бед. В нашем доме поселился замечательный сосед…
— Пам-пам, пам-барам-пам, пам-пам… — подхватил Славка залезая в автобус.
Затем моряков отвезли в музей золота. Знаменитый «Ores del Peru» представлял собой приземистое, без архитектурных излишеств, современное двухэтажное здание, у входа в которое красовались старинные пушки. Если учесть, что Сашка никогда в жизни не видел ничего подобного даже по телевизору, то тут было что посмотреть. Впрочем, его несколько разочаровала примитивность многочисленных оригинальных золотых изделий цивилизаций, существовавших до испанского периода. Он рассчитывал увидеть нечто необычное, совершенное в техническом и художественном плане. А тут — фигурная резка ножницами, чеканка, довольно простое литьё. Всё это не будоражило его воображения. «Так и я могу, — думал он, — дайте мне кусок золота, я вам не хуже состряпаю». Зато, наткнувшись на небольшой стендик с железными артефактами, очень древними, как уверяла табличка под ними, где были представлены разные шестерёнки, винтики, шайбочки, Сашка, как человек технический, был поражён —зачем этим древним цивилизациям, не знавшим колеса, нужны были шестерёнки, которые мы привыкли видеть разве что в часовом механизме. «Ну хорошо, — думал он, — железа у них не было в принципе, не научились добывать, тут нужна высокая температура, на костре его не сваришь, даже если случайно кинешь кусок руды, как это было с медью. Получается так: идёт себе человек, гуляет, вдруг бац, нашёл кусочек железного метеорита, и думает, а не смастерить ли мне из него часики? А то всё золото да серебро, а из него часики не получаются. Нет ребята, не ваших рук это дело, — сделал свой вывод Сашка, — тут или инопланетяне, или мы пока ещё совсем не знаем, кто жил на планете до нас. Вот это ваша работа, — он посмотрел на большой кусок золота в виде панели, служивший облицовкой внутренней стены не то храма, не то дворца инков. И эти верёвочки с узелками — он перевёл взгляд на стенд с образцами узелковой письменности одной из древних местных цивилизаций, которые уже видел когда-то в Клубе кинопутешественников, — молодцы, очень изобретательно, но сложно, книжки неудобные получаются. Вы мне объясните — зачем вам винтики с резьбой, шестерёночки, или вот это, — Сашка пытался понять для чего нужна маленькая фигурная железяка, — как из пистолета Макарова, (больше на ум ничего не приходило). А может это всё подстроено? Сыпанули музейщики ржавых винтиков, для привлечения туристов, мол смотрите и удивляйтесь. Официальная наука об этих артефактах как-то помалкивает, по телевизору тоже ничего. Подозрительно».
И тут Сашка вспомнил, почему на ум ему пришёл пистолет: Читая как-то книгу Эрнста Кренкеля, радиста Папанинской экспедиции на дрейфующей станции «Северный полюс 1», он запомнил интересный случай, где Кренкель рассказал, что Папанин любил чистить свой пистолет, делал это часто, и подолгу сидел за этим занятием в одиночестве. Так вот Кренкель, улучив как-то момент, незаметно подбросил в разложенные для чистки детали пистолета какую-то небольшую железяку из своих радистских запасов. Папанин впал в ступор, не понимая откуда при сборке любимого пистолета лишняя деталь, долго ходил хмурый и ни с кем не разговаривал. Наконец товарищи его пожалели и признались в подлоге, а тот пообещал их всех перестрелять.
И всё-таки Сашка увидел настоящие ювелирные изделия. Такие, какими он себе их представлял в пиратских кладах — ожерелья с жемчугами, кольца с драгоценными камнями, браслеты. Правда это были уже испанские штучки, а не артефакты местных умельцев. Ему стало понятно, почему конкистадоры, так безжалостно переплавляли примитивные изделия Инков в золотые слитки.
Очень впечатлило Сашку огромное количество самого разного оружия. Тут было собрано, наверное, всё, чем люди убивали друг друга с самых древних времён до наших дней. От древних ритуальных ножей для жертвоприношений, до снайперской винтовки и пулемёта. Целый зал был посвящён японским самураям и китайским воинам в бамбуковых доспехах. Ещё один зал был плотно заставлен фигурами средневековых рыцарей, закованных в железные латы. Всё это было необычайно интересно для Сашки, не рассчитывавшего увидеть такое в музее золота.
На память о музее Сашка купил в киоске рядом со входом сувенир в виде небольшого ритуального ножа инков. Все покупали, и он купил.
Променад с приятным названием Мирафлорес, куда после музея приехали моряки, поразил своими великолепными видами на океан. Довольно длинный, с несколькими смотровыми площадками, он располагался не на берегу у воды, а на высоком утёсе, откуда всё просматривалось на километры. Прекрасно ухоженный, со множеством экзотических цветущих растений — эдакая витрина города, да, пожалуй, и всей страны. Тихий океан с высоты утёса представал во всей своей красе. Он гнал свои огромные бирюзовые волны на песчаный берег почти пустого пляжа. Сезон купаний уже закончился, но несколько серфингистов катались на своих досках, скользя под гребнями высоких волн.
«Так вот ты какой, Тихий, — с восхищением думал Сашка впервые любуясь с высоты птичьего полёта на то, что привык видеть только с борта корабля.
После променада морякам показали центр столицы. Автобус не останавливаясь покружил по Пласа Майор, главной площади города, где по периметру у нее проезжая часть, а в центре сквер с фонтаном. Вокруг площади располагались все самые важные здания города. Медленно проехали мимо Президентского дворца и Кафедрального собора Лимы. Затем была площадь Сан-Мартин, где находится памятник главному (после Боливара) национальному герою — генералу Хосе де Сан-Мартину, провозгласившему 28 июля 1821 года независимость Перу и возглавившему его первое правительство. У старинного, в колониальном стиле, здания мэрии, жёлтые стены которого украшают деревянные резные балконы, автобус высадил моряков немного погулять. Побродив полтора часа по историческому центру столицы, с его архитектурными памятниками времён испанского господства, моряки поехали назад в Кальяо, заехав по пути на индейский рынок.
Цены на рынке были доступными, нужные товары в наличии. Спортивные костюмы «Адидас», не оригинальные, конечно, но вполне подходящего качества, джинсы под «фирму», штруксы всех цветов, — всем этим моряки затарились как хотели. Сашка прикупил ещё цветастое пончо из шерсти не то ламы, не то альпаки, надеясь, что жене понравится, и несколько мотков ниток из той же шерсти для мамы.
Уже под вечер моряки вернулись в Кальяо. До назначенного времени прихода ланчи было ещё около часа, и все разбрелись по магазинам с целью потратить последние деньги — не везти же их домой. В результате набрали местного спиртного. Сашка тоже прикупил бутылку «Смирновской» с синей этикеткой похожей на оригинальную, хотя было понятно, что за такую низкую цену фирменного качества можно не ожидать.
Постепенно все моряки собрались недалеко от причала и живо обсуждали увиденное в магазинах, показывая друг другу покупки. И тут к ним подошёл мужичок, бомжеватого вида представившийся Васей Удолькиным.
— Я русский, — сказал он, — живу здесь. Играл в футбол за «Киевское Динамо».
— Что-то мы не припомним такого, — ответили ему вполне дружелюбно, — в запасе что ли сидел. А как ты здесь оказался, бедолага, на другом конце земли.
— Да, вот, влюбился, женился, смылся, — плёл что-то Вася, — теперь вот пропадаю, помогите чем можете.
— Ну что, поможем внуку лейтенанта Шмидта — улыбнулся кто-то из моряков, выгребая из кармана оставшуюся мелочь. Другой отдал свою пачку сигарет.
— Удолькин я, Василий, Киевское Динамо, — повторял он снова, не понимая про внука.
— Вася, ты что, про Бендера не читал?
— Я не бандеровец, — насторожился Вася, — они все в Канаду поуезжали, а я вот сюда.
Со стороны площади к пирсу подходила группа моряков с одного из наших судов.
— Смотрите, это вчерашний динамовец, — крикнул один из них, — тот что сумку спер.
Вася, почувствовав опасность, мелькнув пятками, тут же исчез.
— И что, не догнали? — полюбопытствовали наши, когда те подошли.
— Шустрый гад, забежал в какую-то калитку и захлопнул. Открыть мы её не смогли. Он вам тоже про Киевское Динамо заливал?
— Да, но на контрольный противо-шпионский вопрос не ответил.
— Это про Чапаева, что ли?
— Нет, про Остапа Бендера, который, как все знают, был сыном лейтенанта Шмидта. Наверное, всё-таки бандеровец, глазки сразу забегали, когда услышал знакомую фамилию, испугался, что разоблачили. Как у вас всё прошло, никого ещё не грабанули?
— Сегодня всё тихо, а вот вчера… К радисту двое подошли, приставили ножи к животу, а третий подскочил сзади и обчистил карманы. Хорошо, что он уже отоварился, в обеих руках пакеты были. Но самое важное, что вместе с остатками денег у него спёрли связку ключей, а там и от радиорубки, и от каюты. Он за ними побежал, орёт «Ключи отдайте, сволочи!». Ключи, к счастью, они выбросили, а вот кошелёк с деньгами… С соседнего супера буфетчицу грабанули. Та загляделась на витрины, приотстала от группы, и тут же сумочки лишилась. Ревёт белугой, — все деньги пропали. Ребята скинулись, чтобы хоть как-то успокоить… Вы про взрыв в магазине слышали?
— Да, экскурсоводша из Совинко по пути рассказывала. Кажется, Волна, называется.
— Наши заходили туда, так им сказали, что это Совинко и организовало. Подложили пакет у входа, кто-то из моряков хотел поднять, оно и рвануло.
— Конкуренция, сколько наших экипажей тут отовариваются. В промрайоне под сотню кораблей и все сюда заходят.
— А ещё подменка, всякие там поляки, болгары. Кубинцы тоже…
К скучившимся морякам подкатило такси, из него вышли четверо научников со «Звезды». Они ездили в Трухильо смотреть корриду.
— Ну что там, интересно было? — засыпали их вопросами, — забили быка, или он их?
Ребята рассказали, что Трухильо даже и городом-то назвать язык не поворачивается, хоть там почти миллион жителей. Большая деревня. Люди не следят за собой и очень некрасиво одеваются. Ходят все какие-то зачуханные, стрёмные. Ну прямо как в деревне. После корриды осталось мрачное впечатление. Жалость у всех напрочь отсутствует. Кто сильнее, умнее, хитрее, тот и прав. Нельзя расслабляться ни на минуту, иначе тебя сожрут, а зрители ещё и аплодировать будут.
Много ещё интересного узнал Сашка пока ждали ланчу. Кто-то, работавший в подменке, рассказывал, как дожили до того, что на судне из продуктов осталось только 4 флакона уксуса, 2 пачки чая и полмешка сахара, и что пришлось побираться по другим кораблям, где им неизменно отказывали, мол у самих мало, пока те не предложили бутылку спирта. Тут же договорились на половину говяжьей туши и макарон в придачу. А за пачку сигарет доставили всё на погрузчике, перевозившем свинцовые чушки. Ещё он узнал, что в Кальяо неподалёку есть кинотеатр Белависта, где показывают «неприличное» кино, и где в кинозале можно курить.
Наконец, причалила их ланча. Всё тот же Хосе, так же невозмутимо повёз моряков на их корабль. Волшебная калитка в другой мир под названием «отдых рыбака в инпорту» захлопнулась. Впереди их ждала большая рыба, большая работа и бушующее море — противник, не знающий правил в игре.
…
«Не такие уж они уродцы, эти бакланы, — думал Сашка, глядя на взлетающих птиц, вспугнутых отходящей от пирса ланчей. — Мешок под клювом шокирующе большой, наверное, так надо, природа не ошибается. Зато как хороши они на бреющем полёте, скользят над самой водой, глаз невозможно оторвать, всё ждёшь, когда же сила тяжести победит, и птица коснётся воды или начнёт махать крыльями, а она всё скользит над водой вопреки всем мыслимым законам физики. Вот так и мы, моряки, вопреки всем человеческим законам, парим над бездной океана по полгода, вызывая недоумение тех, кто там, на берегу. Сто шестьдесят дней максимальный срок нахождения в море, установленный законом. Интересно, кто это придумал, кто определил меру терпения моряка. Он сам-то бывал по стольку, да не один раз в жизни, а регулярно, до самой пенсии, ну или там до… А этот фиговый листок, которым береговые начальники прикрыли экономическую целесообразность продления рейсов ещё на две недели. Типа, решайте сами, продлять или нет, как будто кто-то на судовом собрании проголосует против. Сто семьдесят пять дней! Потом перелёт домой, обнял-поцеловал жену, приструнил детей, мол слушайтесь маму, и ровно через две недели ты снова на корабле — спарка называется. Романтика!
— Саня, будешь с нами? — пихнул его локтём Володя Ивашкевич. Моряки-добытчики втихаря откупорили бутылку водки, — давай заход обмоем.
— За вас, ребята, за романтиков океана — Сашка осушил стаканчик, которые те позаимствовали у Хосе.
«Да, море не любит слабых, — продолжал размышлять Сашка, — оно само как отдел кадров отберёт тех, кто его достоин. Слабые духом уходят, так и не поняв почему, зачем, эти фанатики по полгода горбатятся на железном корыте. Для них корабль — это корыто, бездушная железяка. А для меня… Так в чём же тут романтика? — Сашка попытался припомнить те моменты, ради которых он готов был променять берег на море. — Бескрайние просторы? Справа, слева, спереди, сзади одно и тоже — тоска! Красота шторма? Так за это два года тебя выворачивало на изнанку, а потом ещё три года поташнивало. Наверное, всё на подсознательном уровне: лётчик не может без неба, шахтёр без спуска под землю, а моряк… «Тот, кто рождён был у моря, тот полюбил навсегда…», может в этом разгадка? Если бы я родился где-нибудь на Донбассе, может меня и тянуло бы в шахту, а так получается, как в песне. Родился пацан у моря, и мечтает стать моряком, потому, что вокруг него моряки, а не лётчики или шахтёры. Не знаю, как там у шахтёров, в чём их романтика, под землю не спускался, а на самолётах летал, первый раз интересно, потом обыденно, потом уже в тягость. А вот море, оно почему-то не в тягость. Оно уже образ жизни со своими радостями и невзгодами. Оно…
Он вдруг вспомнил свои ощущения, когда поднимается первый удачный трал. Вся команда на корме, все ждут, всем хочется поскорее узнать, что там в первом трале. «Смотри, смотри, — кричит кто-то, первым разглядевший какую-то перемену в однотонной поверхности моря за кормой». И вдруг Сашка сам замечает, как на тёмно-оловянной поверхности моря далеко за кормой появляется светлая полоска, затем она окрашивается в бирюзовый цвет, затем белеет, вспенивается и из воды как всплывающая подводная лодка появляется траловый мешок полный рыбы. Туча радостных чаек, непрестанно горланя, выхватывают за головы лёгкую добычу, торчащую из мешка. Радуются моряки, подсчитывая набитые рыбой пояса, умножая получившееся количество на две тонны. Самодовольно ухмыляется капитан, благодаря судьбу и всех своих Богов. Так вот для чего это всё — и детство у моря, и мореходка, и тошнота в первых рейсах, и сто семьдесят пять дней… Счастье рыбака — это удачный улов, это ощущение важности своего труда на благо Родины, это… ну да, конечно, это чувствовать, что тебя ждут и любят там, на берегу.
Ссылка на весь контент:
Предыдущая книга автора: