Пуд снега

4,4K прочитали

  Зуб на зуб не попадал, рука руку не чувствовала, а ноги ... сказать, что замёрзли, это ничего не сказать. Они просто пристыли к валенкам и калошам и заныли сильнее зубной боли. Нельзя было пошевелить пальцами рук, ног. Боль наперегонки с морозом начала терзать маленькое тельце Афони. Если сначала хватало сил бороться с морозом, старался быстро топать ногами, приседать, растирать пальцы рук, то через некоторое время, сил не стало и Афоня свернулся калачиком ,заплакал. Он опять потерял ключ от замка двери своего дома. С обеда пошёл с друзьями на горку кататься и возвращался поздно, когда на небе появилась луна. Голодный шёл домой и мечтал, как навернет чашку похлебки с бабушкиным хлебом и выпьет чай с припрятанным кусочком сахара, а может ещё бабушкино молоко осталось, может не вылакали подруги мамы.

    Он вспомнил , как Прасковья приносила хлеб и молоко, и всегда ругала маму : ,,Хотя я вам чужая и не имею право учить, но я не могу молчать. Что же ты делаешь с малым, что же ты шляешься, как мой кобель в святки. Что же ты дверь наверья держишь для хожего и прохожего. Приходят твои гости, всё пожрут, а малый сидит голодный, ни хлеба у тебя нет, ни молока. Ты даже кур не держишь, не говоря о поросёнке и корове. Хотя что тебе говорить, ты ведь и скотину своими гульками поморишь".

    Афоне хотя и было жалко маму, но боясь, что соседка обозлиться на него и не станет угощать их, то стоял с опущенной головой и не заступался за мать ,, Ну сколько можно мамку ругать, поставь банку молока , положи хлеб душистый, поджаристый, и иди уж домой," -- в сердцах так думал Афоня. 

    Но мечте видать не суждено сбыться, ключ потерял , и большой замок открыть не было никакой возможности, так что ни похлёбки, ни хлебушка, ни молочка Афоне не видать. "Ну а где мама?" Сам себе задавая вопросы, Афоня знал на них ответы. Мама была у своих подруг или у Виталика, а может у Мишки горбатого. ,,Но я подожду, я потерплю, я завтра найду ключ, а сейчас посплю," -- последние слова Афоня говорил еле слышно, ему становилось теплее и теплее, как будто кто-то перенёс его на печку и положил на тёплые кирпичики.  

   Собака рвалась с цепи. Ох уж эти собачьи свадьбы. Но против природы не попрешь. Дед Николай вспомнил себя молодым, как бегал к Прасковье за три км, и как будто себя поставил на место кобеля, с улыбкой на губах освободил собаку от цепи. Дымок рванул от хозяина,что было сил и тут же вернулся, заскулил, и как будто, что-то хотел сказать. Вокруг своей оси сделал несколько оборотов и тут же убежал, то и дело оглядываясь на Николая.

    ,, Я не молодой, моё дело теперь на печке лежать, а не за тобой бегать," -- сказал псу дед. Дымок опять вернулся, и Николай понял, что пёс его о чем-то просит, куда-то зовёт. Ворча, медленными шагами поплелся вслед за скулящей собакой. ,,Афонечка, золотой мой мальчик, что же ты землю греешь ? Что же ты улёгся на снег ? Что же ты к нам не постучался ? Видать, шалавы дома нет, а ты мой золотой, замёрзнуть решил".  

    Дедушка принёс домой Афоню и заорал на Прасковью : ,, А ну слезай с печки, неси жир барсучий и сало свиное ! Самогонку давай ! Да беги к соседке, пусть за фельдшером сгоняет ! Афоню надо спасать !!! "

    Дрожащие от волнения пальцы руки не могли расстегнуть пуговицы , и Николай их вырвал с мясом . Снимая валенки, полные снега , заметил, что на подошве не подшитых валенок дыра, на ножках Афони тоненькие, разные носочки. Раздел мальца до гола, Николай начал его растирать, разминать, дышать в личико и , обнимая худенькое, истощенное тельце, с острыми лопатками и выступавшими ребрами, Николай заплакал.

   То ли Афоне надоела колющая щетина деда, ерзающая по щекам, то ли солёные слезы, смочившие всё лицо, но он открыл глаза и слегка улыбнулся. Он по-прежнему не чувствовал ни ног, ни рук, но чувствовал запах тепла тела деда, его крепкие объятия были для него горячими, сильными и в то же время мягкими, ласковыми.

Афоня прижался к деду и от блаженства закрыл глаза.

    А Николай плакал , перед глазами стояли картины войны. Он был отроком в те страшные годы. Партизаны донимали фашистов , а они мстили жителям. Не успел обуть валенки, как гад вытолкнул Николая с мамой на лютый мороз. Николай стоял босыми ногами на снегу и прощался с белым светом. Страх и холод сковали всё тело в тяжёлые тиски, было больно смотреть, дышать. Не было сил плакать и думать, хотелось одного, убежать и спрятаться от всего этого ужаса. Убежать от смерти. Дед Иван снял с себя зипун и бросил под ноги Николая. Через секунду раздался выстрел и , обнимая мальца, дед сполз к его ногам. 

    Всё смешалось в голове Николая, и крики, и вопли и стрекот автоматной очереди. Партизаны стреляли со всех сторон, жители разбежались по домам, многие попав под перекрестный обстрел, были убиты. Немцы, захваченные врасплох, запаниковали и подняли руки вверх. 

    Вспоминая, как было холодно , а потом больно ногам, когда оттаивали от мороза, когда застывшая кровь пульсировала в сосудах, казалось, что от боли и судорог она разорвёт всё вены и хлынет наружу. Жилы сковали ноги в кандалы, и не было сил, без крика от боли, их разогнуть. Николай вспоминал себя, а сам продолжал жиром растирать ножки Афони.

   ,,То были немцы, то были враги, а это мать ! Что же она бросает своё дите ?! Что же эта кукушка не может накуковаться ?! Что же за сердце у неё ледяное и мозги застывшие ?! Ведь малец не виноват, что он является помехой для неё и её кобелей ! Вот увижу её, пусть лучше меня посадят, но я ей покажу, что такое мороз , и что такое страх !" 

    Прибежал фельдшер, а уж потом ввалилась Прасковья. За метр было слышно её тяжёлое дыхание и стук её сердца. Пот градом стекал из-под шали по всему лицу , слезы застилали глаза. Сделала Анна Афоне укол и постепенно, потихоньку белёсые части тела начали краснеть. Афоня хотел заплакать от боли, от покалывания словно иглой, но видя сквозь прикрытые ресницы , как всё за него переживают, как сквозь слезы пытаются улыбнуться, он тоже улыбнулся, и от умиления, от желания выразить благодарность за такое отношение к себе, готов был всех расцеловать, обнять, сказать "спасибо" . Но язык его не слушался, веки тоже. Афоня обнимая деда засопел и что то забормотал. Дед наклонил ухо и услышал : ,,Спасибо. Мне бы ещё молочка". Сказал еле слышно и захрапел. 

    На дворе светало, но ещё никто не ложился спать. Фельдшер делала и какие- то примочки, растирания. И судя по её настроению, старики поняли, что бояться нечего, всё обошлось. Дед пошёл к Верке и был готов ее растерзать. Дверь была не заперта , Верка в одежде спала беспробудным сном. На столе стояла недопитая бутылка. Какой-то мужик лежал в другой комнате в сапогах и в фуфайке. Дед , недолго думая , схватил за пельки кофточки, Верку потащил на улицу. Вспоминая свой поступок, он удивился той силе, той ловкости и быстроте, с которой он вытолкнул Верку на снег. Она не могла опомнится, но снег, холод быстро её отрезвили. Дед схватил ее за шею и лицом толкал её в сугроб. Она пыталась встать, но крепкие руки деда опять и опять толкали её в снег. 

    Николай держал её долго вниз лицом и , только боясь, что она задохнётся, изредка давал её возможность вдохнуть глоток морозного воздуха. У Верки не было возможности встать, дышать, кричать. Словно рыба, она хватала воздух и не могла его уловить Обессиленная, измученная, замёрзшая она бултыхалась в сугробе. И только от крика деда : ,, Где твой сын ?!!" -- начала вспоминать, что больше суток, сына то она не видела. Верка прошептала : ,,Не ведаю, где его носит". Николай опять и опять толкал её в сугроб, потом, видя, что Верка вот-вот окоченеет, ушёл домой. Верка встала и , несколько раз падая , еле-еле поднялась на порог дома.

Дед тоже еле- еле , как выжатый лимон, доплелся до дома. Прилег к Афоне и , крепко его обнимая, шептал : ,, Мы немцев победили не для того, чтобы в мирное время детишки голодали, замерзали, чтобы их унижали и над ними издевались !!! Пока ещё я жив, то тебя никому в обиду не дам. Сколько Верку не убеждали, не ругали, не умоляли, не понимает по-хорошему ! Поймёт благодаря холоду, морозу. Я ей научу, как родину и сына любить. У меня есть ещё сила,чтобы Афоню защитить. Вот утром только надо участковому позвонить и сыну, он же юрист". 

    А Афоне снился сон. В доме чистота, даже на столе и под столом нет пустых бутылок. Расшитая скатерть на столе , прикрытая белым полотенцем большая краюха хлеба. Баба Паша принесла тёплого молочка, и велела Афони слезать с печи. А мама, с большой кружкой молока и рубухом поджаристого хлеба , приподнесла все сама на печь Афонк со словами : ,, Сыночек, ты только присядь к стеночке, так тебе удобно будет, и ты не поперхнешься, попей молочка, пока оно тёплое. Тебе Зорька привет передала, а Дымок так по тебе соскучился, стоит около дверки скулит". 

   Афоне снилась красивая, ласковая мама, которая его готова была расцеловать. Молоко было настолько вкусным, что выпив одним махом целую кружку, попросил подлить еще маленько. Мама и Афоня были счастливы как никогда. А потом, как будто кто-то постучал в дверь. Мама крикнула : ,,Нам никто не нужен, мы никого не ждём. Я никуда не пойду, и в дом никого не пущу !" Афоня был рад, что мамочка рядом , от счастья быстро спрыгнул с печи и начал обнимать, целовать любимую мамочку. Так и проснулся в обьятиях дедушки Николая. Осознав, что это был всего лишь сон, Афоня заплакал навзрыд.

     Прасковья пошла к Верке, которая не хотела никому открывать дверь. Но после угрозы , что сейчас позовёт деда и тот церемониться не будет с ней , та быстро впустила в дом бабу Пашу. С оцарапанным, красным лицом, с опухшими мешками под глазами Верка выглядела алкоголичкой со стажем.  ,,Дед-то мой, к участковому пошёл . А медсестра по селу подписи свидетелей собирает, что ты парня подвергаешь голоду и холоду, что водишь кого ни попадя, что остаётся он ночами и днями голодный без твоего догляда. А дед -то Егору позвонил, чтобы помог документы правильно оформить, то есть прошение на лишение тебя прав материнства ! А ещё хочет тебя дед посадить за то, что ты малого хотела замозить ! Короче кранты тебе, с какой стороны не посмотри, труба тебе, девка!" 

    Верка испугалась не на шутку, начала оправдываться... Но услышав всю правду про Афоню, как он замерзал, как его ели спасли, поняла, почему дед её искупал в сугробе , и почему ей велел испытать почём пуд мороза. Верка голосила, как никогда, даже схоронив мужа, она так не выла. ,,Хорош выть, давай хату мой, сама себя в порядок приведи, печь истопи, никого не пускай, и никуда не ходи ! А я пойду на разведку, узнаю, что участковый с дедом обсуждают. До вечера, чтобы всё блестело и сверкало, если и не хочешь сидеть на нарах и лишиться звания матери !"  

    Верка забыла про все пьянки-гулянки на свете. Быстро принесла дров, истопила печь, помыла полы и убрала всё следы посиделок. Горбатого вытолкнула в шею. Сама умылась, расчесала свои шикарные чёрные волосы, переоделась в чистое платье. Присела на диван и удивилась тому, что даже не помнит, когда последний раз стирала шторы, белила печку, мыла так чисто полы, когда обнимала сыночка, ведь всегда он был лишним и всегда был лишён всех прав любящего и любимого сына. 

    Верка хотела пойти к деду Николаю, но боялась. Не могла объяснить, чего больше боялась : что выгонит ее, что накричит, что участковый начнёт строщать нравоучениями или же что то другого. Да, именно другого. Верка боялась взгляда Афони, она представляла, как он замерзал, а она тем временем валялась в тепле. Она боялась того маленького доброго сердечка, которое своими гулянками, пьянками оттолкнула , боялась не найти в себе силы и не подобрать правильные слова, боялась клятв, которых могла не исполнить. Верка боялась, но и понимала, что без сына ей не жить,что она сгинет как придорожная трава, Нет сына , значит нет ее. Надо встать и привести сыночка домой. 

     Николай успокоил Афоню, накормил его. Фельдшер сделала укол, еще раз осмотрела мальчугана. Долго Верка топталась на пороге дома, пока ее чуть ли не сбила дверью Анна, тогда она робко прошмыгнула в дверь и с поникшей головой подошла к сыну : ,,Сыночек, пойдём домой, там тебя ждёт совсем другая жизнь. Прости меня и поверь, всё у нас наладится". 

   Афоня от счастья чуть не закричал,, ура", но уловив суровый взгляд стариков, как-то заробел. Он и стариков боялся обидеть, и к маме хотел очень. На помощь пришла Прасковья : "Давай , Верка, бери сыночка на руки, а я понесу молоко и хлеб. А ты дед сходи к участковому и скажи, что Верка узнала, почем пуд снега и мороза. Тепла они с Афоней хотят. Ох как они хотят тепла!!!" 

Наталья Артамонова

    Зуб на зуб не попадал, рука руку не чувствовала, а ноги ... сказать, что замёрзли, это ничего не сказать. Они просто пристыли к валенкам и калошам и заныли сильнее зубной боли.