Найти тему

В Петербурге прошла конференция «Восток внутри России: размышления о (пост) ориентализме»

Оглавление

Снова нужен новый взгляд

За основу актуальной на сегодняшний день темы конференции ее организаторы взяли известную работу Эдварда Вади Саида «Ориентализм. Западные концепции Востока», посвященную истории познания и освоения европейцами культуры Востока. По их мнению, сегодня по этому вопросу как никогда важно иметь свою позицию. И это не академическая «забава», а знак больших перемен в мире, которые мы сегодня переживаем. Определить же эту позицию невозможно без осмысления истории, которая имеет свойство повторяться.

Исламовед и историк профессор Бахтиер Бабаджанов в своем докладе «Нам нужен новый взгляд на Восток» рассказал о «десанте» московских востоковедов в Ташкент в 1983 году и его итогах, основываясь на протоколах и воспоминаниях участников. Он напомнил, что актуальная сегодня фраза «нам нужен новый взгляд на Восток» звучала еще во времена СССР. Ее произнес в 80‑е годы прошлого века востоковед и государственный деятель Евгений Примаков, заявив, что в нашей стране ничего не знают об исламе. Основанием для этого утверждения стал тот факт, что советские спецслужбы, дипломаты и ученые недооценили эту религию как движущую, а иногда даже революционную силу. И не смогли предсказать некоторые ключевые события, произошедшие в то время на Востоке, в том числе исламскую революцию в Иране. Отчеты востоковедов того времени соответствовали оценочным рамкам ЦК, а независимый анализ ситуации как таковой отсутствовал.

Впрочем, принципиально нового взгляда на Восток тогда так и не сформировалось — слишком сильна была инерция идеологических штампов советского востоковедения, которое продолжало делить Восток на «правильный» (то есть социалистический) и «неправильный».

Басмачи или повстанцы?

Доктор исторических наук профессор Сергей Абашин в докладе «Басмачи, советское кино и ориентализм» поднял одну из проблемных тем в изучении и осмыслении новой истории Средней Азии. Он обратил внимание на то, что сегодняшняя терминология в востоковедении не всегда корректна. К примеру, термин «басмачество» еще в советском общественном сознании ассоциировался с негативом — «бандитами».

«При этом басмачество — это многоплановое и многослойное явление с множеством событий, людей и их мотиваций — находилось в сложной динамике и локальной специфике, а также в общем контексте распада Российской империи, — объясняет Сергей Абашин. — Сейчас пришло время заменить понятие «басмачество» более нейтральными словами и выражениями: «повстанцы», «участники сопротивления».

В качестве иллюстрации ученый привел советские фильмы «Белое солнце пустыни», «Седьмая пуля», «Неуловимые мстители», «Красные пески» и другие, которые в 1960 – 1970‑е годы были на пике популярности и сделаны в специфическом формате советского ориентализма.

«Ориентализм — это экзотизация Востока, который описывается как социально и технологически отсталый, религиозно-фанатичный, угнетающий женщин и помещенный в дикую природу, — уточняет Сергей Николаевич. — Обратная сторона ориентализма — превосходство Запада, его социальная и технологическая продвинутость, религиозная индифферентность, свобода женщин и обуздание природы. Советским ориентализмом все перечисленные тезисы «упакованы» в советскую идеологию».

Советский ориентализм критикует колониализм. А восточный человек, принимая идеи равенства и прогресса, остается в роли ведомого младшего брата. Именно эту концепцию, по мнению Абашина, отражает фильм «Белое солнце пустыни».

Ислам из запасника

Особое внимание на конференции уделили роли музеев в восприятии темы Востока в обществе.

Кавказовед профессор Владимир Бобровников в докладе «Воображая ислам, как свой бывший Восток: вещи, изображения, тексты и люди Ахтынского музея (1937 – 2023)» рассказал о краеведческом музее в Республике Дагестан, который продолжил работать и после распада страны. Однако в зависимости от ситуации посвященные Востоку и исламу экспонаты и документы то убирали в запасники, то доставали (впрочем, во многих других музеях подобные вещи и вовсе безжалостно уничтожались). Например, в 1990‑е годы из запасника достали сохранившийся рукописный Коран XIV века, литографию Корана из Тебриза 1860 – 1870‑х гг. В этом же музее есть и альтернативные реликвии — артефакты Гражданской войны, документы с критикой восточного мусульманского прошлого и свидетельствующие о реабилитации ислама. В результате мы видим уникальный образ Востока.

Молотком по артефактам

Один из самых ярких докладов конференции «Археология Востока: колониальное, постколониальное, неоколониальное?» представил археолог, начальник Пенджикентской экспедиции, хранитель коллекции памятников Хорезма, заведующий сектором Средней Азии и Кавказа отдела Востока Государственного Эрмитажа Павел Лурье.

Он обратил внимание на то, что благодаря археологическим работам у нас есть информация об устройстве деревни и города средневековой Средней и Центральной Азии. А вот об Иране, несмотря на многочисленные археологические находки и схожие условия, в которых находятся памятники, таких данных нет.

«Я только что вернулся с раскопок в Иране, где обратил внимание на то, как и чем работают там археологи, — рассказал Павел Борисович. — Если в Средней Азии основные рабочие инструменты археологов — нож и теша, использование которых при раскопках позволяет «чувствовать» стены и полы археологических сооружений, то археологи Ирана, как и западные специалисты, используют мастерок и геологический молоток. Это прежде всего геологический инструмент для скола образцов породы с камня. Зацепить ими пол и стену в условиях сырцовой архитектуры, характерной для этой местности, практически невозможно. В результате иранские археологи получают совсем не тот итог, который видим мы».

Этот парадокс ученый объяснил тем, что археология при помощи раскопок сформировалась в Европе и пришла в Иран в XIX веке — во времена французской монополии на археологическое изучение Персии. Позже французы приступили к раскопкам древнейшего города Сузы. Первое образование археологов, которые этим занимались, было геологическое, и копали они соответствующим варварским образом, вырубая глубокие траншеи и не учитывая того, что археология Ирана, как и Средней Азии, — сырцовая. В результате огромный объем информации был утрачен, восстановить структуру города оказалось невозможно. И, несмотря на то что сегодня в Иране сформирована собственная археологическая школа, традиции работы прежние.

Средне- и центральноазиатская археология развивалась по‑другому. Поэтому сегодня мы имеем такие разные результаты.

На конференции была затронута еще одна очень деликатная тема — принадлежности, хранения и вывоза культурных ценностей, в частности археологических и музейных находок, из одной страны в другую. Во времена раскопок в Сузах французы перевезли во Францию тысячи древних культурных ценностей, которые по сей день хранятся в выставочных залах Лувра. Естественно, это тема для отдельного глобального разговора (и не на одной конференции), к которому придется возвращаться еще не раз.

В итоге участники обсуждения пришли к единому мнению: тема Востока во всех ее проявлениях, как и прежде, заслуживает особого внимания, отсутствие которого может привести к непредсказуемым последствиям во всем мире.